3.4 Эволюция антропонимикона в романе "Мастер и Маргарита"
Особый интерес вызывает антропонимикон произведения: именам в своих произведениях Булгаков придавал огромное значение, они подчас являются смыслообразующим центром, который дает ключ к пониманию того, или иного образа. "Личное имя человека - это почти необходимое средство видения его и волхования над ним. Достаточно сказать имя, и волнение направлено в круговорот мира… имена выражают природу вещей. Познание имен дает и познание вещей". [47, 112-113] Особенно это актуально для художественной литературы.
Анализ антропонимического пространства романа "Мастер и Маргарита" дает возможность показать, что имя для Булгакова - это ключ к пониманию многих образов произведения, выявлению авторской позиции.
Характер антропонимического пространства исследуемого произведения детерминирован его жанром, идейно-художественным содержанием, пространственно - временной организацией. В этой связи следует говорить об особенностях имятворческой деятельности автора в разных по сюжетике и жанру главах романа (московских, евангельских, демонических).
Ономастическое пространство "московского" мира задано в традициях отечественного именословия (личное имя, отчество и фамилия). Автором используются все возможные варианты комбинаторики назывных знаков в рамках известной антропонимической формулы. Выбор формы зависит от отношения к именуемому автора или другого персонажа, коммуникативной ситуацией, возрастными и социальными критериями именования. Употребление традиционных формул способствует реалистическому, типическому изображению литературных героев. [4, 20-21] Элементы антропонимической формулы с разной степенью частотности используются в антропонимиконе московского мира. Наиболее частотны фамилии - 52%: Драгунский, Желдыбин, Карский. Словообразовательные особенности фамилий персонажей соответствуют регулярным моделям именования:
простые фамилии, не имеющие в своем составе антропонимических формантов (Могарыч, Босой)
фамилии, имеющие в своем составе антропонимические форманты (Карпов, Денискин, Петраков, Володин)
фамилии - композиты (Беломут, Лиходеев, Богохульский)
использование двойных имен (Семейкина - Галл, Петраков - Суховей)
Фамилии и личные имена в "реальном" повествовании концентрируются с разной степенью частотности: фамилии, в отличие от 15% поименованных личным именем героев, составляют 43%. Подобное соотношение, вероятно, связано с тем, что фамилия в русском ономастиконе является весьма актуальной знаковой репрезентацией человека.
Узусное употребление фамилий является одной из предпосылок реалистичности и художественной достоверности создаваемых писателем образов.
В "московском" антропонимиконе зафиксированы фамилии, образованные вне традиций русского именослова: Ариман, Берлиоз, Буздяк, Дунчель, Куфтик, Майгель. Нестандартные для русского языка назывные модели становятся особенно выразительными в художественном тексте. Эффект экспрессивности обусловливается либо внутренней формой, либо экзотическим звучанием онима. Антропонимикон, построенный на основе разрушения нормы русского именослова, отклонения от общепринятого и устойчивого, воссоздает абсурдный, "неправильный" мир, что нацелено на отстранение художественной действительности. [31, 326]
Имена, по сравнению с фамилиями, используются в тексте достаточно редко - 12% и носят зачастую деминутивный (Варенька, Кирюша) или пейоративный (Наташка) характер.
Многословные антропонимические формулы именования Булгаков использует достаточно редко. Возможно, по причине того, что такие именования функционально связаны с официальным этикетом, документально-канцелярским стилем и малой употребительностью в живой разговорной речи. Антропонимические модели "имя + отчество", "имя + фамилия" составляют соответственно 17% (Арчибальд Арчибальдович, Анна Ричардовна, Николай Иванович) и 10% (Николай Канавкин, Тамара Полумесяц), а формула - "имя + отчество + фамилия" - 13% (Тимофей Кондратьевич Квасцов, Аркадий Аполлонович Семплеяров) от общего числа именований, представленных в тексте.
Многочленные антропонимы более полно раскрывают образ носителя имени, делают его ярким и ощутимым, информируя реципиента об отношении автора к именуемому лицу.
Мотивированность онима является одним из центральных аспектов в теории номинации. Таким образом, мотивированность имени собственного в художественном тексте связана с выделением в структуре онима мотивировочного признака и выделением его на основе мотива номинации. Под мотивом номинации в ономастике принято понимать отраженную в антропониме экстралингвистическую причину выбора собственного имени для конкретного литературного героя [31, 10].
Известно, что в антропонимике различают три вида мотивированности - фонетическую, морфологическую, семантическую. Фонетически мотивированность антропонимов проявляется в особом звуковом оформлении онима, благодаря которой имя становится значимым и ярким. В онимах с семантическим типом мотивированности реализуется мотивационный признак, то есть признак, обнаружение которого служит начальным шагом появления того или иного наименования. Морфологическая мотивированность антропонима проявляется в определенной структурной оформленности имени, что связывает антропоним с морфемикой языка.
Антропонимы "московских" страниц романа делятся на имена, характеризующиеся фонетической, морфологической или семантической мотивировкой. Подавляющее большинство поэтонимов, по нашим наблюдениям, мотивировано семантически (62%). Максимальной информационно-экспрессивной и семантической емкостью обладают фамилии. Число сем, участвующих в образовании фамильных знаков, достаточно велико, причем они могут отражать личностные качества именуемого, а могут употребляться и вне связи с ним. В романе превалируют фамильные имена, отражающие в номинации субъективную оценку (39%). Одни онимы этой группы называют какую-то черту характера или характерную примету носителя (Пролежнев, Лиходеев, Богохульский), могут отражать личностные качества именуемого (Сладкий, Глухарев), другие же - семантически расплывчаты, не исключают различные ассоциации и толкования, не связанные с характеристикой носителя имени: Жуколов, Желдыбин, Загривов, Поклевкина. Мотивирующее слово способствует общей эмоциональной оценке имени, которая затем "накладывается" на восприятие образа. Подобные антропонимы не выражают главных идей произведения, но отражают субъективное, как правило, неодобрительное отношение писателя к персонажу.
Особого внимания заслуживают имена главных героев романа, которые не случайно вынесены Булгаковым в название. Они особо значимы, так как являются связующим звеном трех миров антропонимического пространства романа. Эти онимы прекрасно вписываются в каждую из номинативных подсистем. Мастер в романе стоит особняком, так как вообще не обладает именем в общепринятом понимании. Традиционно в художественной литературе не обладают именами второстепенные незначительные персонажи, в "Мастере и Маргарите" происходит все ноборот: имени не имеет главный герой. Таким образом Булгаков оппозиционирует главного героя всем остальным персонажам московского мира, которые, в отличие от мастера, имеют внешнюю оболочку, не имея внутреннего стержня. Имя Маргарита (лат. жемчужина) связывает восприятие булгаковского образа с героиней "Фауста" Гретхен (Маргаритой), мы видим общее начало не только в имени, но и судьбе обеих героинь (Фауст и Маргарита находят свою любовь в свете, на небесах; булгаковская Маргарита своей любовью помогает обрести покой Мастеру). Булгаков подчеркивает также связь Маргариты с французскими королевами, носившими имя Маргарита. "Да потом вы сами - королевской крови. - Почему королевской? - испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву. - Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, - вопросы крови - самые сложные вопросы в мире". [25, 245]
Второй принцип номинации персонажей (23%) определяется по отличительному признаку именуемого лица (физическая, моральная, социальная, поведенческая характеристика): Богохульский, Босой, Бездомный, Лиходеев, Пролежнев. Полагаясь на семантику "говорящего" онима, реципиент получает сведения об оригинальных чертах конкретного персонажа, важных для понимания литературного образа. Основная информация о герое, таким образом, закладывается в сознание читателя с помощью антропонима. [5,95-98]
Морфологически мотивированными являются онимы (13%), созданные путем присоединения к основе словоизменительных и словообразовательных морфем (Варенька, Дашка, Иванушка, Сашка) и сокращенные формы антропонимов, характерные для фамильярной речи (Дуся, Миша, Проша). Использование подобных имен мотивировано стремлением автора запечатлеть нюансы межличностных отношений персонажей, употребляющих ту или иную форму обращения. Деминутивы, являясь маркёрами доброжелательного отношения, создают положительный эмоциональный фон повествования: "Она сказала тихо и весело: "Кирюшка! Бросьте трепаться!", "... перед приходом следователя Иванушка дремал". Пейоративы привносят оттенок уничижительности или фамильярности в именовании персонажа: "Нашелся, наконец, один нормальный среди идиотов, из которых первый - балбес и бездарность Сашка!",
"-Наташка! - пронзительно закричала Маргарита. - Ты намазалась кремом?".
Фонетически мотивированные антропонимы (25%) обладают экспрессивностью, основанной на звуковых ассоциациях с апеллятивной лексемой. Речь идет о вымышленных именах, не имеющих семантически прозрачной внутренней формы, но связанной с экзотичной звуковой огласовкой имени: Джулли, Майгель. Фонетическая мотивированность таких антропонимов обусловлена благозвучной/неблагозвучной экспрессией, вызывающей, судя по контексту, отрицательные ассоциации: Чердакчи, Шпичкин. Положительные коннотации получают имена, оформленные мягкими согласными и сонорными звуками: Вольман, Дунчиль.