Образ Кыси окружён людскими суевериями, молвой.
В финале романа происходит крушение мира, конец. Таким образом, модель Т.Толстой носит эсхатологический характер.
· Люди, населяющие Федор-Кузьмичск - полуживотные, имеют несколько деталей от животного (рожки, когти, хвостик и т.д.).
У кого руки, словно зеленой мукой обметаны, будто он в хлебеде рылся, у кого жабры…а бывает, что никаких Последствий нет, разве к старости прыщи из глаз попрут, а не то в укромном месте борода расти начнет до самых до колен. Или на коленях ноздри вскочат».
Семья Оленьки имеет другое последствие: «сквозь лапти – когти длинные, серые, острые, а в глазах – огонь светится».
Описание чеченцев: «Ну, из себя они, как мы, обычные: старик седой, в лаптях, старушка в платочке, глазки голубенькие, на голове — рожки».
Присутствует гиперболизированное описание внешности: «… Я богатырь был. Силища! Бывало, ка-ак заору! Пузыри в окнах лопаются. А сколько я ржави зараз выпить мог! Бочку усаживал…в молодые-то годы мог на одной ноге отсюда как вон до того пригорка допрыгать … у меня если мозоль али чирей вскочит — аж с кулак. Не меньше».
Описание Фёдора Кузьмича: «ростом не больше Коти, а ручищи, как печные заслонки».
Странное и тоже гиперболизированное последствие - петушиные гребешки: «голова голая, без волоса, и по всей голове петушиные гребни. Это «петушиная бахрома» называется».
· Здесь Прежние, не наделённые крыльями могут летать: « Слушайте, Лёвушка, давайте воспарим? .... согнули коленки, взялись за руки стали подниматься в воздух».
· Люди сравниваются с животными. Бенедикт: «про Бенедикта скажут: пёс! пёс ты приблудный, подзаборный! — вот так собакам всегда говорят…», «не нашей он породы…».
· Важным символом является книга – символ цивилизации, культуры. Книга – знание о прошлом, настоящем, будущем, знание о себе. За книгу Бенедикт готов на всё, даже лишить жизни человека.
Вспоминал как-то Бенедикт азбуку и удивлялся: «…а ещё, конечно, наука всякой букве Научное название даёт: «люди», а то «живёте», а то «червь». «А так про книжнцы завсегда говорят: пища духовная. Да и верно: зачитаешься — вроде и в животе меньше урчит».
Этой простой, незамысловатой фразой главный герой определяет образ жизни всего населения Фёдор-Кузьмичска: слепые, примитивные. Быт голубчиков: мыши («наша опора»), ржавь болотная, хлебеда, червыри, грибыши…
· Игры в «поскакалочки», «удушилочку»: «подушкой на личико навалишься и душишь, а тот-то, другой, брыкается, вырывается, а вырвется — весь такой красный, вспотевши и волоса врозь, как у гарпии. Редко кто помирает, народ же у нас сильный, сопротивляется, в мышцах крепость большая».
· Восприятие поминок (смерти) как развлечение «А бывает, кто из них помрёт даже интересно посмотреть».
· Ритуал погребения: «кто из прежних помрет, — тогда они его хоронят, не по-нашему. Камушки на глаза не кладут. Внутренностев не вынимают, ржавью не набивают. Руки с ногами веревкой не связывают, коленок не подгибают. С покойником в гроб ни свечки, ни мышки, ни посудины какой, ни горшков, ни ложек не кладут, лук-стрелы не кладут, фигурок малых из глины не лепят, ничего такого. Разве из щепочек крестик свяжут, в руки своему покойнику сунут, а то идола на бересте нарисуют и тоже в руки-то ему засовывают, как портрет какой».
· Природа, погода, окружающая среда соответствует внутреннему содержанию «мира» Фёдор-Кузьмичска: «Господи! Какая тьма. На север, на юг, на закат, на восход — тьма без края, без границ, и во тьме, кусками мрака, - чужие избы стоят … ». Всё вокруг мёртвое, даже воздух осязаем — «куски мрака».
В романе можно встретить различные поверья, суеверья. Здесь оживает мистический мир предков, населённый удивительными созданиями – водяными, русалками, лешими, и другой «нечистью».
В толкованиях Владимира Даля, леший поёт голосом, без слов, бьёт в ладоши, свищет. Сам мохнатый, бровей и ресниц нет. Леший путает дорогу, ломает деревья, гоняет зверей.
· В «Кыси» один из героев сталкивается с лешим: «Иду я себе, иду, вдруг: шушу-шу! Что такое. Посмотрел — никого. Опять иду. Тут опять: шу-шу-шу. Будто кто по листьям ладонью водит. Я оглянулся — опять никого. Еще шаг шагнул. И вдруг он прямо передо мной. И ведь небольшой такой. Может, мне по пояс будет. Весь будто из старого сена свалян, глазки красным горят, а на ногах — ладоши. И он этими ладошами по земле притупывает да приговаривает: тяпа-тяпа, тяпа-тяпа, тяпа-тяпа...»
Водяной – бес, сидящий в омутах, топит людей. Обычно живёт с русалками, почитается их большаком.
· «русалка на заре поет, кулдычет водяные свои песни: поначалу низко так, глубоко возьмет: ы,ы,ы,ы,ы, потом выше забирает: оуааа, оуааа, — тогда держись, гляди в оба, не то в реку затянет, — а уж когда песня на визг пойдет: ййих! ййих! — тут уж беги, мужик, без памяти».
· В романе можно встретить и лыко заговоренное, Рыло, что народ за ноги хватает, огнецов.
«На самых старых клелях, в глуши, растут огнецы. Ночью они светятся серебряным огнем, вроде как месяц сквозь листья луч пустил, а днем их и не заметишь. Чтобы огнец не догадался, что люди, отрывать их надо быстро, чтобы огнец не всполошился и не заголосил. А не то он других предупредит, и они враз потухнут».
· Кысь - порождение больного сознания, следствие тревоги, нечто невиданное. Кысь боятся и даже не упоминают о ней.
«На ветвях, в северных лесах, в непролазной чащобе, — плачет, поворачивается, принюхивается, перебирает лапами, прижимает уши, выбирает... Мягко, как страшный, невидимый Котя, соскочила с ветвей, пошла, пошла, пошла, — ползком под буреломом, под завалами сучьев, колючек… Ползком и скачком, гибко и длинно; поворачивается плоская головка, поводит из стороны в сторону. Где снежный смерч с полей поднялся, там и она: летит в поземке, вьется в метели! Ни следа не оставит лапами на снегу. И кривится невидимое лицо ее, и дрожат когти, — голодно ей, голодно! Мука ей, мука! Кы-ы-ысь! Кы-ы-ысь»!
В фольклорный мир входят описание природы:
· «на восход от городка стоят клелевые леса. Клель — самое лучшее дерево. Стволы у нее светлые, смолистые, с натеками, листья резные, узорчатые, лапчатые, дух от них здоровый, одно слово — клель! Шишки на ней с человеческую голову, и орешки в них — объеденье!». Можно предположить, что Фёдор-Кузьмичск окружает хвойный лес.
· «цветики лазоревые, ласковые: коли их нарвать, да вымочить, да побить, да расчесать — нитки прясть можно, холсты ткать». То есть Фёдор-Кузьмичск окружают поля льна.
§3 Мифологические корни романа «Кысь»
О. М. Фрейденберг, изучая происхождение фольклорного и литературного сюжета, связала генезис некоторых элементов поэтики художественного текста с возникновением искусства из древних мифологических представлений. Литературный сюжет, по определению Фрейденберг, соотносится не с жизнью, если под ней понимать историческую и бытовую конкретику эпохи, а с представлениями людей о ней, уходящими корнями в архаический миф. Произведение искусства, таким образом, оказывается не первичной моделью действительности, а вторичной, так как художественно моделирует не мир предметов и явлений действительности, а реальность человеческого сознания.
Миф — специфически человеческий способ творения (моделирования), освоения и познания реальности, некий универсальный образ мира, с которым связаны все другие формы человеческого бытия.
1)Миф о культурном герое (персонажи, которые добывают или создают предметы культуры).
«Принёс-то огонь людям Фёдор Кузьмич, слава ему. С неба свёл, топнул ножкой — и на том месте земля и загорись ясным пламенем». Фёдор Кузьмич приравнивается Прометею.
«Кто сани измыслил? Фёдор Кузьмич. Кто колесо из дерева резать догадался? Фёдор Кузьмич. Научил каменные шарики долбить, мышей ловить да суп варить. Научил бересту рвать, книги шить, из болотной ржави чернила варить, палочки для письма расщеплять…»
Хранителем памяти, гармонии, тепла и света является фигура среди прежних – Никита Иванович.
2)Тотемный миф
Мышь - как краеугольный камень счастливого бытия.
Настала эпоха мышиной фауны, «Мыши — наша опора» - лозунг жителей «города будущего»: и колбаска из мышатинки, и сальце для свечек мышиное, и испечешь их, и зажаришь, и обменяешь. «Мышь – она другое дело, ее – вон, всюду полно, каждый день она свежая, наловил, ежели время есть, и меняй ты себе на здоровье, да ради Господа, - кто тебе слово скажет? И с покойником ее в гроб кладут вместе с домашним скарбом, и невесте связку подарить не возбраняется».
3)Эсхатологический миф (о конце света).
Эсхатологический миф составляет антитезу мифу космогоническому. Это миф о конце, за которым обязательно последует начало, новая жизнь. Так и в романе Т.Толстой: мир, возникший после Взрыва, пройдя заданную траекторию круга, подходя к точке замыкания, должен обнаружить признак разрушения, этот миф амбивалентен: в нем космос и хаос, жизнь и смерть смыкаются.
«Будто лежит на юге лазоревое море, а на море на том — остров, а на острове — терем, а стоит в нем золотая лежанка. На лежанке девушка, один волос золотой, другой серебряный, один золотой, другой серебряный. Вот она свою косу расплетает, все расплетает, а как расплетет — тут и миру конец».
4)Этиологические легенды (объясняют причинность окружающего мира).
Вопросы, вечные предпосылки мифологии, повторяющиеся по кругу: «Да что мы про жизнь знаем? Ежели подумать? Кто ей велел быть, жизни-то? Отчего солнце по небу катится, отчего мышь шебуршит, деревья кверху тянутся, русалка в реке плещет, ветер цветами пахнет, человек человека палкой по голове бьет? Отчего другой раз и бить неохота, а тянет словно уйти куда, летом, без дорог, без путей, туда, на восход солнца, где травы светлые по плечи, где синие реки играют, а над реками мухи золотые толкутся…».