«Тень вампира» (режиссер Элиас Меридж, продюсер Н. Кейдж, 2001) - это англо-американский фильм, представляющий собой постмодернистскую игру с классикой немецкого экспрессионизма, фильмом Ф. Мурнау «Носферату». Он деконструирует экспрессионистские коды путем стилизации немого кино и «реальности» Германии 1920-х гг., а также смещения/перекодировки значимых для «Носферату» смыслов. Сюжет строится вокруг съемок фильма «Носферату»: одержимый идеей кинореальности Ф. Мурнау (Дж. Малкович) приглашает на роль графа Орлока актера Макса Шрека (У. Дефо), который предупреждает, что он - настоящий граф и вампир; по ходу работы Шрек с молчаливого согласия режиссера пьет кровь членов съемочной группы, а за съемки финального эпизода ему обещана актриса, играющая главную героиню - невесту клерка, которую в фильме Ф. Мурнау звали Элен... В контексте доклада этот фильм интересен тем, что наглядно демонстрирует то, каким образом в русле глобальной массовой кинокультуры воплощаются постмодернистские принципы построения текста, и то, какими актуальными для рубежа XX-XXI вв. смыслами подменяются те, что были заложены в интерпретируемом фильме.
Для нарративной структуры «Носферату» Ф. Мурнау были значимы тема деспотизма и мотивы психоанализа. Деспотизм в фантастических или псевдоисторических декорациях появляется в ряде немецких фильмов 1910-1920-х гг: в послевоенной Германии, находящейся в ситуации политических, экономических и социальных катаклизмов, обращение к проблеме авторитарной власти становится актуальным. Психоанализ попадает в кино этого периода благодаря своей набирающей силу популярности в Европе и США: в ряде фильмов «бессознательное» становится объяснительной моделью для странных человеческих поступков, фантазий, снов и трансгрессивной сексуальности.
В фильме Мурнау страх неумолимой, лишающей воли власти воплощается в образе Носферату, которого 3. Кракауэр поместит позже в «галерею тиранов» — диктаторов-садистов, маньяков-убийц и безумцев, созданных немецким кино между 1918 и 1924 гг. Однако по сюжету фильма получается, что смерть и чуму в идиллический немецкий городок приводит не столько клерк Хаттер, отправленный к графу в далекую Трансильванию, сколько два других персонажа: агент по недвижимости Нок и невеста клерка Элен - безумный последователь и идеальная жертва.
Агент Нок выполняет в фильме роль слуги Носферату - именно он отправляет клерка в гости к вампиру. Чувствуя приближение Хозяина, Нок окончательно сходит с ума. Его помещают в больничную камеру, где он со словами «кровь-это жизнь» поедает мух и пауков, а когда граф Орлок поселяется в городе, совершает «вампирическое» убийство и сбегает. Фигура «безумного последователя» далее появляется во всех вариациях сюжета о Дракуле, т.е. становится принадлежностью киноформулы. Однако почти во всех последующих вариациях «деспотическая составляющая», как правило, трансформируется в собственно занимательную, и образ безумного последователя лишается социальных коннотаций. Образ «идеальной жертвы», к которой так безудержно тянет вампира, также становится составляющей формулы. Во всех последующих интерпретациях сюжета эту роль выполняет женский персонаж с амбивалентной сутью, поведение которого определяет тяготение к Носферату/Дракуле наравне со страхом и сопротивлением.
Психоаналитические коннотации в «Носферату» проявляются сквозь отношения между «идеальной жертвой» Элен и Дракулой, носителем потусторонней власти. По сюжету Элен - героиня, которая жить не может без любимого мужа, но согласна на христианское самопожертвование во имя спасения городка (мира) от дьявольского зла и готова добровольно отдать свою кровь вампиру, что, как написано в старинной книге, убьет его. При этом сквозь все эпизоды, в которых приближение Носферату показывается через поведение Элен, просвечивает психоаналитический подтекст: бессознательное влечение к смерти и мазохистская сексуальность героини (например, в одном из них она словно под гипнозом выходит на балкон в ночной рубашке и томно поднимает руки к луне. Титры гласят: «Я должна идти к нему! Он зовет меня!»). Психоаналитическая интерпретация является ключом к невероятно эмоциональному воздействию одного из кадров в финальном эпизоде фильма: Носферату замер в окне огромного темного замка и неотрывно смотрит на окно Элен. На его лице-маске и в его фигуре - гениально сыгранная М. Шреком смесь мольбы, ожидания и смертельного (в буквальном смысле) желания. Далее Элен с не менее сложной смесью эмоций и чувств (безусловно, включая желание спасти родину) отправляет Хаттера из дома, открывает окно и ложится в постель, ожидая проникшего в дом вампира. Сцена, в которой она отдает свою кровь Носферату, автоматически прочитывается зрителем в контексте эротической любовной сцены, «вывернутой наизнанку». Так гипнотически-деспотическая власть оборачивается «ужасной» притягательностью неподконтрольного и инфернального. Оно и выявляет подавленные формы деструктивной сексуальности. Так выглядит мрачное пророчество классики немецкого киноэкспрессионизма.
В фильме «Тень вампира» проблема деспотической власти перекодируется в свете актуальной для конца XX и начала XXI в. проблемы власти фантомной кинореальности над жизнью, а психоаналитические коннотации конкретизируются и иронично обы-грываются. Так, чтобы удовлетворить любопытство зрителя, Макс Шрек щемяще рассказывает, как стал вампиром от неразделенной любви и больше не может размножаться. Он мечтает о знаменитой актрисе Грете, которую Мурнау пригласил на роль Элен. Значимая для формулы фильмов о Носферату Дра-куле амбивалентность женского персонажа заключается здесь в том, что в «реальности» Грета представляет собой манерную даму с двумя собачками, морфинистку и истеричку, а на экране - кроткую и большеглазую Элен. В одном из эпизодов Грета сладострастно мечется по постели в наркотическом опьянении, в то время как вампир Шрек бродит в поисках любви по гостиничному коридору и отбрасывает тень своей когтистой руки на дверь ее номера. Во время съемок постельной сцены со Шреком она держит в руке короткий осиновый кол, напоминающий фаллос...
В отличие от «Носферату» Ф. Мурнау, где тема деспотической власти проявляется только на уровне подтекста, в «Тени вампира» она выведена на сюжетную поверхность и связана с отношениями режиссера Мурнау и актера Шрека. Художник и вампир сопоставляются на протяжении всего фильма. Мурнау приносит «жертву на алтарь искусства» — па-фосная идиома выворачивается наизнанку, и художник приносит на «алтарь искусства» реальные человеческие жертвы (при этом, согласно сюжету, Мурнау-Малковнч снимает массовый, рассчитанный на успех и окупаемость фильм).
Внутри сюжетообразующего сопоставления Мурнау - Шрек оказывается еще одно: Мурнау сопоставляется с фигурой «безумного последователя», агента Нока. На это сопоставление указывает один интертекстуальный кадр из «Тени вампира».
По сюжету «Тени вампира» режиссер Мурнау был морфинистом (так же как и актриса Грета). Морфинизм художника 1920-х гг. - это общее место в изображениях богемной жизни, позволяющее создать узнаваемый облик эпохи. В целом эпизоды с морфинизмом служат задаче зрелищности и занимательности фильма: это красивые кадры галлюцинаций Мурнау. Только в одном из эпизодов фильма к этому мотиву подключена постмодернистская двойная кодировка. Рефлексивный подтекст вскрывается посредством сцены, в которой полубезумный режиссер бредит в гостиничном номере. Эта сцена отсылает к эпизоду с безумным Ноком из «Носферату», в котором он прыгает по камере и ловит мух. Стены камеры Нока испещрены царапинами и каракулями, как и стены гостиничного номера, 8 котором бредит Мурнау. Однако в качестве наглядного развития «деспотической» темы в фильме «Тень вампира» на одной стене криво нарисовано подобие христианских символов (кресты и чаша), на другой - свастика...
Так проблематика власти, актуальная для 1920-х гг., нагружается опытом всего столетия. В итоге фигура художника, готового к жертвам ради искусства, начинает совмещать функцию носителя деспотической власти с функцией безумного последователя. Как сказано в другом постмодернистском тексте, не менее иронично обыгрывающем болезненную для XX в. проблему «художник и тоталитарная власть», «Сталин - ведущий советский художник-авангардист 1930— 1940-х гг. Убежденный супрематист в искусстве и политике. В то же время герой массовой культуры своего времени. Предвосхитил многие стратегии постмодернизма».
С аллюзиями на тоталитарные практики искусства XX в. в «Тени вампира» переплетается не менее актуальная тема парадоксальных отношений реального и фантазматического. В самом начале фильма появляется символическая последовательность кадров: крупный план глаза режиссера, крупный план объектива камеры, направленно» на зрителя, затем через каше вводится черно-белая стилизация эпизода из «Носферату». Элен в палисаднике играет с котиком. За кадром Мурнау крутит ручку камеры и сладким голосом приговаривает: «Сейчас ты всем довольна, правда, Элен?...Ты не знаешь, кто обитает на дне цветочного ящика. Не испытываешь страсти. Не ведаешь мыслей даже о смерти™». После черно-белая бесконфликтная «реальность» окрашивается цветом, Мурнау деловито говорит: «В проявку», - и спрашивает у помощника сакраментальное: «Мы добились пафоса?» Дальше начинается игра в подмену «реального» «фантомным» и наоборот, которая пронизывает весь фильм: например, съемочная группа думает, что Макс Шрек - гениальный актер, работающий по «методу погружения» Станиславского и поэтому не снимающий грим. Несмотря на то, что Шрек плотно загримирован, его реакции эмоционально реалистичны, что контрастирует с тем, как он выглядит во время съемок: здесь он становится напыщенно-театральным. В «Тени вампира» это объясняется тем, что он, во-первых, не знает условностей актерской игры, во-вторых, пафосно изображает себя таким, каким представляет себе устрашающего вампира. При этом его утрированные жесты и выпученные глаза вполне соответствуют стилистике игры средней руки актера немого кино...