Хотя Даниил принадлежал к господствовавшему феодальному классу, в своей книге он выступает, прежде всего, как русский патриот, защитник идеи единства Русской земли. Находясь далеко за пределами родины, он никогда не забывает о ней. Вот почему он с полным правом мог заявить в послесловии к своей книге: «ни детей моих духовных, ни всех христиан николи же не забывал есмь».
Большое место в «Хождении» занимают легенды, которые Даниил либо слышал во время своего путешествия, либо вычитал в письменных источниках. Он легко совмещает в своём сознании каноническое писание и апокрифы. Так, Даниил с полной убеждённостью пишет о том, что вне стены церкви Воскресения за алтарём есть «пуп земли», а в 12 саженях от него находилось распятие, где стоит превышающий высоту копья камень с отверстием глубиной в локоть; в это отверстие и был вставлен крест, на котором распяли Христа. Под этим же камнем лежит голова Адама, и, когда Христа распяли, камень треснул и кровь Христа омыла голову Адама, то есть все грехи человеческого рода. Достоверность данного «факта» Даниил торопится подкрепить чисто летописным приёмом: «И есть разселина та на камени том и до днешняго дни». Приведённая Даниилом апокрифическая легенда иллюстрировала христианский догмат искупительной жертвы Христа и была закреплена древнерусской живописью.
Язык «Хождения» простой, ясный, близкий к летописям, а не к церковной литературе XII века. Он предельно лаконичен. Даже палестинский пейзаж в «Хождении» изображается с деловой точки зрения: «грозно и безводно есть то и сухо», «дебрь камена и страшна», «лес велик и част» и та далее.
Но иногда Даниил оставляет деловую манеру описания и создаёт картины большой впечатляющей силы. Таково, например, описание им пасхальной заутрени в церкви Гроба господня в Иерусалиме: «в 6 час дне собираются вси людие пред церковь святого воскресения, бесчисленное множество народа, от всех стран пришелци и тоземци, и от Вавилона, и от Египьта, и от всех конець земли ту ся собирають в тъ день несказанно множество… и велика теснота и толчение люте людем ту бываеть; мнози бо человеци ту задыхаются от тесноты людий бесчисленных; и ти людие вси стоят с свещами не вожжеными и ждут отворения дверий церковных. Внутрь же церкви тогда токмо попове едине суть и ждуть попове и вси людье, дондеже прииде князь с дружиною; и тогда бывает отверзение дверем церковным и входят людие в церковь в тесноте велице и в гнетении и наполняют церковь ту и палати вси полны будут; не могут бо ся вместити вси людие в церковь ту, но ту стоять вне церкви людие мнози зело, около Голгофы и около Краниева места и до туда, идеже кресты налезены, и все то полно будеть людей бещисла много множество. И ти люди вси в церкви и вне церкве иного не глаголют ничто же, но токмо «господи, помилуй!» зовут не ослабно и вопиют сильно, яко тутнати и гремети всему месту тому от вопля людий тех». Не менее ярко передано сцена прихода короля Болдуина с дружиной, когда в сплошной толпе едва удаётся сделать небольшой проход, в которой вместе с королём попадает и сам Даниил. Эти картины так живо нарисованы Даниилом, что и спустя 850 лет они невольно возникают во всех подробностях перед глазами современного читателя.
Даниил был вполне образованным человеком своего времени. Он владел греческим языком, что позволило ему легко общаться с местным населением Палестины. В «Хождении» часто встречаются греческие слова, что придаёт особый лексический колорит всему произведению. Например: «метухия» - подгорье, «пентикостия» - день пятидесятый, «ксилажь» - кустарник и многие другие. Иногда же сам Даниил даёт перевод тем греческим словам, которые он употребляет в качестве имён собственных. Например: «имя месту тому Спудия, иже протолкуется тщание»(поспешность) или: «имя месту тому Каламонии, еже претолкуется доброе обиталище» и так далее.
Таким образом, можно считать, что далёкое путешествие Даниил предпринял, «понужен мыслию своею и нетерпением», желая видеть «святый град Иерусалим и землю обетованную», и «любве ради святых мест сих исписах все, еже видех очима своима». Произведение Даниила написано «верных ради человек», он придавал своему «Хождению» не только познавательное, но и нравственное, воспитательное значение: его читатели – слушатели должны мысленно проделать то же путешествие и получить ту же пользу для души, что и сам путешественник.
Несмотря на то, что произведение написано в начале XII века, остается неясным вопрос, на который ищет уже давно ответ В. В. Данилов: «при каких обстоятельствах состоялось путешествие Даниила: упоминание его многочисленных спутников, нестеснённость его в деньгах и, наконец, те безусловные знаки уважения, которые оказывал Даниилу король Балдуин» [5, с. 83]. Всё это давало основание предположить, что Даниил в той или иной степени являлся представителем Русской земли, прибыл в Палестину с какими-то дипломатическими или церковно-организационными полномочиями, и, во всяком случае, не был рядовым паломником.
Богатое фактическими данными описание Палестины начала XII века давно уже привлекло внимание археологов к «Хождению». Точность, обстоятельность и достоверность в книге русского путешественника превосходят большинство как западных, так и восточных описаний Палестины того времени.
Популярность «Хождения» игумена Даниила в древнерусской письменности была исключительно велика, о чём свидетельствует хотя бы тот факт, что до нас дошло около сотни списков этого произведения.
Переведённое на многие языки «Хождение Даниила прочно вошло в сокровищницу мировой литературы.
ГЛАВА 2
«Хождение в Царьград» Добрыни Ядрейковича как памятник XIII столетия жанра «хождения»
В первые годы XIII столетия появилось «Хождение в Царьград» новгородца Добрыни Ядрейковича (Андрейковича), ставшего позднее новгородским архиепископом.
Сведения о жизни новгородского архиепископа, к сожалению, не дошли до нас. В Новгородской I летописи под 1211 г. сообщается, что Добрыня Ядрейкович в 1200 году поехал в Константинополь привез из Царьграда (Константинополя) христианские святыни, затем был пострижен в монахи в Хутынском монастыре и стал архиепископом новгородским. В 1219 г. его сменил изгнанный прежде архиепископ Митрофан, а Добрыня Ядрейкович становится епископом в Перемышле. В 1225—1228 годах Добрыня Ядрейкович снова архиепископ новгородский. Но вскоре по болезни удаляется в Хутынский монастырь, где и умирает.
Произведение Даниила сравнительно отличается от произведения Добрыни Ядрейковича. В отличие от «Хождения Даниила», написанного в начале XII столетия, книга Добрыни Ядрейковича представляет собой, скорее простой схематический перечень константинопольских «святынь», чем связный рассказ о путешествии. Изложение книги также отличается краткостью и сухостью. Но, несмотря на всё это, «Хождение в Царьград» Добрыни Ядрейковича имеет большое значение для археологии и для истории древнерусской литературы.
Н. К. Гудзий утверждает, что Добрыня Ядрейкович побывал в Константинополе как раз накануне захвата его крестоносцами в 1204 году, то есть до того страшного опустошения, которому подвергли столицу Византии латинские рыцари [4, с. 230]. Поэтому сведения, находящиеся в «Хождении в Царьград» Добрыни Ядрейковича, являются важнейшим источником по топографии Царьграда начала XIII века.
Книга Добрыни Ядрейковича свидетельствует о большом интересе русских средневековых читателей к центру восточного христианства и о постоянных культурных и политических связях древнерусского государства с Византией. Добрыня рассказывает о том, как в Софийском соборе он видел бережно сохраняемое большое золотое блюдо, на котором были преподнесены ценные подарки княгине Ольге от византийского императора и которые Ольга пожертвовала храму после своего крещения. Добрыня отметил также почитание русских святых Бориса и Глеба в Константинополе и записал рассказ о посольстве к русскому князю Роману Галицкому, в результате которого этот князь защитил гравицы Византии от напавших на них половцев. Добрыня не забыл также сообщить о смерти в столице Византии сосланного туда русского князя Бориса Полоцкого и княгини Ксении, жены Брячислава Борисовича.
Из кратких, но точных описаний Добрыни хорошо видно искусство, с которым греческое духовенство умело действовать на религиозное сознание верующих. Так, в Софийском соборе ему показали скрижали Моисеева закона и киот с манной, которую будто бы ели евреи в пустыне после выхода их из Египта. Ему показывали также пилы и свёрла, при помощи которых был сделан крест, на котором распяли Христа. Там же он видел мраморный камень от колодца, возле которого Христос беседовал с самарянкой. В золотых палатах дворца ему показали терновый венец, губку, гвозди, багряницу, копьё, трость и другие предметы страданий Христа. Он даже видел кусок лозы, посаженной Ноем после потопа. Нет необходимости перечислять всё множество «святынь», виденных Добрынею, которые он привез из Царьграда (Константинополя). Но, несомненно, на него, как на верующего, это произвело огромное впечатление. С большим воодушевлением описывает Добрыня торжественное богослужение в соборе. «Когда царь входит в церковь,- пишет Добрыня, - то перед ним несут много ксилолоя, темьяна, кладут на уголя, и вся церковь наполняется благоуханием; в церкви раздаётся такое прекрасное пение, точно ангелы поют на небе, и стоящие перестают различать, где они находятся в церкви, или на небе, или в раю».