Но в то же время такое проникновение творчества в быт не означало растворения искусства в повседневности в западном понимании. Напротив, в восточной эстетике требования к профессионализму художника очень высоки, и искусство строится на соблюдении самых строгих законов, отнюдь не отказываясь от которых оно входит в жизнь.
В восточном искусстве именно искусная сделанность часто и создаёт впечатление самой естественной простоты. Ради художественного канона художник мог отказаться от передачи в искусстве своей индивидуальности, но не от уровня профессионализма художественного выражения. Таким образом, растворение искусства в жизни означает не снижение уровня профессиональных образцов художественной деятельности, а приближение любой деятельности к уровню и значению художественной. Вплетённость эстетического восприятия в общее восприятие жизни, это постоянное присутствие художественно-эстетического момента в общении с миром во многом определяется и объясняется самим характером мышления, выраженного в языке (о чём уже говорилось выше). Наличие иероглифического письма и в то же время двух азбук (двух типов условных знаков) как бы соединяет необходимость активности образного и логического способов восприятия. Да и сам иероглиф, с одной стороны, является сокращённым рисунком, сохраняющим свою первоначальную образность, а с другой стороны — выражает общее, отвлечённое понятие. Такой способ целостного восприятия, обеспечиваемый одновременной деятельностью как левого, “отвечающего” за логическое мышление, так и правого, “ответственного” за эмоционально окрашенное образное представление, полушарий мозга, осуществляется уже на уровне непосредственного использования и восприятия самого языка. Это, в свою очередь, создаёт постоянно подкрепляемую и стимулируемую нейрофизиологическую основу характерных особенностей протекания мыслительного процесса, в котором эмоциональное не отделяется от рационального. Так, например, понятия “чувство” и “мысль”, которые в западных языках выступают не только как разные, но и противоположные (обычное противопоставление чувственного рациональному), в восточных языках объединяются в значении которое можно истолковать как мысль, представление, идея, образ, чувство. И дело здесь не в недостатке средств языка. Иными словами, мысль может существовать в виде непосредственно переживаемой чувственной идеи (типа эстетической идеи И. Канта, формулировки которого были близки по духу к дзэнским). Есть также выражение “почувствовать мысль” у Ф. М. Достоевского в “Бесах” . Таким образом, мысль и чувство нераздельны: чувство осознаётся, мысль переживается — это одно. Подобным же образом сливаются понятия искренности и истины относящиеся к разным типам восприятия. Это означает и определённую программу мировосприятия: нет абстрактной истины, есть истина для данного человека на данный момент в данных обстоятельствах, ибо всё определяется текучей мозаикой непрерывных изменений.
Такой подход объясняет и отсутствие чётко выраженного понимания добра и зла, что обычно удивляет при восприятии произведений восточного искусства, ибо наше восприятие, как правило, настроено на иные, привычные для европейской модели, способы миропонимания. Обращение скорее к чувствам, чем к разуму, характерно и типично для японской модели осмысления мира. И восточное искусство ориентировано на преобладание переживательного аспекта в отношениях с миром. Красота и гармония — это отсутствие противоречий, ненарушение естественного хода и облика событий и явлений, постигнув законы которых следует жить и действовать в соответствии с ними.
Гармония как порядок и уравновешенность частей целого внутренне присуща миру, а поскольку нравственно всё, что согласуется с природой, в которой царят гармония и красота, то добра и зла практически не существует как таковых в отрыве от совершенной природы.
Таким образом, эстетический момент восприятия мира становится ведущим в подходе к нему, и красота оказывается помещённой на вершину иерархии ценностей. Дзэн означает не только совокупность определённых философских установок, но и тип практического отношения ко всему, с чем человек имеет дело, поиск ощущения единства с миром, когда субъект и объект образуют единую систему, функционирующую по единым для неё правилам, определяемыми общими закономерностями бытия. Это выявление места человека в контексте действия всеобщих космических законов не только не умаляло человека перед их лицом, но призывало его быть самим собой, следовать своей природе, ибо дзэн и означал прежде всего искусство “быть самим собой” в мире.
Дзэнское мировоззрение, внося, как утверждал Судзуки, момент непосредственности и красоты в каждый акт взаимодействия с окружающим миром, стимулировало творческие способности, пробуждая творческое отношение к каждому явлению действительности, развивая интуицию, воображение, умение чувствовать природу, что во многом определило характерные особенности японского искусства, наложив на них свой особый отпечаток. В основе всех так называемых дзэнских искусств, в число которых входят поэзия, живопись, актёрское искусство, каллиграфия, боевые искусства, лежат общие философские и психологические принципы, связанные с основными положениями дзэн-буддизма. Все дзэнские искусства связаны единством процесса постижения истины и нахождения особого душевного состояния, достигаемого в ощущении своего единства с миром. Все эти искусства — от изящных до боевых — строятся на использовании особого способа мышления, отражающего показательное для дзэн недоверие к слову, к вербальным формам, которые не могут вместить реальное богатство обозначаемых ими явлений. Как утверждал основатель учения дзэн Бодхидхарма, слово несоизмеримо с истинным смыслом вещей, который оно пытается выразить. Отсюда — недосказанность, туманность, иногда парадоксальность высказываний, что является характерной чертой для Восточной Азии вообще. Для развития особых форм мышления, означающего выход за пределы обычного мышления, привычных форм восприятия мира, в дзэн практикуются особые приёмы, где делается ставка на включение интуиции. Следует сказать, что ещё Аристотель в “Риторике” отмечал благоприятное воздействе лаконичных изречений, загадочных, полных намёков речевых форм. Особый психологический тренинг, применяемый в практике дзэн, оказывается полезным воинам и актёрам, художникам и мастерам чайной церемонии, и суть его состоит в том, чтобы с помощью высшей концентрации всех физических и главным образом духовных сил вывести сознание за его границы — в область безграничного, в сферу космического сознания, когда человек достигает мгновенного постижения истины путём озарения. Этот психотренинг способствует развитию интуиции, которая в дзэн рассматривается как центральный феномен психической жизни. Задачей тренинга является превращение интуиции из временно включающегося фактора в постоянно и активно действующий. В связи с этим в дзэн существует очень своеобразное понимание творческого акта. Считается, что только мгновенность его может адекватно отразить мгновенность озарения.
Поэтому дзэнское искусство лаконично, и в нём имеет такое значение точность и единственность нужного штриха или действия, определяющая предельную условность или обобщённость рисунка или характеристики. Интенсивность внутренней духовной жизни — обязательная черта личности художника, она обеспечивает широту ассоциаций, особую символичность, когда за простотой формы открывается сложная и глубокая мысль. Иными словами, «спонтанность, естественность непроизвольного творческого акта подготовлены и обеспечены высоким уровнем культуры всей предшествующей психической деятельности художника, они имеют глубокое культурное обоснование, возникая отнюдь не на пустом месте». [13] Поскольку главное в искусстве — создать образ в своей душе, то утверждается равенство акта создания и акта восприятия искусства.
Художник и мир — едины. И художник никогда не стремится к субъективному самовыражению в западном смысле. Напротив, он стремится, передавая уникальность самого предмета, к безличности собственного её выражения, к состоянию сознания, свободного от субъективных оценок. Только в этом случае восприятие окружающего не искажается в субъективно желаемом направлении, и потому мир предстаёт в его истинной сущности. В отношении материала художник также не стремится к тому, чтобы своей волей преобразовать, изменить его исходные свойства. Напротив, он стремится сохранить его особенности, стараясь выявить присущую тому природную красоту. Действительно, восточная культура не столько трансформирует и подавляет природу, сколько следует ей. Поэтому и художник имеет своей целью не выявить себя, не дать своё видение, а увидеть истинное, внутренне исконное и сущностное в явлении и представить его как оно есть.
Сейчас Восток отрывается от своих первоистоков, «американизируется», пытается жить по западным образцам и на Востоке начинается такое же оболванивание массовой культурой, которое характерно для западного общества, что, соответственно, порождает и проблемы западного общества.
Отсюда можно сделать вывод, что новое в культуре не всегда на пользу. Иногда лучше придерживаться своих традиций и не гнаться за чужими образцами.
2.3 Взгляды культурологов на гармонию в творчестве
Видный французский культуролог Мишель Монтень (1533-1592) первым из гуманистов начал говорить о несовершенстве человеческого разума, видя доказательство этого тезиса в несовершенстве того мира, который создан творческими усилиями людей. «Не смешно ли, — писал Монтень, — что это ничтожное и жалкое создание, которое не в силах даже управлять собой и предоставлено ударам всех случайностей, объявляет себя владыкой и властелином Вселенной, малейшей частицы которой оно не в состоянии познать, а не то чтобы повелевать ею».[14]