Все это заставляет задуматься над некоторыми вопросами истолкования русской культуры. Приведенные выше и многие другие исследовательские позиции по отношению к проблеме Возрождения видят специфику российского духовного развития в том, что, проходя в принципе одинаковые с Европой стадии, русская культура прошла все же не все из них, делала это в иных темпах и ритмах, в иных условиях, а потому и с разнящимися от Западной Европы содержанием и наполнением этих стадий, но все же стадий однотипных и проходимых примерно в одинаковой последовательности. По отношению к России такие этапы как бы изначально заданы европейской моделью. Потому обязательно должна быть «ренессансная стадия», пусть русская культура ее и миновала. Потому же оказывается, что в непростой композиции нашей истории место за Ренессансом как бы забронировано, хотя и оказалось незанятым, поскольку Ренессанс «не пришел». Только в таком контексте возможно само понятие о «несостоявшемся», а потому и «растекшемся», «скрытом» Возрождении. Отсюда же парадоксы Предвозрождения без Возрождения, элементов и черт Ренессанса без самого Ренессанса, ренессансных культурных функций, выполненных в России барокко.
Получается, что расписание составлено по европейскому образцу, но идут не те составы и вовсе не по тому графику. Грузы, хоть и не запланированные, однако перевозятся, но с опозданием и не в той последовательности. В этом же состоит и суть ренессансного вопроса. Или запланированный всемирной историей Ренессанс в России не состоялся по причинам наших спонтанных отклонений от эталонных параметров развития, или он «не предусматривался», и Россия не знала Возрождения по каким-то глубинным внутренним причинам, по неотъемлемости собственных исторических особенностей.
Пришло время еще раз, заново, во всеоружии современных исторических, философских, культурологических и типологических представлений обдумать иные возможности истолкования истории русской культуры, чем просто осмысление ее сквозь призму категорий, выработанных на европейском материале. Такие традиции в отечественной историографии и теории культуры давно имеются.
Суть проблемы не в противопоставлении России и Европы (Запада), а в других подходах. Один из них – метод историко-типологических сопоставлений русской и западной истории, выявляющий специфику их обеих по отношению друг к другу. Исследовательница О. Державина отмечает, что историю русской литературы лучше строить «вне зависимости от стилей, характерных для развития западноевропейской литературы и искусства, а проследив сперва ее собственное, последовательное и оригинальное развитие, так сказать «изнутри», лишь потом соотнести ее особенности с явлениями и стилями других народов, указывая как общие, так и индивидуальные особенности, для того чтобы в итоге найти подлинное место великой русской литературы среди литератур мира». Именно среди литератур (культур) мира, а не только в сопоставлении с Европой (Западом). В этом, может быть, – важнейшая сторона указанного подхода. При такого рода понимании проблемы не только русская культура, но и культуры европейских народов должны быть заново осмыслены в огромном пространстве мировой культуры. Тогда только по-настоящему будут поняты общие и индивидуальные черты отечественного духовного культурного развития.
Пока же европейская модель в любом варианте – сильном или ослабленном – служит основой для логики исторического рассмотрения русской культуры. До тех пор, пока проблему заимствований, влияний и контактов не будут четко отличать от интерпретации действия формировавшихся (хотя видоизменявшихся) механизмов отечественного развития, до тех пор вопрос о наличии или отсутствии российского Ренессанса в различных его модификациях будет актуальным для нашей историографии.
Россия оказалась очень важна как страна с великой культурной традицией, но не имевшая остро переживаемой и осознаваемой связи ни с одной из древних цивилизаций.
Интересной особенностью историографии российского Ренессанса, как уже отмечалось, является то, что она слагается из ряда взаимоисключающих концепций, авторы которых вступают в полемику друг с другом и в дискуссию не только с отрицателями Ренессанса или Предвозрождения в России но и с теми, которые подвергают их критике с позиций полного или частичного признания Возрождения, но при этом иного хронологического или содержательного его истолкования.
Если сама постановка вопроса о Ренессансе в ряде восточных стран является искусственной, то у исследователей российской истории этот вопрос не надуман и в высшей степени насущен. Свидетельство тому все большее и большее введение в историю русской культуры понятия «Ренессанс» кик его существенной координаты.
Нельзя сказать, что историографически это так уж неожиданно. Историки разных сфер культуры уже с начала XX в., если не ранее, начали примерять это понятие к материалу отечественной культуры. Но делали они это по большей части без далеко идущих целей и намерений. Ренессанс был для них роскошным термином, синонимом расцветных явлений, метафорой культурных достижений и духовных взлетов, престижной аналогией, выражавшей не худшее, чем у Европы, качество духовного развития России. При этом акцентировались византийские и итальянские влияния на фоне в значительной мере общего фонда духовных и культурно-эстетических традиций.
Сейчас Ренессанс стал концепцией, точнее, семейством концепций, руководящей идеей многих обобщающих интерпретаций российской культурной истории от конца XIV до первой половины XIX в. и даже далее.
Никтоиз авторов, конечно, не утверждает, что Возрождение имело в России именно эти временные пределы. Ничего подобного 800-летнему китайскому Возрождениюили 500-летнему персо-таджикскому Ренессансу в российской историини один исследователь не нашел. Речь идет о разных концепциях одного и того же русского Ренессанса, которые применительно к отечественной истории, если их сложить, имеют 500-летний общий стаж.
Хронология масштабна, но и Россия велика. Поэтому какой-то одной целостной концепции Возрождения для нее оказалось недостаточно. Здесь самое время по-иному, чем раньше, взглянуть на тему «Ренессанс в России» и сказать об особых странностях, даже парадоксах историографии вопроса.
Если в отдельно взятых восточных странах Ренессанс трактуется как эпоха, некое общее направление, то в России это не так. У нас несколько по реальному историческому содержанию разных ренессансов. Но даже внутри одной концепции содержится ряд трудносовместимых и уж, конечно, непривычных положений: Возрождение без собственной античности (да и чужой тоже); Пред-возрождение без Возрождения; Возрождение, которое «не произошло», тем не менее «как-то» было, было «скрытым»; функциинесостоявшегося, но обязательного Ренессанса выполнила другая эпоха и другая типологически культурная система—барокко в XVII в.; наконец, в России не было настоящего Возрождения, но были его элементы, черты в XVI в.
Итальянские гуманисты (столь часто привлекаемые для примеров) прежде всего пытались автономизировать сферу светской культуры и реальной жизни и не занимались ни реформацией религии, ни обрядотворчеством. Их социальные идеи вовсе не противостояли основам общества и государств, в которых они жили, а были направлены на совершенствование социальной жизни через облагораживание людей, усовершенствование личности посредством собственной социально полезной деятельности и самовозделывания античной классикой. У гуманистов совершенно иная система идей и ценностей, чем у русских мыслителей и писателей XVI в., они по-разному прочитывают христианскую традицию, во многих источниках общую для них, но к этому времени обладают и совершенно разными традициями прочтения даже общей части их культурных фондов. Не спасут подобного рода прямые ассоциации с северными гуманистами, с их большим, чем у итальянских, реформационным запалом и вниманием к переустройству окружающих институтов. Все они в отличие от российских писателей прошли греко-римскую классическую школу и видели цели и способы переустройства общества, церкви, культуры на совершенно иных путях, чем современные им европейские, а тем более русские реформаторы. При этом крупнейшие из них не приняли Реформацию (Эразм, Мор, Рейхлин), оставшись католиками, как раз по причинам, которые и позволяют считать их гуманистами. Реформация Лютера, по их мнению, исказила, примитивизировала, вульгаризировала те индивидуальные пути духовного самоусовершенствования, которые вели к истинной переделке мира и «обожению» людей в соответствии с высшими духовными прообразами.
Иными словами, подобные туманно обобщенные прямые аналогии, не основанные на понимании меры и статуса общего и различного у русских мыслителей-радикалов и европейских гуманистов, не строящиеся на внимательном сопоставлении их взглядов, не учитывающие разницу традиций и культурной среды, конечно же, не должны интерпретировать найденные сходства как элементы Возрождения.
Последним шансом для сохранения конструкции могла бы явиться возможность непосредственно ощутить элементы Возрождения, т. е. счесть элементами Ренессанса какие-либо пусть редкие, пусть уникальные произведения. созданные отечественной культурой. Но, никто не способен подвести нас к иконе или фреске, дать нам в руки книгу или рукопись или показать произведение зодчества и сказать примерно следующее: «Вот, пусть единственное, но зато истинно ренессансное отечественное произведение. Оно — элемент Ренессанса в русской культуре». Но в том-то и дело, что элементами Возрождения являются отдельные черты, некиеидеи, разные грани разных образов отдельных произведений, т. е. всегда умозрительные конструкции, не поддающиеся ренессансному опознанию. Поэтому никогда не указывают: «вот ренессансное создание», и почти всегда объясняют: «то и то ренессансно в этом создании, в этом произведении, в этих взглядах».