«ВО ВТОРОМ ДВОРЕ ПОДВАЛ…»
Литературно-артистическое кабаре
«Бродячая собака»
КРАТКАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ ПОЯВЛЕНИЯ «АРТ-КАБАРЕ»
История существования литературно-артистического кабаре «Бродячая собака» насчитывает три года. Однако, еще задолго до открытия «подвала» в Петербурге, в Европе уже в 80-е года XIX века «многие молодые поэты и писатели мечтали о своем клубе, где можно было бы чувствовать себя свободно и совершенно нестесненно».1 Век модерна рождал все новые течения, новые идеи в искусстве, а значит, светские салоны предыдущих эпох были уже неприемлемы. В ряду попыток создания заведения нового типа первым был клуб Эмиля Гудо в Париже. «Сначала он выбрал для этой цели кабачок «La Rive Gauche» («Левый берег») <…> 11 октября 1878 года и состоялось первое заседание клуба поэтов, писателей, художников. <…> Успех был налицо».2 Через 3 года кабачок был переименован в «Les Hirsutes» («Лохмотья»), количество же членов клуба ровнялось уже 1500 человек. Раскол клуба осенью того же года ознаменовал прекращение функционирования клуба.
В том же году, 18 ноября, было открыто кабаре «Chat Noir», во многом ставшее образцом для подобного типа заведений. Сюда, в основном, и перебрались посетители «Левого берега», а кабаре «стало самым знаменитым ночным заведением Парижа. <…> Вскоре ночные артистические кабаре появились и в других городах Европы <…> — в Мюнхене, Берлине».3
В то же время в России была установлена «русская традиционная жизнь» стараниям «любящего, но строгого отца» российского государства Александра III. Несмотря на это, по словам С. Маковского, «случилось неизбежное: Европа конца века, о художестве которой, литературе, поэзии, музыке мы знали до тех пор совсем мало, Европа, предававшаяся всем изысканностям и излишествам воображения и мысли, захватила наших культуртрегеров умственным богатством, дерзновением, всеискушенностью. <…> В особенности обольщал французский (вернее, парижский) «конец века». Все в нем самое совершенное, самое необычное, самое «для немногих», а то и болезненно упадочное завораживало и заражало».4 А после «безвременья» Александра III и в русской культуре предреволюционного времени, а затем и межреволюционного десятилетия, возникла особая необходимость в собраниях, во встречах, где обсуждались бы наиболее важные и волнующие мыслящих людей темы. «Пришло время, когда перестали удовлетворять собеседования и споры в обстановке тесного кружка».5
До Первой русской революции на первом плане стояли собрания, объединенные узкими интересами того или иного аспекта жизни, как то «Мир искусства» или Религиозно-философские собрания (в них и вылились религиозные искания русской интеллигенции), проводившиеся с разрешения самого Победоносцева. «С осени 1905 года большую роль в жизни столичной интеллигенции стали играть «среды» Вячеслава Ивановича Иванова».6 Но эти собрания являлись местом встреч лишь литературной и философской интеллектуальной элиты Петербурга, в то время как молодые поэты, артисты, и другие начинающие деятели искусства доступа туда не имели. Правда, следует оговорится, что именно на «средах» В. Иванова прошло становление как поэтов таких завсегдатаев будущего кабаре «Бродячая собака», как Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам.
Тем не менее, потребности в более демократичных собраниях чувствовалось довольно остро. В письме В.П. Веригиной В.Э. Мейерхольд (еще нешироко известный) в 1906 г. пишет: «Одна из лучших грез та, которая промелькнула на рассвете у нас с Прониным в Херсоне (ездили туда за рублем).
Надо создать Общину Безумцев. Только эта Община создает то, о чем мы грезим».7
Но для Мейерхольда создание такой Общины растянулось на 4 года. Хотя сама идея, доказывая свою актуальность, приходила не только ему. В 1908 году в Москве в доме Перцова, при МХТ, было открыто первое русское кабаре «Летучая мышь», «изгнавшее» из этого здания Интимный театр (в нем участвовал и Б. Пронин, будущий директор «Бродячей собаки»). «Это будет <…> своего рода клуб Художественного театра, недоступного для других. Попасть в члены кружка безумно трудно». Члены-учредители «Летучей мыши» — все главные актеры Художественного театра: О.А. Книппер, В.И. Качалов, И.М. Москвин, В.В. Лужский, Т.С. Бурджалов, Н.Ф. Грибунин, Н.Г. Александров <…> Тесный круг «художественников» расширяли лишь музыканты, художники, литераторы, люди близкие к театру. <…> Таинственность происходящего в закрытом клубе Художественного театра накаляла любопытство околотеатральной публики. <…> Рассказывали, что сам Станиславский там пляшет с Москвиным канкан; говорили, что величественная Книппер там напевает легкомысленную шансонетку, а Немирович-Данченко, никогда не державший дирижерской палочки, управляет маленьким оркестром, под который танцуют польку, либо бурно-пламенную мазурку Алиса Коонен с Качаловым».8 К сожалению, подробно останавливаться на данном явлении культурной жизни у нас нет возможности, поэтому мы рассмотрим лишь наиболее характерные особенности кабаре, которые через 4 года вновь возродятся, но уже в «Бродячей собаке». Итак, вход в кабаре был с переулка, а не с парадной двери дома; вниз вели 10 ступеней. Стены подвала были расписаны художниками К. Сапуновым (его брат, знаменитый художник, будет стоять у истоков «Бродячей собаки») и А. Клодтом. Буфет был без официантов. А каждый приглашенный одевался в шутовской колпак. Программы вечеров не существовало: импровизация являлась здесь конферансье. Все это мы еще увидим в кабаре «Бродячая собака», но в несколько усложненном, развитом виде.
Закат кабаре «Летучая мышь» начался уже в 1910 году, когда оно «Стало выпускать билеты, их называли купеческими — стоили они от 10 до 25 рублей и пока что стыдливо именовались контрамарками».9 Вскоре кабаре заполнилось московской элитой, а деятели театральные все реже появлялись там. «Весной 1912 года газеты впервые сообщают, что с будущего сезона Балиев (создатель и директор «Летучей мыши» — В. Р.) покидает труппу МХТ и устраивает большое кабаре с правом широкого доступа дл публики. <…> Из прибежища артистов «Летучая мышь» превратилась в коммерческое предприятие. <…> История артистического кабаре Художественного театра завершилась».10
Наверное, одним из законов мироздания является такое явление, как параллельное развитие схожих заведений, при котором одно клонится к упадку, а другое развивается, первое гибнет, а второе расцветает. Так и в случае с кабаре: с упадком «Летучей мыши» в 1910 г. зародился «Дом интермедий» Вс. Мейерхольда. Но открылся он «как коммерческое кабаре — со штатом актеров, музыкантов, бутафоров, осветителей, рабочих сцены, рестораном и вешалкой; с системой сеансов (один вел с девяти до полдвенадцатого, другой с полуночи до трех): нечто совсем иное, чем виделось Мейерхольду вначале.<…> «Дом интермедий» ему действительно представлялся художественным клубом, содружеством самых разных людей искусства».11 Таким образом, именно эта неудавшаяся идея и будет воплощена в «Бродячей собаке», что и неудивительно, поскольку туда же перейдут многие участники «Дома интермедий» (правда, без Мейерхольда): М. Кузмин, И. Сац, Н. Сапунов, С. Судейкин. Наиболее известной постановкой в этом кабаре стал «Шарф Коломбины» А. Шницлера12 — так ворвалась в культуру серебряного века итальянская комедия дель арте.
ИДЕЯ ОТКРЫТИЯ КАБАРЕ В ПЕТЕРБУРГЕ. ЕГО ОСНОВАНИЕ
С закрытием «Дома интермедий» идея создания Общины Безумцев не только не угасла, но и набирала силу, о чем свидетельствует знаменитый режиссер А. Мгебров, также стоявший у истоков нового кабаре: «Бродячая собака» жила еще в мечтах Бориса (Пронина, создателя и директора кабаре — В. Р.) и в немногих действительных энтузиастах, окружавших его».13 Это место должно было стать принципиально новым заведением, хотя и продолжающим идею своеобразного клуба, «где могли бы творчески сблизиться деятели литературы и искусства».14
Первым в процессе организации нового кабаре встал совершенно логичный и, одновременно, сложный вопрос о помещении для будущего клуба «Общества интимного театра». О решении устроить будущее место встреч богемы в подвале, участники тех событий вспоминают по-разному. Режиссер Н.В. Петров так описал этот этап создания кабаре: «Мы были уверены, что помещаться наш клуб должен обязательно в подвале. И только Борис Пронин был против подвала, утверждая, что не в землю должны мы зарываться, а стремиться ввысь, и поэтому искать нужно мансарду или чердак».15 С.С. Шульц указывает на то, что, помещение для задуманного клуба Пронин искал долго и, наконец, подходящим он определил подвал в доме Дашкова (№ 5 по площади Искусств), где когда-то хранились вина бывшего владельца, и где в настоящее время проживал сам Пронин.16
Не менее важным был вопрос и о названии для будущего клуба «Общества интимного театра». С. Судейкин, один из основателей и художников, расписавших стены кабаре, в своих воспоминаниях особо заострил внимание на появлении названия и первом знакомстве с помещением: «Пронин встретил меня и сейчас же повел в подвал, на Михайловскую, № 5. Чудный, сухой подвал настоящей архитектуры старых городов. Подвал был сводчатый, делился на четыре комнаты и выкрашен был в белый цвет. Он был невелик и мог вместить около двухсот человек.
«Здесь будет наш театр, — сказал Борис. — Тут ты напишешь венок Сапунову, здесь он сидел бы, а тут — Сацу.»17 <…>
Стало тяжело на душе, и мы молча вышли на Невский, направляясь к Гостиному двору. По дороге попался бродяга, продававший лохматого, бесцветного щенка. «Какая прелесть, — сказал Пронин. — Бродячий щенок, нет, будущая «бродячая собака». Купи его, это название для нашего подвала». За два серебряных рубля я купил «бродячую собаку».
Название было найдено и даже юридически закреплено за нами».18
Несмотря на такую обстоятельность рассказа С. Судейкина, Н. Петров немного иначе вспоминал о появлении такого оригинального названия: «В один из дней, когда мы в поисках свободного подвала из одной подворотни заглядывали в другую, А.Н. Толстой неожиданно сказал: