Картину всеобщего неблагополучия русской жизни развивает Чехов в рассказах на крестьянскую тему "Мужики" и "В овраге". И в деревне, как и в городе, царят те же неустроенность, дикость и варварство, лишь усугубленные мужичьим невежеством. Эти произведения стали как бы ответом Чехова на те надежды, которые возлагались русскими революционными демократами, а также Толстым, Достоевским, Герценом на особый характер русской деревенской жизни с ее общинным землевладением и стихийным социализмом, с ее патриархальной нравственностью и " богоносностью ".
В 1898 г. появляется так называемая маленькая трилогия — рассказы "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви", в которых даны образы учителя гимназии Беликова, помещиков Николая Ивановича Чимши-Гималайского и Алехина, ограничивших свое существование рамками дозволенного и руководствующихся прописными истинами общепринятых мнений, боящихся свободного слова, свободного дела и держащих в страхе других. В трилогии возникает сквозной образ "футлярного существования", характеризующего жизнь современной России. Выразителен собирательный образ коллег Беликова по гимназии, которые боятся его, добровольного доносчика, даже после его смерти, так как "беликовщина" вошла в их кровь, отравила все их существование.
Духовная деградация человека показана в рассказе "Ионыч". Земский врач Дмитрий Ио-нович Старцев, труженик и интеллигент, постепенно превращается в стяжателя, ежевечерне пересчитывающего купюры, заработанные за день. Чехов развенчивает идею благотворности труда, если это труд неодухотворенный. Выразительны в рассказе и образы обывателей города С. — семьи Туркиных, людей, претендующих на культурность и образованность, но погрязших в обывательской тине ежедневных мелочей.
Новаторской была не только проза Чехова, но и его драматургия. Произведения этого жанра отражают ту же атмосферу всеобщего неблагополучия. Олицетворением всеобщей нескладицы жизни выступает приказчик Епиходов, персонаж комедии "Вишневый сад" (1903). Чехову присуще тонкое понимание драматизма жизни. Зло в пьесах Чехова не персонифицировано, отсутствует его прямой носитель, конкретный источник, уничтожив который можно было бы обрести счастье. Причиной всех несчастий становится сама жизнь, с ее нелепостями и неурядицей. Зло скрывается в самих основах жизни, в самом устройстве ее. Поэтому в пьесах Чехова нет типичных для драм Островского конфликтов, выраженных в столкновении персонажей. Все приглушено, но от этого не менее трагично. Каноны классической драмы в чеховских пьесах нарушены и отсутствием так называемого сквозного действия, ключевого события, которое организует сюжетное единство драмы. Драма строится как художественное целое на основе иного, внутреннего единства. Устраняется и классическая "одногеройность" драмы, т.е. сосредоточение сюжетного действия вокруг главного персонажа. Персонаж в пьесах Чехова раскрывается не в поступках, не в действии, как это свойственно классической драме, а в его переживаниях, в его повседневном поведении. Особое значение приобретает не то, что герои говорят, а то, что они при этом думают; их характеры раскрываются не в слове, а в молчании. Большую нагрузку в пьесах Чехова несет подтекст. Новаторство пьес Чехова не сразу было понято и оценено по достоинству, чем, в частности, объясняется провал премьеры "Чайки" на сцене Александрийского театра в Петербурге в 1896 г. Лишь Московский художественный театр, основанный К.С. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко, сумел постичь тайну чеховской драматургии и донести ее до зрителя.
Все эти принципы были реализованы Чеховым в его комедии "Вишневый сад" (1903). И жанр этой пьесы, и ее конфликт являются отступлением от норм классической драмы. В пьесе нет ни классически положительных, ни классически отрицательных героев, но каждый персонаж дается как бы в двойном освещении: он не лишен авторского сочувствия, но в то же время наделяется комическими чертами. Нарушен в пьесе классический расклад социальных сил. В ней нет столкновения пассивного и безвольного дворянства, уступающего в исторической борьбе буржуазному хищнику, которого, в свою очередь, отрицает революционно настроенная интеллигенция. Конфликт, основанный на противоборстве социальных сил, у Чехова приглушен, потому что драма человеческого существования более глубока, чем элементарное экономическое разорение, да и сам Лопахин, купивший имение, тоже не выглядит абсолютным именинником, так как и он недоволен общим ходом жизни. Драматизм пьесы заключается не в борьбе за вишневый сад, за имение, а в субъективном недовольстве жизнью, свойственном практически каждому персонажу. Драма жизни заключается в разладе самых существенных ее основ. Все в пьесе живут в ожидании неотвратимо надвигающегося конца, рождающем в душах героев ощущение какой-то обреченности и призрачности их существования.
Так изображал Россию Чехов на рубеже столетий. В ней зреют предчувствия грядущих перемен, но духовно люди к ним не готовы и опасаются их.
А.И. КУПРИН (1870—1938)
Александр Иванович Куприн, творивший на рубеже эпох, выступил под флагом реалистического искусства в лучших традициях русской литературы XIX в. Он завораживал правдой и красотой своего чувства и художественного слова.
Куприн — художник и человек — близок душою радостному и светлому лозунгу: "Да здравствует жизнь!" Его современники справедливо заметили, что он чужд суровому толстовству, мрачности психологических бездн Достоевского, вересаевской задумчивости, андреевскому пристрастию к неразрешимым вопросам и горьковской революционности. Он любит жизнь больше смысла ее. Этот художник "со слезами восторга" ("с детским восторгом", "замирая и холодея от восторга", "с приятными слезами на глазах" — повторяет он из произведения в произведение) пропел гимн жизни — любви, природе, поэзии, ценности человеческой личности, движению, поиску, естественному человеку, не оскверненному цивилизацией.
Герой Куприна вошел в русскую литературу как правдолюбец, романтик, сильный своей одухотворенностью, тайной творческой жизни, чистотой нравственного чувства. Он привлекает к себе не только преклонением перед красотой мира и бесконечной благодарностью сердца за существование в Божьем мире, но и бунтом против пошлости, грубости, рутины, бесчеловечности.
Повесть "Поединок", завершенная Куприным в 1905 г., — попытка художественного осмысления проблемы России и "истории души человеческой", которая, по словам М.Ю. Лермонтова, "едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа".
Художественный конфликт повести строится на отношениях главного героя, подпоручика Юрия Ромашова, с одной стороны, с офицерской Iсредой, с другой — с Шурочкой Николаевой, полковой дамой, разбудившей в нем сильное юношеское чувство. Название повести — ключ к пониманию того драматического узла, который развязать смогла только гибель героя.
Ромашов любил ходить на вокзал. Он любовался на новенькие, блестящие вагоны курьерского поезда, увозившего пассажиров в "недоступный, изысканный, великолепный мир, где жизнь — вечный праздник и торжество". И тем самым уходил от грубой армейской повседневности, пошлой любовной связи с замужней женщиной, от своего одиночества и затерянности среди чужих, от бедности и стыда. Там, на вокзале, в его душе закипали "мстительные, фантастические, опьяняющие мечты": завтра засесть за книги, выдержать блистательно экзамен в академию, стать "ученым офицером генерального штаба" и... совершить подвиг.
Снами, грезами, мечтами героев изобилует русская литература, и почти всегда они — "мостик" в другую реальность. "Диалектика души" Ромашова, казалось бы, должна двигать его в этом же направлении, если бы не любовь к Шурочке и бесконечная рефлексия: "я кажусь себе жалким", "точно в горле что-то застряло", "голова робко вошла в плечи". Шурочка — простенькая, уютненькая женщина, вяжущая "филе и гипюрчики", но мечтающая о "большом, настоящем обществе, свете, музыке, поклонении, тонкой лести, умных собеседниках".
За мечтами скрывается самолюбивая, претенциозная и прозаическая натура, отмеченная силой воли и даже бессердечностью, когда речь пойдет о ее личном благополучии и жизни идеализирующего ее Ромашова. Читатель уже готов вынести приговор любовной драме: обыкновенный роман. Но для Куприна не может быть банального там, где есть целомудрие, высокий накал поэтичности, растворенность в любви, как в природе, которую Ромашов воспринимал необычайно остро.
Любовно-психологическая коллизия повести углубляет характер главного героя и делает трагический финал неотвратимым для Ромашова, ибо ликующий мир любви отодвигался, а "серенький, унылый городишко с тяжелой и скучной службой, с ротными школами, с пьянством в собрании, с тоской и одиночеством" наваливался, душил, заставлял плакать ночами: "Гм... а ты позабыл? Отечество? Колыбель? Прах отцов? Алтари? А воинская честь и дисциплина? Кто будет защищать твою родину, если в нее вторгнутся иноземные враги?.. Да, но я умру, и не будет больше ни родины, ни врагов, ни чести. Они живут, пока живет мое сознание. Но исчезни родина, и честь, и мундир, и все великие слова, — мое Я останется неприкосновенным. Стало быть, все-таки мое Я важнее всех этих понятий о долге, о чести, о любви?" И он додумывает поставленную проблему личного и общего, своего Я, своей сверхценности и офицерского долга: все военные должны отвергнуть и военную доблесть, и чинопочитание, и честь мундира и посметь громко сказать "не хочу!". И он вспомнил новобранцев и что "их Я не хотело идти в армию, но через год они все стали длинной, мертвой шеренгой — серые, обезличенные, деревянные — солдаты!".