А финальная песня провозглашает желанную утопию эпохи Болгарского возрождения:
«Славно, честно и почтено
за младите в днешньо време
да са държат у своето
прадедно народно име.
Младите, що са предават
в лъскавата цивилизация
смешни пред света се правят,
лекоумност ги назначя.
Секи момък, сяка мома
от рода си да залюбва:
таз любов за тях е сама,
що природно ги събира.
Да сме верни в секи случай
на народний си обичай:
чуждото за нас е странно,
че за други е скроено».
(Последнее четверостишье: «Быть всегда верными народному обычаю: чужое для нас странно…»). Обратите внимание: в языке эпохи одно из осуждаемых качеств – это быть странным. Потому что странность говорит о различии…
Не случайно в «Криворазбраната цивилизация» синонимом чужого и объектом насмешек являются французские фасоны «цивилизованных». Давая социальные рецепты, литераторы эпохи Болгарского возрождения задают как модель или немецкий, или английский вариант женской идентификации, вероятно не только из-за личных наблюдений и пристрастий, а потому что, - подсказывают многократно публицисты времен Войникова, - француженка была компрометирована как воспитательница после поражения её родины в войне с Пруссией (1870 г.). Так на место восхищения идеями французской революции становится легкомыслие и расточительность французской жизни, а вложенная в уста исполненного похотливыми намерениями Димитраки реплика «жена като свободно от мъжете» («женщина так же свободна, как и мужчина») [28] оказывается худшим советом для женской эмансипации.
Писатели эпохи Болгарского возрождения, - в том числе и женщины, - не возражают против традиционного понимания, что женщине самой природой предопределены домашняя сфера и конкретный тип поведения, тем более уважение и послушание. Отклонение от этого стереотипа оценивается сквозь призму морали как падение. Одним из сильнейших репрессирующих женщину патриархальных механизмов является именно обязанность сохранить свою «честь». Вот потому Войников не сберегает Анке опороченность, а Злате – потерю чести семьи. Любовная игра, какими в сущности являются отношения между Анкой и Маргариди, не имеет социального престижа и является осуждаемой, потому что легитимирует непрактичность, не направленность к реализации женщины, которая может осуществиться только тогда, когда она станет законной супругой и матерью. Поэтому именно свадьбу выбирает Войников как праздник в пьесе, а покушение на свадьбу, что фактически совершает Маргариди, является покушением на самоё сердце порядка. Таким образом, «криворазбраната» цивилизация оказывается нацеленной в ядро патриархальной культуры – она угрожает не чему-нибудь аморфному, а самому что ни наесть конкретному дому и семье.
Именно это объясняет то, почему в финале автор покидает границы смешного, а на сцене остаются лежать трупы одного мужчины, одной любви и одной женской иллюзии!
Общий и главный вывод, который мы, современники, - вслед за первыми театральными зрителями Болгарии, - можем сделать из «Криворазбранатой цивилизации» – это однозначный и резкий протест против пустого и бездумного обезьянничания, потакания нелепостям, нечистоплотности и откровенно разлагающему влиянию инородной цивилизации Запада. Вслед за Войниковым, мы должны не просто поверить, но и воплотить в жизнь его мечту, о которой уже говорилось выше: вполне возможно знать самое лучшее из того, что может подарить миру западная цивилизация, но при этом оставаться самими собой.
Подобно ребенку, мы растем в этом мире, среди окружающей нас действительности. Мы впитываем ее всем своим естеством, то, что предлагают нам наши родители, то, что им, в свою очередь, предлагали их родители, и так далее, до седых, далеких предков. Не всё донесенное ими до нас однозначно плохо и далеко не всё безнадежно устарело, ибо есть вечные, как само человечество ценности: любовь, вера в Бога, чистота души, стремлением создать семью, тяга к родительскому гнезду, трудолюбие и самоидентификация.
Как и любые проявления человеческой натуры, они имеют свои оборотные, отрицательно-негативные стороны, ибо правы бр. Стругацкие, писавшие, что «не можешь создать аверс без реверса и правое без левого... все, что ты умеешь, и можешь, и создаешь доброго, - отягощено злом?..» [29] И только от нас самих зависит ЧТО мы выберем: «добро» или «зло» в. этих, казалось бы, естественных для каждого нормального человека истинах. Ведь как просто и страшно любовь может превратиться в ненависть, вера – в безбожие, чистота души – в порочность, стремление создать семью – в разврат, тяга к родителям – в жестокость к старым и слабым, трудолюбие – в лень, а самоопределение, как принадлежность к народу, - в безродный космополитизм!
Как же не ошибиться? Каким же нужно быть, - или, стать, - чтобы совершить правильный, верный, единственный выбор? Как получать удовольствия, но такие, за которые потом не будет стыдно? Ответ на эти вопросы отнюдь не праздный и тем более не однозначный. Философские школы разных стран и в разное время пытались разрешить его, и то общее, что они вывели, был критерий силы духа.
Сильные духом, - люди, умеющие сказать самим себе «Стоп!», умеющие себе отказывать, различающие добро и зло, не идущие, как бараны, вослед соблазнам, - они сделают правильный выбор. Не сразу, возможно, не без набивания шишек и синяков, не без срывов и падений, но обязательно сделают! Потому-то они и восходят на вершину жизненного Олимпа, возможно, материально не преуспев, возможно, не став ни Ротшильдом, ни Гейтсом, ни Абрамовичем, но зато морально чистые и спокойные, находящиеся в гармонии как сами с собой, так и с окружающим миром. Это ли не называется «счастьем»? Это ли не есть то, к чему нужно стремиться?
К несчастью, - и для всего мира, и, что главное, для самих себя! - подавляющее большинство составляют слабые духом мужчины и женщины. Образно выражаясь, ослепленные внешним блеском ярких оберток, они идут прямиком по кривой дорожке в ад. Мало того, что идут сами, но и ведут за собой толпы столь же слепых подражателей. Как не вспомнить здесь знаменитое: «слепые – вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» [30]. Нахватавшись самых вершков цивилизации, видев ее лишь на картинках в журнальчике, поверхностные и глупые в своих суждениях, они имеют столь же кривые, как их путь, убеждения, привычки, моды и образ жизни.
Слабые духом, они были бы смешны в своих претензиях на «цивилизованность», но, - к несчастью, - они еще и страшны. Уже многократно упоминаемое выше обезьянничание, бездумное подражательство и погоня за грубо размалеванным призраком Запада, вся эта поистине «криворазбраната цивилизация» легко приводит к тому, что у них мораль вырождается в безнравственность, истина – в ложь, братская любовь в гордыню, презрение и ненависть, а согласие – в разлад и разобщенность. Гражданская ответственность, доброта, сострадание, ощущение социального единства – всё это попрано, фрикативный словарь из сленга и похабного цинизма заменил нормальную речь. «Криворазбраната» свобода совести выгнала из таких голов элементарно нормальные отношения к ближнему своему, к Богу, к собственной душе, - заменив на свинарник, полный нечистот и развороченных корыт. В их исковерканных душах, пустом, холодном сердце мы уже не найдем места для нежной чувствительности, благородства, истинного образования.
Кстати, о последнем: психология «кривоцивилизованного» более чем проста: он воображает, будто умнее всех, и потому никогда не промолчит. Чтобы другие ни говорили, ему всегда надо спорить, он нападает на оппонента с помощью едкой иронии, острой и холодной, как лезвие шпаги. Если вы скажете такому «цивилизованному», что вам что-то правится, то он тут же начнет вам доказывать, что вы не правы и это вам нравиться не должно. Все, что находится вне его собственных интересов, его совершенно не трогает, он самохвал и невежда, причем, гордящийся своим невежеством. Не очень привлекательный образ, не так ли? И, поверьте, не нужно быть пророком, чтобы предвидеть следующий шаг: превращение развития – в застой, потерянность и, неизбежно, моральная гибель.
Об этих людях, раздетых, подобно вороне в павлиньи перья, щеголяющие «иностранщиной» и презрительно отзывающимися обо всем родном, вырастившим и давшим им дорогу в мир, очень метко написал С. Михалков в своей басне «Две подруги»:
«Красиво ты живешь,
Любезная сестрица! -
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. -
На чем ты ешь и пьешь,
На чем сидишь,
Куда ни глянешь - все из-за границы!» -
«Ах, если б, душенька, ты знала, -
Со вздохом Крыса отвечала, -
Я вечно что-нибудь ищу!
Я день-деньской в бегах за заграничным -
Все наше кажется мне серым и обычным,
Я лишь заморское к себе в нору тащу
Вот волос из турецкого дивана!
Вот лоскуток персидского ковра!
А этот нежный пух достали мне вчера -
Он африканский. Он от Пеликана!» -
«А что ты ешь? - спросила Крысу Мышь -
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!» -
«Ах, душенька! - ей Крыса отвечала. -
Тут на меня ничем не угодишь!
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»
Мы знаем, есть еще семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки...
А сало... русское едят!
Как видим, прославленному советскому поэту были столь же ненавистны последователи «криворазбраной» цивилизации, как и Войникову. Те же проблемы волновали его, те же отрицательные, негативные типы вызывали поток острой и поистине бичующей критики. А значит, увы, это явление вечное…