Бурный период начала 20-х годов существенно изменил обстановку в «Атенее». Профессора в основном читали политические лекции, которые пользовались большой популярностью. Особенно стремились люди на лекции Жуи (подробнее о нем см. ниже) о политической морали, в которых он беспощадно критиковал «тех, которые привели столько народов к несчастью и государей к слабости»[23].
В Париже Кюхельбекер познакомился со многими членами «Атенея», среди которых были передовые французские журналисты и общественные деятели. Руководителем общества был Бенжамен Констан – идеолог либерализма и либеральный политик, известный не только во Франции, но и в других странах, в том числе и в России. Перу Констана принадлежат многочисленные публицистические очерки, которыми зачитывались русские декабристы, а также роман «Адольф» (1815). Известно, что Пушкин проявил к этому произведению большой интерес и посвятил «Адольфу» 22-ю строфу VII главы «Евгения Онегина». Кюхельбекеру не представился случай написать на него критическую статью. Но, сидя в одиночном заключении в Свеаборгской крепости, 4 апреля 1834 года поэт перечитал роман Констана и 5 апреля сделал такую запись: «…в этой повести богатый запас мыслей – много познания сердца человеческого, много тонкого, сильного, даже глубокого…»[24]. Основная идея романа – вера в будущее русского освободительного движения, будущее русского народа; вера в то, что угнетатели народа дождутся своего возмездия, как дождался его Адольф от соблазненной им Элеоноры.
Либеральная позиция Констана была близка Виктору-Жозефу-Этьену Жуи (известный прозаик, влиятельный литературный журналист, сотрудник ведущих газет и журналов («Constitutionnel», «Minerve» и пр.)). Кроме того, Жуи писал оперные либретто для таких композиторов, как Спонтини, Мегюль, Керубини, Россини; а также был автором громких пьес, почти всегда, при античном историческом сюжете, наполненных злободневными политическими намеками. К примеру, в трагедии «Велизарий» тонкими намеками прославлялся падший Наполеон, и так же ясны были нападки на ультрароялистов. Цензура пропустила пьесу только частично.
В парижских записях Кюхельбекера часто упоминается имя Марка-Антуана Жюльена. В 1821 году Жюльен был редактором известного парижского ежемесячного журнала «Revue Encyclopedie», который объединял крупнейшие радикальные силы. Но Кюхельбекера скорей привлекало в Жюльене его военное прошлое. Он принимал деятельное участие во Французской революции, в ее войнах и походах Наполеона. В семнадцать лет Жюльен был уже комиссаром революционных войск в Пиренеях, затем – в Бордо. Долгое время он состоял при Наполеоне; участвовал в сражениях при Ульме и Аустерлице. Отношения с Бонапартом у него были сложные, и Жюльен часто попадал в опалу. В период вынужденного безделья он занимался педагогикой. Когда при новом правительстве Жюльен впал в немилость, как бонапартист, он уехал в Швейцарию, где его связывала тесная дружба с педагогом Песталоцци. Вернувшись во Францию, Жюльен занялся публицистикой. Он был одним из основателей оппозиционной газеты «L’Independant» (позднее – «Le Constitutionnel»), а в 1819 г. приступил к изданию «Revue Encyclopedie».
Констан, Жуи и Жюльен подали Кюхельбекеру идею выступить в «Атенее» с курсом лекций по русской словесности. Поэту нужна была рекомендация двух членов общества, и его отрекомендовали Жуи и Констан.
Лекция о русской литературе и языке, прочитанная Кюхельбекером на кафедре «Атенея» в июне 1821 года – яркий эпизод в литературной и политической биографии поэта, который давно привлекает внимание исследователей. Вспоминая об этом эпизоде в стихотворении «Три тени», написанном в 1840 году в Сибири, Кюхельбекер восклицал:
Я (странный же удел!)
Кому рукоплескал когда-то град надменный,
Соблазн и образец, гостиница вселенной…
Лекция находится в настоящее время в рукописном отделе Ульяновского краеведческого музея. Рукопись представляет собой беловик, написанный на французском языке; нет ни заглавия, ни подписи, ни даты. Лекция занимает 18 страниц большого формата. Авторство Кюхельбекера установлено по результатам экспертизы почерка и анализа содержания.
В лекции Кюхельбекер говорит об угнетенном русском народе, который говорит на сильном, свободном и самобытном русском языке – а значит, никак не может пребывать в состоянии несвободы.
«Свободный, сильный, богатый», - характеризует язык своих соотечественников поэт. Ведь он возник раньше, чем появилось на Руси крепостное право и русский народ на долгие столетия, лишился личной свободы. Русский язык возник из древнеславянского «в свободной стране, в городе торговом, демократическом, богатом, любимом, грозном для своих соседей, этот язык усвоил свои смелые формы инверсии, силу – качества, которые без подлинного чуда не могли бы никогда развиться в порабощенной стране».
Далее следует подробный рассказ Кюхельбекера о заимствованных словах в русском языке. Это слова греческие, татарские, латинские, немецкие или французские. Из последних трех языков заимствовал слова Петр I, и теперь нет надежды очистить наш язык от инородных выражений. Если греческие, татарские и монгольские слова Кюхельбекер готов терпеть в русском языке и даже признает их необходимость, то немецкие варваризмы («шлагбаум», «ордонанс-гауз», «обер-гофмаршал» и др.), по его мнению, оскорбляют народную гордость. В целом же язык наш по лексике в основном славянский, и заимствованных слов становится в нем со временем все меньше и меньше. Многообразию грамматических форм в русском языке можно только позавидовать. Русским людям не нужно следовать строгим грамматическим нормам: в языке царит полная свобода.
В какой-то момент Кюхельбекер вновь обращается к истории. Он замечает, что в Европе «феодализм держал в рабстве земледельца», когда в России о крепостном праве еще даже не помышляли. «Увы, зачем Петр I, которого по многим основаниям называли великим, опозорил цепями рабства наших землепашцев, одновременно выставляя нас перед взорами всей Европы?» - негодует Кюхельбекер. Но в тот же момент он возвращается «к более утешительным предметам»: «Нет, не может провидение одарить великий народ столькими талантами, чтобы затем он коснел и погибал в рабстве… У нашего языка, достойного соперника греческого, будут свои Гомеры, свои Платоны, свои Демосфены, как у народа – … свои Тимолеоны[25]». В двух последних фразах Кюхельбекер выражает надежду на прозрение великого государя, который «сломит, наконец, тиранство знати, столь же наглой, как и жестокой, и в этом будет его наивысшее право на признательность грядущих поколений».
Критик Бейсов пишет о парижской лекции Кюхельбекера как о первом и, видимо, единственном до Герцена состоявшемся публичном выступлении на Западе представителя оппозиционной России, который открыто осудил крепостное право, политику самодержавного правительства и потребовал преобразований. Выступление поэта вызвало бурные аплодисменты слушателей и репрессии со стороны Александра I. Вскоре после возвращения из Франции поэт вынужден был отправиться на Кавказ.
Заключение
Итак, Франция занимает большое место в жизни и творчестве Кюхельбекера. Уже в «Европейских письмах» - воображаемом «путешествии», полностью посвященном Испании и Италии – он сумел сказать нечто важное и о Франции; в основном в связи с французской интервенцией на территории Испании. Французы здесь выступают как жестокие угнетатели свободного и честного народа. Нелестные отзывы Американца об их характере и моральном облике встречаются в письмах X и XII. Герой называет французов насмешливыми, жестокими, надменными, легкомысленными и глуповатыми детьми. Что касается Франции, то от нее ко времени повествования – XXVI век – уже не осталось следов. Таким образом, Кюхельбекер придерживается не лучшего мнения о французах и не оставляет в своей утопии места для их страны.
В «Путешествии по Европе» Кюхельбекер показывает настоящие современные ему французские города и селения с настоящими жителями. Здесь поэт упрекает французов за болтливость, неряшливость и неприличное любопытство, но они не кажутся ему надменными, насмешливыми и жестокими. Даже наоборот: перед самым отъездом поэт неожиданно встречает французскую семейную пару, которая является олицетворением гостеприимства. «Долг всякого француза быть вежливым с иностранцем», - заявляет муж, отставной моряк. Мнение Кюхельбекера о французах явно меняется в лучшую сторону.
Что касается французской природы, то она покорила поэта с первых километров пути: недаром он чувствовал себя счастливым и почти здоровым, любуясь спокойно-величавыми Вогезами и Альпами. Вместе с ним невольно охватывает восхищение и читателя.
Из обстоятельных путевых заметок Кюхельбекера читатель узнает множество подробностей: от смехотворных случайностей (упряжка с мулом, ослом, коровой и лошадью) до исторических фактов или фактов из политической жизни страны. Большую ценность имеют зарисовки с натуры, в особенности правдивые наброски из жизни простого народа: изображения нищих у дороги; маленького мальчика, продающего книги на марсельском рынке; скованных попарно каторжников, которых гонят на исправительные работы. Важно отметить, что первыми читателями «Путешествия по Европе» стали члены Вольного общества российской словесности – «братья» Кюхельбекера по вольнолюбию. Прежде всего для них поэт описывал безрадостную жизнь французского народа, во многом похожую на жизнь простых русских людей. Этим он объяснил своим друзьям, а потом – всей русской общественности, что проблема народной несвободы актуальна во Франции не меньше, чем в России.
В Париже Кюхельбекер осуществляет свою давнюю мечту. С кафедры «Атенея» он рассказывает «мыслящим братьям» французам о русской культуре и угнетенном состоянии русского народа, которое абсолютно не соответствует силе и свободе русского языка. Французские либералы горячо поддерживают идеи Кюхельбекера. Рукопись его лекции, прочитанной в «Атенее» в июне 1821 года, ходит по рукам и во Франции, и в России. Как уже упоминалось, Кюхельбекер становится своего рода посредником между русской и французской общественностью.