А гуигнгмы – это изумительные лошади. Они являются разумной частью населения, йэху – подчиненные им человекообразные – являются апогеем всей свифтовской сатиры.
У Свифта в данной части не басенное очеловечивание животных, а попытка пересмотреть человеческие данные, перенося их лучшие качества на совершенно другие объекты, в данном случае на лошадей.
Он отмечает в лошадях качества, каких нет у людей. В этой части даже не сатира, а назидание. Свифт рискует. Он уверяет, что на языке гуигнгмов совсем нет слов, обозначающих ложь и обман и т.д. Сатира здесь глубоко выстрадана Свифтом, она очень серьезна. Он пишет о свойствах лошади и хочет убедить людей брать во многом пример от благородных животных.
Лошадь гуигнгм спрашивает Гулливера, как это случилось, что гуингнгмы его страны предоставили управление йэху, то есть людям, то есть диким животным?!
Сравнивая людей с лошадьми, Свифт возвращается к источнику возмущения – человеческой лжи и фальши.
Лошади не могут понять печальных рассказов Гулливера о своей родине. Лошади не понимают, почему люди бегут со своей родины. Гулливер-Свифт объясняет, что нищета и преступления гонят людей в поисках лучшей жизни. «Одни бегут потому, что разорены бесконечными тяжбами, другие потому, что промотали свое имущество, третьи – благодаря пьянству, разврату, азартной игре» [2;242]. Многие обвиняются в измене, в убийствах, в воровстве, отравлении, грабеже, подлоге, чеканке фальшивой монеты, изнасиловании, дезертирстве и переходе на сторону неприятеля. Они не отваживаются вернуться на родину из страха быть повешенными или сгнить в заточении. Потому и ищут средства существования в чужих краях.
Гулливеру понадобилось много времени, чтобы лошади смогли понять его. Они не могли понять, что побуждает людей к совершению преступлений. Гулливер приложил много усилий, чтобы дать представления о свойственной людям ненасытной жажде власти, о сластолюбии, о злобе и зависти.
Это было особенно трудно, потому что власть, правительство, война, закон, наказание и тысяча подобных понятий не имела соответствующих терминов на языке лошадей-гуигнгмов.
После его (Гулливера) объяснений лошади поднимали глаза к небу: «… Вы являетесь особенной породой животных, наделенных крохотной частицей разума» [2;254].
Свифт объяснял причину войн, совершенно непонятную лошадям. Все явления Свифт видит в неприкрашенном виде, отмечает ложь и маскировку. Гулливер объяснял лошади, что «иногда один государь нападает на другого из страха, как бы тот не напал на него первым, иногда война начинается потому, что неприятель силен, а иногда, наоборот, слишком слаб…» [2;244]. Тогда дерутся до тех пор, пока не разорят совсем противника.
Если какой-нибудь монарх посылает свои войска в страну, население которой бедное, то половину он может самым законным образом истребить, а другую обратить в рабство.
Свифт не минует и государства не способные вести борьбу самостоятельно, отдающихся в наем богатым государствам за определенную плату.
Свифт обрушивается на всякую войну и всякий ненавистный ему закон, на тех, кто больше всего поддерживает социальную неправду: на адвокатов, на судей. С глубочайшим знанием всех уловок, он бьет по их профессиональной лживости, подлости, продажности слова. Он разоблачает суд, всю его систему обмана.
Он рассказывает лошадям, чем его «соотечественники вынуждены добывать себе пропитание: нищенством, грабежом, воровством, мошенничеством, сводничеством, клятвопреступлением, подкупами, подделкой, ложью, игрой, холопством, бахвальством, торговлей избирательскими голосами, звездочетством, отравлением, развратом, ханжеством, клеветой» [2;250]. И добавляет: «Читатель может себе представить, сколько труда мне понадобилось, чтобы растолковать лошади каждое из этих слов» [2;250].
А как объяснить лошади, что такое министр?! Характеристика европейского капиталистического дипломата, деятеля, государственного чиновника исключительна по своей остроте, простоте и правде. Вот небольшая часть: «Он никогда не говорит правды, иначе как с намерением, чтобы ее приняли за ложь, а лжет только в тех случаях, когда хочет выдать свою ложь за правду; люди, о которых он дурно отзывается за глаза, могут быть уверены, что они находятся на пути к почестям; если же он начинает хвалить вас перед другими или в глаза, с того же самого дня вы человек погибший. Наихудшим предзнаменованием для вас бывает обещание министра, особенно, когда оно подтверждается клятвой; после этого каждый благоразумный человек удаляется и оставляет всякую надежду» [2;252].
Свифт глубоко чувствует и глубоко возмущается. Ему кажется, что как бы смешно и ядовито не изображать в произведении позорное явление – в жизни оно ярче. Оно будет кричать и убеждать своей резкостью, своей жизненной правдой. Восприятие непосредственной обнаженной жизни было у Свифта остро, и резко. Он придавал жизненному факту большое значение и большую выразительность. Его натуре подошло бы больше прямое разоблачение, нежели аллегории, скрытые намеки, всякие предисловия.
Свифта поразил факт чудовищной бессмысленностью, например, в целовании ноги лопене оставляет его в покое. По своему остро старается запечатлеть это убожество. Прощаясь с гуингнгмами, с лошадьми, Свифт опять не может удержаться и заставляет Гулливера целовать копыто лошади, причем сопровождает это едким замечанием: «Я собирался пасть на землю, чтобы поцеловать копыто, но гуингнгм оказал мне честь, осторожно подняв его к моим губам. Я предвижу нападки, которым подвергнусь за упоминание этой подробности. Моим клеветникам покажется невероятным, чтоб столь знатная особа снизошла до оказания подобного благоволения такому ничтожному существу, как я» [2;272].
Попытки наметок каких-то положительных программ часто прорываются у Свифта. Он ополчается против того, чтобы девушкам воспитание, отличное от воспитания юношей и т.д. Он приближается к крупным проблемам, например, о классовой структуре общества. Потому что именно оно, классовое разделение общества, является первопричиной пороков и недостатков людей.
«Путешествия Гулливера» заканчиваются сильно и скорбно. Гулливер не хочет возвращаться к людям, к йэху, к европейскому йэху. Он пытается отдаться лучше в руки варварам, дикарям, чем жить среди европейских йэху.
Находясь на корабле, Гулливер намеревается броситься в море и спастись вплавь, лишь бы не жить среди европейских йэху. Он не знает лучше существ, чем лошади, которые могут научить граждан цивилизованной Европы первоосновам чести, справедливости, правдивости, воздержанности, солидности, мужества, целомудрия, дружбы, доброжелательства и верности.
Он не хочет рассказывать государю об открытых им странах. Он прекрасно представляет себе, что делается в таких случаях, т.е. получив сведения о новых странах, государь новую страну превращает в колонию по «божественному праву». «При первой возможности туда посылают корабли; туземцы либо изгоняются, либо истребляются, вожди их подвергаются пыткам, чтоб принудить их выдать свое золото; открыта полная свобода для совершения любого распутства, земли обагряются кровью своих сынов. И эта гнусная шайка мясников, занимающаяся столь благочестивыми делами, образует современную колонию, предназначенную для обращения в христианство и насаждения цивилизации среди дикарей-идолопоклонников» [2;284]. Он делает осторожную оговорку, что не имеет касательства к британской нации, и рассказывает, что весь род йэху, этих «гнусных скотов» произошел от двух англичан, причем ядовито замечает, что, насколько этот факт может быть правдивым, предоставляет судить «знатокам колониальных законов».
В этой заключительной части «Гулливер» Свифт высказал свои заветные мысли о природе человека; существа способного к разумному мышлению. Гуингнгмы и йеху представляют собой, в сущности, две стороны свифтовского представления о «человеческой природе». Первые - возможности, заложенные в «человеческой природе», но подавленные искусственными потребностями, созданными буржуазной цивилизацией. Вторые – олицетворяют собой конечный результат, что несет с собой эта цивилизация. Собственнический инстинкт – основное, что отличает этих похотливых, жадных, человеко-зверей от остальных животных.
Утопический «идеал», рисуемый Свифтом в описании гуингнгмов, безрадостен. Благородные лошади не знают ни войн, ни народного недовольства; овсянка составляет для них предел роскоши, но они не знают ни человеческих чувств, ни любви, ни родительской нежности; самый разум их узок и ригористичен, т.е. не замечают проблем. Аскетический характер этой утопии был навязан Свифту его недоверием к общественным отношениям, оскверняющим все связи между людьми. В этом скрытый смысл гиперболического отвращения Гулливера ко всему, что отдает мерзким запахом йеху, даже к собственной жене и детям. Йеху были живым обвинением буржуазной цивилизации.
Надо сказать, что в «Путешествиях Гулливера» уклад жизни гуигнгмов – совсем не простая пародия. Эта шутка всерьез, как все шутки Свифта. Как сам Свифт замечал, его дело не веселить читателей, а издеваться над ними: но издевался он по-особому. С точки зрения «разума и естества» правильнее всего живут лошади: но смешно лишь тому, кто сам на этой точке зрения не стоит. Под именем гуингнгмов и йеху Свифт не более чем представил людей в двух разных видах, в их высшем совершенстве и низшем падении.
Итак, четвероногие гуингнгмы признаны и переселены в лучезарное будущее.