Позднее он сотрудничал в журналах «Русский вестник», «Русь», «Вопросы философии и психологии», был редактором «Журнала Министерства Народного Просвещения». Наряду с этим он последовательно служил библиотекарем в Императорской публичной библиотеке (1873-1885), где работал в отделе юридических и социальных наук; состоял членом Ученого Комитета Министерства народного просвещения (с 1885), где ему поручали рецензировать новые книги по естественной истории. При этом Страховым выбирались такие места для работы, которые давали ему возможность решать житейские проблемы и если не способствовали, то, по крайней мере, не мешали его литературной и философской деятельности.
В 60-е годы он ведет активную полемику с Н.Г. Чернышевским, Д.И. Писаревым, М.И. Антоновичем и другими представителями революционно-демократического направления, которые с нигилистических позиций относились к русской жизни. Его взгляды на литературу и искусство развивались в борьбе с критиками-утилитаристами. Описывая ситуацию, которая сложилась в литературных кругах Петербурга в начале 60-х годов, А.Л. Волынский отмечал, что в кипящем водовороте питерских увлечений холодные, как сталь, статьи Страхова играли каким-то жгучим отблеском. Они были написаны «тонким, изящным стилем, с легкими ироническими намеками, с осторожными обличительными замечаниями»1. Сам облик Страхова представлялся ему так: «Человек с изысканным литературным талантом, с превосходным европейским образованием и эстетическим вкусом, писатель без ярких страстей, с артистической выправкой и благовоспитанностью русского джентльмена, осторожный полемист с пренебрежением к противнику, впадающему в слишком явную, по его мнению, ошибку, и не удостаивающий публику откровенного изъяснения своих исходных принципов, Страхов выступал во «Времени» с рядом небольших полемических писем, облеченных в очень характерную форму»2. Такое отношение Страхова к своим противникам было связано с тем, что в публицистике и литературной критике он выступал как философ, используя философские приемы и принципы. При этом Страхов считал, что нужно быть самим собой и этого правила всегда неукоснительно держался.
В духовной культуре России второй половины XIX века Страхов занимает своеобразное место, трудно определимое с точки зрения обычных стандартов. Будучи центрирующей фигурой этого сложного переходного времени, он отразил в своем творчестве наиболее значительные культурные явления той эпохи, вступая в диалог с актуальнейшими течениями русской и европейской мысли. Это стало возможным благодаря как многосторонним личным контактам мыслителя, так и его многолетним напряженным научным занятиям и размышлениям.
Он был современником и свидетелем многих событий и представлял собой авторитетного судью умственных заблуждений, выступая как против нигилистов и спиритов, так и против западников с их разрушительными идеями. И в этом борении он проявлял себя как патриот, дороживший не только отечественными благами и многовековой русской культурой, но и достижениями западной цивилизации.
Будучи разносторонним мыслителем, Страхов считал философию главным делом своей жизни. В.В. Зеньковский писал по этому поводу, что «Страхов был человеком разносторонних знаний и философской складки ума, но жизнь его сложилась неблагоприятно для раскрытия его таланта»3. Из философских сочинений 60-70-х годов главными были статья «Значение гегелевской философии в настоящее время» (1860) и большая работа «Мир как целое» (1872), которая состояла из его статей, вышедших значительно раньше, но позднее приведенных в определенную систему. В них он отстаивал идеалистические и пантеистические воззрения на мир, развивал антропо-центристскую идею о человеке как центре мироздания.
Для лучшего понимания Страхова, стоявшего в некоторых отношениях впереди своего времени, надо вспомнить состояние культуры России второй половины XIX века. Мыслитель оказался в конфликте с окружающей культурной средой по поводу философии. Вместе с тем в течение ряда десятилетий он находился также в затяжном конфликте с ведущими тенденциями русской общественно-эстетической и литературно-критической мысли. Сначала это были нигилизм, позитивизм, вульгарный материализм, а несколько позже западничество и социализм.
К 70-80-м годам Х1Х века относится период англо-французского позитивизма, которым увлекалась большая часть русской молодежи. О. Конт, Дж.Ст. Милль, Г. Спенсер, Ч. Дарвин, Т. Бокль – вот имена властителей дум той эпохи. Молодые люди проникаются духом нигилизма, скептицизма в отношении нравственных и религиозных ценностей, в отношении к «вере отцов». И в этих условиях переводческая деятельность Страхова способствовала обращению к подлинной философии. Его многочисленные переводы, сыграли значительную роль в формировании научных и философских взглядов его современников. Освобождению известного русского философа С.Н. Трубецкого в молодые годы от духа отрицания и нигилизма, а также позитивизма способствовала работа Куно Фишера «История философии» в четырех томах, перевод которой сделал Страхов. Эта книга открыла глаза молодым людям его поколения на то, что позитивисты совсем не поняли И. Канта и последующих немецких философов. Именно эта книга вызвала у С.Н. Трубецкого интерес к немецкой философии. Отзвуки критики нигилизма и позитивизма Страховым, правда, без всякой ссылки на него, мы находим в работах этого крупного русского мыслителя.
В 80-е годы Страхов был весьма авторитетнейшим представителем русской общественной мысли. Его философские работы начали читать и ценить в связи с тем, что к этому времени произошли значительные изменения в духовной жизни российского общества и начала осуществляться своеобразная реабилитация философии. Страхов начинает подводить некоторые итоги своей философской и литературной деятельности. В 1881 г. он выступает со сборником работ под названием «О Пушкине и других поэтах», явившимся определенной систематизацией заметок и статей по творчеству русских писателей. Довольно широкий круг проблем, рассматриваемых в этих статьях, делает весьма условным объединение их под одной обложкой. И хотя эти работы литературно-критические, но в них автор вторгается в область философии, не придерживаясь какой-либо особой системы. Ценность этих произведений не столько в том, что они имеют порою философский характер, сколько в тех методологических вопросах и обобщениях, которые в них содержались.
Фигура Страхова занимает исключительное место, обнимая собой разом пантеистическо-скептический и критическо-прагматический идеологический континуум. Их глубокая, сущностная преемственность, связь хорошо уловима в личности и судьбе Страхова как при жизни, так и после смерти. Он не был пророком, но он обсуждал те проблемы, которые являлись предвосхищающей критикой новых направлений и тенденций. Поэтому он и не мог быть понят и признан современниками и оставался долгое время не услышанным последующими поколениями. К этому добавились и многообразные идеологические напластования в последующей истории России.
Научная и просветительская деятельность Страхова может быть названа подвижнической. Он жил весьма скромно и все свои сбережения тратил на пополнение своей огромной, превосходно подобранной философской и литературной библиотеки. По поводу нее редактор журнала «Вопросы философии и психологии» Н.Я. Грот писал: «Судьба этой библиотеки нас очень занимает; ее не следовало бы разрознивать. Она должна была бы войти особым отделом в одно из правительственных или общественных книгохранилищ»1. После его смерти книги из этой библиотеки передали в научную библиотеку Петербургского университета. Поступившая в университет библиотека Страхова насчитывала 12453 тома и представляла собой богатейшее собрание сочинений по всем отделам гуманитарного знания XV-XIX вв., включая большую коллекцию русских книг XVIII века. В ней с замечательной полнотой была представлена «изящная словесность» и книги по философии и богословию. Архив бы сдан родственниками в Киевскую центральную научную библиотеку Академии наук.
Интеллектуальный облик Страхова будет неполным без раскрытия его переводческой деятельности, которая была весьма значительной, хотя и недостаточно оцененной. На протяжении всей своей творческой деятельности он занимался переводами. Литературная деятельность Страхова выразилась в прекрасных переводах философских и научных книг, сыгравших большую роль в развитии русской культуры. Систематически следя за развитием западноевропейской литературы, он перевел на русский язык около 20 книг.
Среди них наиболее значимыми были следующие опубликованные работы: Г. Гейне «Черты из истории религии и философии Германии»; К. Фишер «История новой философии». Т.1-4.; К. Фишер «Реальная философия и ее век. Франциск Бэкон Веруламский»; Ф.А. Ланге «История материализма и критика его значения в настоящее время». Т.1-2; И. Тэн «Об уме и познании». А. Брем «Жизнь птиц»; К. Бернар «Введение к изучению опытной медицины» и др. В 1871 г. на русском языке в переводе Страхова и под его редакцией вышла книга Д.-Ф. Штрауса «Шесть лекций», посвященная Вольтеру. Однако широкого распространения она не получила, поскольку сначала на нее был наложен арест, а позднее она подверглась запрещению и уничтожению, поскольку она была проникнута «дурным духом, враждою и ненавистью к христианству». В связи с этим и другими случаями становится понятным, откуда его недоговоренность и эзоповский язык. Как свидетельствует Н.Я. Грот, «во многих письмах к нам Н.Н. Страхов жаловался, что всю жизнь ему приходилось вести борьбу с редакторами журналов и с цензурой из-за точной печатной передачи его мыслей, и в 1890 году (в письме от 27 ноября) он написал нам следующие характерные признания: “Тридцать пять лет я пишу под цензурой и, можно сказать, ежеминутно чувствую от нее стеснение … С цензурой нужно бороться, но переносить ее необходимо. Все мы ее терпим и должны сказать себе, что будем работать, что бы она с нами ни делала … Хуже будет, если перестанем писать”»1. Занимаясь на протяжении всей своей жизни переводами на русский язык западноевропейской философской, научной и научно-популярной литературы, он в то же время прилагал значительные усилия для того, чтобы не допустить абсолютизации европейских идей.