Однако, несмотря на то, что философия Бродского обнаруживает платоническую основу, по крайней мере в двух моментах она прямо противопоставлена Платону. Первый из них связан с трактовкой категорий «порядок/беспорядок» «космос/хаос»; второй категорий «общее/частное».
В противоположность Платону, сущность бытия, по Бродскому, проступает не в упорядоченности, а в беспорядке, не в закономерности, а в случайности.
Именно беспорядок достоин того, чтобы быть запечатленным в памяти, («Помнишь свалку вещей…»); именно в бессмысленности проступают черты бесконечности, вечности, абсолюта:
… смущать календари и числа
присутствием, лишенным смысла,
доказывая посторонним,
что жизнь – синоним
небытия и нарушенья правил.
Я, как мог, обессмертил
то, что не удержал.
Бессмертно то, что потеряно: небытие /«ничто»/ абсолютно. С другой стороны, трансформация вещи в абстрактную структуру связана не с восхождением к общему, а с усилением частного, индивидуального:
В этом и есть, видать,
роль материи во
времени – передать
все во власть ничего,
чтоб заселить верто-
град голубой мечты,
разменявши ничто
на собственные черты.
…
Так говорят «лишь ты»,
заглядывая в лицо.
«Сидя в тени»;
Только полностью перейдя «во власть ничего», вещь приобретает свою подлинную индивидуальность, становится личностью. Бродского интересует мир вещей, каждая из которых ценна, в первую очередь, именно своей неповторимой индивидуальностью, своей неповторимой индивидуальностью, своей случайностью и, следовательно, необязательностью.
Здесь четко прослеживается одна из философем Бродского: наиболее реально не происходящее, даже не происшедшее, а то, что так и не произошло. Именно на этом уровне возникает у Бродского образ перехода Пространства во Время: «Ибо отсутствие пространства есть присутствие времени». «То, что так и не произошло» - подлинная жизнь, существует не в Пространстве, а во времени. К нему Бродский относится по-другому:
Время больше пространства.
Пространство – вещь.
Время же, в сущности, мысль о вещи.
Жизнь – форма времени…
3. Время как философско-художественный образ
Поэт свидетельствует, что пространство для него действительно и меньше, и менее дорого, чем Время. Не потому, однако, что оно – вещь, тогда как Время есть мысль о вещи. Между вещью и мыслью всегда предпочтительнее последнее.
Так устанавливается иерархия понятий, согласно которой время значительнее, но и дальше человека, безразличнее к нему. Припомнить себя человеку дано только в Пространстве: предмет, краска, запах, жест… У безразличного Времени человеческая память не может отвоевать и обжить хотя бы маленький уголок пространства.
С точки зрения времени нет «тогда»
есть только «там»; и «там», напрягая взор,
память бродит по комнатам в сумерках, точно вор,
шаря в шкафах, роняя на пол роман,
запуская руку к себе в карман.
Время представляет собой переход границы бытия: «время создано смертью».
Что не знает Эвклид, что, сойдя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос
Взгляд во Время – это взгляд вверх, вглубь Вселенной, в смерть.
Время есть мясо немой вселенной.
Там ничего не тикает. Даже выпав
из космического аппарата,
ничего не поймаете: ни фокстрота,
ни Ярославны, хоть на Путивль настроясь.
Вас убивает на внеземной орбите
отнюдь не отсутствие кислорода,
но избыток Времени в чистом, то есть –
без примеси вашей жизни виде.
В интервью Джону Глэду Иосиф Бродский сказал: «Более всего меня интересует – это время и тот эффект, какой оно оказывает на человека, как оно его меняет, как обтачивает, т.е. это какое вот практическое время в его длительности. Это то, что происходит с человеком во время жизни, то, что время делает с человеком, как оно его трансформирует. С другой стороны, это всего лишь метафора того, что вообще время делает с пространством и миром».
Под действием времени происходит преображение человека и всего мира:
Все, что мы звали личным,
что копили, греша,
время, считая лишним,
как прибой с голыша,
стачивает – то лаской,
то посредством резца –
чтобы кончить цикладской
вещью без черт лица.
Со временем вещь «теряет профиль» и, получив имя,
тотчас
становится немедля частью речи.
Слова «пожирают» не только вещи, но и человека, редуцируя его
до грамматической категории:
от всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
Следуя этой логике, следующий шаг – «переход от слов к цифрам» к знаку вообще, к иероглифу:
… туда, годе стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф;
Как любые другие неразборчивые письмена.
Все эти топы свидетельствуют о глубокомысленной и опасной игре поэта со Временем, увлекающей его в необозримое Ничто: «Трансформация человека в вещь, в иероглиф, в число – это есть вектор в Ничто», - объясняет Бродский (85; 189). Этот выход в чистоту и абстракцию ведет к следующему описанию человека:
слезою скулу серебря,
человек есть конец самого себя
И вдается во Время.
Когда наблюдение ведется «с точки зрения времени», принятая человеком концепция мироздания оказывается несовершенной и требует замены принципа относительности, который поэт распространяет на все без исключения: «От всякой великой веры остаются, как правило, только мощи»; «от лица остается всего лишь профиль»; «от великой любви остается лишь равенства знак».
Следовательно, время изнашивает, искажает, уродует и, наконец, вполне уничтожает не только вещи, предметы, человека, но и ценности, такие понятия, как любовь, одиночество, вера, смерть. Да и на этом Время не останавливается, идет дальше: оно стирает даже собственные следы:
Время, текущее в отличие от воды
горизонтально от вторника до среды
в темноте там разглаживало бы морщины
и стирало бы собственные следы.
С точки зрения времени в мире существует только одна сила, способная противостоять разрушительному началу, способная придать пустоте, где «Время – вектор в Ничто», глубокий экзистенциальный смысл. Эта сила – слово, которое может защитить поэта, верно служащего языку.
Заключение
Таким образом, философские мотивы Бродского: человека и Бога, любви и ненависти, жизни и смерти, начала и конца, поданы в одной тональности, в одном ракурсе – «с точки зрения Времени». Для Бродского Время обладает позитивными характеристиками. В противоположность статическому Пространству, оно освобождает из-под власти неподвижности; однако одновременно Время и отчуждает «Я» от самого себя.
Традиционно Время стремится к расширению до вечности. Категория вечности входит по-разному: через прямые и опосредованные исторические, библейские, мифологические реминисценции, аналогии с природным временем, путем снятия всякой маркировки времени.
Что касается художественного Пространства, то оно содержит тенденцию безграничного расширения до охвата всей земли, вселенной, мироздания. По сравнению с художественным временем его роль в раскрытии идеи произведения вторична, но она аналогична роли Времени и с ней тесно взаимодействует.
В поэзии Бродского возрождаются философские традиции. Оригинальность его философской лирики проявляется не в рассмотрении той или иной проблемы, не в высказывании той или иной мысли, а в разработке особого стиля, основанного на парадоксальном сочетании крайней рассудочности, на стремлении к чуть ли не математической точности выражения с максимально напряженной образностью.
Свою деятельность поэт сравнивает со строительством Вавилонской башни — башни слов, которая никогда не будет достроена. В творчестве Бродского мы находим парадоксальное соединение экспериментаторства и традиционности. Этот путь, как показала практика, не ведет к тупику, а находит своих новых приверженцев.
Ранняя смерть поэта прервала его жизненный путь, но не путь его поэзии к сердцам все новых и новых поклонников.
1. Бродский И. Сочинение в пяти томах.- СПб: Пушкинский фонд, 1992-1999.
2. Иванов В. Бродский и метафизическая поэзия.// Звезда.-1997.-№1- С. 194-199
3. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века.- М., 1999.-381с.
4. Уланов А. Параллельные миры Иосифа Бродского.// Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба.- СПб, 1998.- С.113-115