«Бригадир» был первой пьесой, которую Фонвизин сочинил после принятого им решения перейти к социально важным темам. Комедия заняла полемическую позицию по отношению к чувствительным комедиям. Вместе с тем «Бригадир» идёт мимо генеральной тематической линии драматического творчества Фонвизина. Пьеса направлена против взяточничества судей, против злоупотреблений в судопроизводстве, против галломании. Фонвизин в своей пьесе использует определенно русские имена для своих персонажей. Мы видим два семейства: Игнатий Андреевич, Акулина Тимофеевна, их сын Иван; Артамон Власьич, вторая жена его Авдотья Потапьевна, и дочь его Софья.
И напротив, комедии Сумарокова, действительно, не могли вполне удовлетворить зрителя. Говорилось будто бы о России, а имена персонажей звучали не по – русски. Комедия «Тресотиниус» (Оронт, Клариса,дочь его; Дорант, любовник ее; Ксаксоксимениус; Брамарбас, офицер самохвал; Ераст, забияка и др.); комедия «Чудовищи» (Бармас; Гидима, жена его; Инфимена,дочь их; Валер, любовник ее; Дюлиж, петиметр и др.); комедия «Пустая ссора»(Оронт; Салмина, жена его; Деламида,дочь их; Фатюй; Кимар и др.). Обстановка и отдельные детали не соответствовали русскому быту. Но когда в 1769 г. Екатерина 2 вслед за Лукиным попыталась зачеркнуть сделанное Сумароковым, в защиту старейшего русского драматурга выступил выдающийся русский просветитель Н.И.Новиков.
В сумароковских комедиях осмеивалось слепое подражание дворян западу, неуважение к родине, их невежество, взяточничество, развращенность нравов, распад семьи, дурное отношение к слугам. В баснях и сатирах Сумароков бичевал неправосудие чиновников, спесь бездельников – дворян, требовал от них служения отечеству, говорил о природном равенстве людей.
Мужик и пьет и ест, родился и умрет,
Господский также сын, хотя и слаще жрет,
И благородие свое нередко славит,
Что целый полк людей на карту он поставит.
Ах, должно ли людьми скотине обладать?
Жизненности выведенных Фонвизиным образов способствует не только то, что говорят действующие лица его комедии, но и то, как говорят. «В «Бригадире» в первый раз услышали на сцене нашей язык натуральный, остроумный», - писал Вяземский. Впервые персонажи театральной пьесы заговорили живым, разговорным языком, но при этом речь каждого из них зазвучала с присущими ему особенностями. В языке Бригадира ощутимы военные термины и обороты; речь Советника соткана из приказных выражений и изречений «от писания»; Иванушка и Советница щеголяют французскими словечками; язык Бригадирши лишен всякой искусственности и насыщен элементами просторечия. Из всех действующих лиц комедии более или менее безличным, книжно – литературным языком изъясняются только Софья и Добролюбов.
В намеренно сгущенных индивидуальных особенностях речи персонажей заключается основной комизм отдельных сцен. Таковы, например, сцены, в которых советник пытается обольстить бригадиршу, а бригадир домогается взаимности советницы.
Уже в первом явлении первого действия советник сластолюбиво поглядывает на бригадиршу, бросая реплику в сторону: «Сокровище, а не женщина! Какие у нее медоточивые уста! Послушать ее только, так раб греха и будешь: нельзя не прельститься». В третьем явлении второго действия, улучив удобную минуту, это «раб греха» начинает при бригадирше вздыхать «о своем окаянстве» и признается в том, что грешит перед нею «оком и помышлением ». На недоуменный вопрос бригадирши, неужели это грешно, если она смотрит на него и обоими глазами, советник – согласно ремарке Фонвизина – «говорит как суевер»,что «око» является для него соблазном и что ему необходимо «исткнуть» его для своего «душевного спасения». Все лицемерие этих слов откровенно обнажается в дальнейшем диалоге советника с бригадиршей:
Бригадирша. Так ты и вправду, мой батюшка, глазок себе выколоть хочешь?
Советник. (говорит как ябедник и суевер). Когда все грешное мое тело заповедям сопротивляется, так, конечно, и руки мои не столь праведны, чтоб они одни взялися исполнять пиcание; да я страшусь теплыя веры твоего сожителя: страшусь, чтоб он, узрев грех мой, не совершил на мне заповеди божией.
Бригадирша. Да какой грех?
Советник. Грех, ему же вси смертнии поработилися. Каждый человек имеет дух и тело. Дух хотя и бодр, да плоть немощна. К тому же несть греха, иже не может бытии очищен покаянием…. (С нежностию) Согрешим и покаемся.
Бригадирша. Как не согрешить, батюшка! Един бог без греха.
Советник. Так, моя матушка. И ты сама теперь исповедуешь, что ты причастна греху сему.
Бригадирша. Я исповедываюся, батюшка, всегда в великий пост на первой. Да скажи мне, пожалуй, что тебе до грехов моих нужды?
Советник. До грехов твоих мне такая же нужда, как и до спасения. Я хочу, чтоб твои грехи и мои были и те же и чтоб не могло ничто разрушити совокупления душ и телес наших.
Бригадирша. А что это, батюшка, совокупление? Я церковного – то языка столько же мало смышлю, как и французского…
Далее выясняется, что единственный язык, который разумеет бригадирша, это язык ее супруга Игнатия Андреевича: «Все слова выговаривает он так чисто, так речисто, как попугай». И, действительно, еще в первом действии комедии, когда советник велеречиво рассуждает о «медоточивых устах» бригадирши, бригадир, глядя на советницу, роняет в сторону одну короткую фразу: «Здешняя хозяйка не моей бабе чета». Так же решительно приступает он к объяснению с советницей:
Бригадир. …Я, матушка, с тобой давно уже поговорить хотел, да проклятый сын мой с безделками своими мешал мне всякий раз… Без него я давно бы тебе сказал мой секрет и взял бы от тебя ответ.
Советница. Какой секрет? Какой ответ?
Бригадир. Я чинов не люблю, а хочу одного из двух: да или нет?
Советница. Да чего вы хотите? Что вы так переменились?
Бригадир. О, ежели бы ты знала, какая теперь во мне тревога, когда смотрю я на твои бодрые очи!
Советница. Что это за тревога?
Бригадир. Тревога, которой я гораздо больше опасаюсь, нежели идучи против целой неприятельской армии. Глаза твои мне страшнее всех пуль, ядер и картечей. Один первый их выстрел прострелил уже навылет мое сердце, и прежде, нежели они меня ухлопают, сдаюся я твоим военнопленным.
Советница. Я, сударь, дискуру твоего вовсе не понимаю и для того, с позволения вашего, я вас оставляю.
Бригадир. Постой, матушка. Я тебе вытолкую все гораздо яснее; представь себе фортецию, которую хочет взять храбрый генерал. Что он тогда в себе чувствует? Точно то теперь и я, как храбрый полководец, а ты – моя фортеция, которая как ни крепка, однако все брешу в нее сделать можно.
Диалог это построен как композиционная параллель к диалогу советника с бригадиршей. Однако между этими двумя диалогами есть существенная разница. Бригадирша с полным простодушием не понимает намеков советника, тогда как советница в ответ на признание бригадира жеманно прикидывается не понимающей его «дискуру». Между тем еще в предыдущем действии она передает Иванушке свое наблюдение, что его отец «смертно влюблен» в нее.
Салонный жаргон включал в себя и обрывки французских фраз, и французские слова с русскими грамматическими окончаниями, и фразеологические кальки, и, наконец, русские слова, произносимые с французским акцентом. В соответствии с этими особенностями салонного жаргона речь советницы и Иванушки не состоит из беспрерывного чередования русских и французских слов и оборотов. Значительные части их диалогов, особенно же в тех случаях, когда в разговоре принимают участие посторонние лица, ведутся на общепонятном русском языке. Но пользуясь выражением лукинского Верхоглядова, Иванушка и советница «орнируют» (украшают) свою речь французскими восклицаниями, короткими французскими фразами и русифицированными французскими словами. При этом, как всякий жаргон, салонный «язык» Иванушки и советницы отличается полной непринужденностью:
Советница. Знаешь ли что, душа моя? Мне кажется, будто твой отец очень ревнует; нам как возможно стараться надобно скрывать любовь нашу.
Иван. Madame, возможно ли скрыть пожар? И такой сильный, car je brule – moi.
Советница. Я боюсь того, чтоб, сведав о нашем пламени, твой отец и дурак муж мой не пришли его тушить.
Иван. Так, vous avez raison; это такие люди, которые не в свои дела вступаться любят.
Советница. А особливо муж мой. Ему ничего нет приятнее, как быть замешану mal a propos в такое дело, которое до него не принадлежит, и чем меньше ему нужды до нашего пламени, тем больше он в том интересоваться будет.
Иван. Le diable m’emporte! Какая бы ему тут была нужда?
Советница. Вот какая: он говорит, жизнь моя, что будто муж и жена составляют одного человека.
Иван. Тем лучше; par consequent, ежели тебе приятно любить меня, так и ему должно то быть приятно, что ты меня любишь.
Советница. Конешно, он сам себе контрадирует.
Иван. Madame, ты не была в Париже, а знаешь все французские слова. (Садятся оба). D’ou vient cela& Avouez (с весёлым видом), не имела ли ты коннесансу с каким–нибудь французом?