Сислей, который во время работы с Ренуаром в лесах Фонтенбло был порывист и полон фантазий и которого Ренуар любил именно за присущее ему неизменно хорошее настроение, видимо, посещал кафе реже других. Врожденная скромность мешала ему проявлять себя в обществе, и в шумной компании его скромность к веселью исчезала.
Совершенно разные и по своему характеру, и по своим концепциям, друзья, встречавшиеся в кафе Гербуа, тем не менее, составляли группу, объединяемую общей ненавистью к официальному искусству и решимостью искать правду, не следую по уже проторенному пути. Но так как чуть ли не каждый искал ее в ином направлении, то совершенно логично было не считать их “школой”, и вместо этого называть “группой Батиньоль”. Это нейтральное название просто подчеркивало их родство, не ограничивая их творческие поиски какой-либо определенной сферой.
Число посетителей этого кафе растет. Конечно оно не доходит до 1000, но их не так уж и мало. Тут Мане и его друзья спорят о живописи, комментируют последние новости. Могла бы возникнуть и существовать эта “банда”, если бы Мане не превратили бы в изгоя? Очень сомнительно. Впрочем, Мане кажется, что в этих дружеских собраниях нет ничего вызывающего. Он нимало не помышляет о мятеже. Его единственная цель - убедить публику, критиков жюри в искренности своих намерений и в серьезности своей работы. Но с точки зрения газет все более чем просто: Мане, тот самый Мане, который спокойно работает в своей мастерской, исподтишка подстрекает всех недовольных. Между тем в кафе Гербуа непрестанно появляются новые лица. Охарактеризованный Золя как наставник грядущего поколения, Мане видит, что войско его сторонников неуклонно растет. Сколько молодых художников домогаются чести быть ему представленными!
Известие о том, что Наполеон III объявил войну Прусии, застало Мане в Сен-Жермене. События развивались стремительно. Ненавистный Мане режим Империи рухнул; 4 сентября 1870 года в Париже была провозглашена республика. Но в это время пруссаки уже вели наступление на столицу Франции. Мане отправил мать и жену в сопровождении Леона Ленхофа на юг, в Олорон-Сант-Мари, а сам остался в городе. Защищать республику было для него столь же естественным, как прежде было естественным находится в оппозиции к Империи. Вместе с Дега Мане записался добровольцем в артиллерию Национальной гвардии. Но военный министр и губернатор Парижа генерал Трошю куда больше опасался революционно настроенных гвардейцев, нежели пруссаков. Силы Национальной гвардии и гарнизона преступно распылялись и подставлялись под удары врага. 28 января 1871 года французское командование
пошло на капитуляцию столицы. 12 февраля 1871 года Мане покинул Париж. Это уже не был прежний Мане с его “Гитарером” или “Уроком музыки”. Он не поддавался никаким влияниям, его индивидуальность четко обозначилась. В нем уже не чувствовалось чужестранного налета – он становился новатором. Это было сразу отмечено, когда в 1872 году в Салоне появился “Бой “Кирседжа” и “Алабамы”. Это море, написанное в такой широкой манере, не имеет ничего общего с условными маринами. Оно вздымается во всем своем угрожающем величии, и усилия людей, затерявшихся в отдалении, кажутся жалкими. Вместе с семьей в первых числах марта Мане перебрался в Аркашон. Там он продолжал писать морские пейзажи: то тревожные и бурные, то тихие, будто утомленные. В Аркашоне Мане узнал о том, что 18 марта в Париже произошла революция, что Центральный комитет Парижской Национальной гвардии стал временным правительством, и что 28 марта была провозглашена Коммуна. Конечно, сам Мане был очень далек от Коммуны, цели которой он попросту не знал. Тем не менее, он приехал в Париж в 20-х числах мая 1871 года и посвятил в том же году две литографии событиям “кровавой недели”: “Гражданская война” и “Расстрел коммунаров”. Лишь к 1872 году Мане оправится от пережитых потрясений. Но, хотя в тот период он написал превосходный, полный смелого артистизма “Портрет Берты Моризо в трауре” и стремительные “Скачки в Булонском лесу”, тем не менее, в Салон отправил более соответствующую тревогам времени картину 1864 года “Бой “Кирседжа” и “Алабамы”. В июле 1872 года Мане обосновался в новой мастерской на улице Санкт-Петербург; в августе ездил в Голландию, где его пленило творчество Франса Хальса. Прерванные войной встречи живописцев - новаторов в кафе Гербуа постепенно возобновились. 1873 год принес Мане впервые за последние 12 лет шумный успех: публика и критика единодушно одобрили картину “За кружкой пива”, изображавшую гравера Белло за столиком в кафе Гербуа. Однако успех был мимолетным. И уже жюри Салона 1874 года отвергает его картину “Бал-маскарад в Опере”, написанную вскоре после разгрома Коммуны, глубоко потрясшего Мане. Кто еще столь негодующе и четко увековечил в живописи “светское” дно версальского Парижа? Зловещая сцена развлекающихся хлыщей в цилиндрах и переряженных кокоток возникает из резких срезов композиции, жестко рассекающей фигуры слева и сверху, из заостренных ритмов и силуэтов, из столкновения темных и светлых, ярко окрашенных и совершенно черных пятен. Кроваво-красный ковер под ногами этой толпы воспринимается многозначительным намеком.
Наконец, жюри Салона 1876 года без рассуждений отвергает обе посланные Мане картины – «Художник» и “Стирка”. Он, однако, показал их 15 апреля - 1 мая вместе со многими другими работами в своей мастерской на улице Санкт-Петербург. Но это принесло ему одни оскорбления. В Салон 1877 года был принят “Портрет баритона Фора в роли Гамлета”, но зато картина “Нана” была отвергнута. А в 1878 году Мане сам отказался от мысли принять участие в Парижской всемирной выставке, и не осуществилось его намерение устроить свой собственный павильон. Казалось, вернулись времена скандалов 1863 - 1870 годов. Однако теперь Мане еще тверже стоял на ногах, еще больше был уверен в себе. Кроме того, количество его защитников увеличивалось. В их число вошли критик Кастаньяри, писатели Гюисман, Филипп Бюрти, поэт и переводчик Стефан Малларме, известный певец Фор и другие. В 1871 году тронулся лед и на художественном рынке. В декабре крупный коллекционер и торговец картинами Поль Дюран-Рюэль, поддерживающий в свое время Коро, Милле и Будена, а затем начавший собирать работы К. Моне и Писсаро, закупил в мастерской Мане сразу 24 картины на сумму в 35 тысяч франков. В 1872 году он показал 11 из них на выставке в Лондоне. За Дюраном-Рюэлем последовали банкир Г. Гехт, Издатель Флобер, Золя Шарпанте и т.д.
Первая половина 70-х годов в творчестве Мане образует вполне своеобразный период, во многом подготовивший в то же время эпоху высшего расцвета его дарования в 1877 - 1882 годах. Этот период условно можно было бы назвать “импрессионистическим”, но именно условно, поскольку смысл его в такой же мере состоял в претворении воздействия импрессионизма, как и в полемике с ним.
2.2. Мане-импрессионист
Связи Мане с формировавшемся уже к концу 60-х годов импрессионистическим направлением были весьма разносторонни. Это было, в первую очередь, прямое влияние идейных и художественных открытий самого Мане на Дега, Ренуара, Клода Моне, Берту Моризо и других видных импрессионистов, но было и обратное их воздействие на его искусство. Как уже говорилось выше, последнее впервые появилось летом 1870 года, когда работая над картиной “Сад”, Мане в сущности первый раз писал на пленэре. Однако это было только началом, к тому же не слишком менявшим уже сложившуюся систему живописи Мане 60-х годов, основанную на выявлении гармонизации больших пятен чистого цвета, одухотворяемых тонкой игрой валеров, теперь изживает себя. Главным художественным достижениями Мане в 1872 - 1875 годах были с одной стороны, “Скачки в Булонском лесу” и “Портрет Б. Моризо в трауре”, ”Бал-маскарад в Опере” и “Художник”, а с другой стороны - “Партия в крокет”, “Аржантейль”, “В лодке” и “Большой канал в Венеции”. Каждая из этих групп художественных произведений характеризует одну из двух ведущих идейных и художественных тенденций в творчестве Мане первой половины 70-х годов. В первой группе картин Мане утрирует так называемую элегантную резкость. В особенности усиливается она в картинах “Бал-маскарад в Опере” и “Художник”, где приобретает совершенно новый для Мане оттенок либо почти злого сарказма, либо напряженного трагизма. В первой из этих работ, Манеприбегает, как я уже говорила, к резкому, почти болезненно воспринимаемому срезу композиции сверху и слева, заострению ритмов и силуэтов, столкновение светлых и темных, ярко окрашенных и совершенно черных пятен. Все это создает ощущение нервозности, на первый взгляд, совершенно нежданной и непрошеной в этом зрелище легкомысленных развлечений светских львов и переряженных кокоток.
Сочетание пестрых маскарадных костюмов дам и утомительных однообразных черных сюртуков, и цилиндров господ придает изображенному обществу характер одновременно суетно-мишурный и глубоко прозаический. Впервые в жизни Мане говорил о современниках как о врагах. Противовесом этим тревожным гротесковым произведениям является вторая группа картин 1873 - 1875 годов. В таких произведениях, как “Партия в крокет” или ‘Женщина на берегу Сены”, пейзаж, пронизанный духом становления и неуловимой изменчивости, впервые обретает у Мане не просто исключительно важное, но главенствующее над человеком значение. Он оказывается точкой отсчета, а человеческие фигуры являют лишь более или менее приступившими компонентами его зыбкой стихии. Забегая вперед, отмечу, что в дальнейшем Мане будет искать способ совмещать как раз эти два принципа: экспрессивную остроту и нежную текучесть, резкость ощущения социальных контрастов и идею вечной красоты мира. Именно эта раздвоенность мировосприятия и сближала тогда Мане с импрессионистами, чья первая независимая выставка состоялась 15 апреля - 15 мая 1874 года в ателье Надара. Летом 1874 года Мане работает вместе с К. Моне в Жанвилье и в Аржантейле на Сене. В результате появились такие прекрасные, омытые солнечным сиянием картины, как выставленные в Салоне 1875 года “Аржантейль” или “Женщина на берегу Сены”, почти точно следовавшие принципам импресионистического слияния предметов со световоздушной средой, раздельного наложения чистых красок на холст. К этим почти классическим “импрессионистическим” работам можно прибавить еще пейзаж “Большой канал” и несколько других картин. Однако я не оговорилась, когда назвала эти работы почти импрессионистическими, не случайно также Мане не участвовал ни в одной выставке импрессионистов.