Смекни!
smekni.com

Анализ категорий времени и пространства в романах "Дом без хозяина" и "Бильярд в половине десятого" Генриха Белля (стр. 3 из 13)

Романы «Дом без хозяина» и «Бильярд в половине десятого» занимаю особое место в творчестве Белля – романиста. Ими начинается тема, которая пройдет сквозь все романы и выйдет вновь на центральную позицию в последнем романе «Женщины у берега Рейна», - тема выбора каждым из героев и страной в целом нового пути.

«Женщины у берега Рейна» - произведение явно экспериментальное. Действие романа связано с правящими кругами Бонна, - персонажи откровенно говорят о себе, жизнь власть имущих демонстрируется с непривычной для Белля сатирической откровенностью. Беспощадная память Белля работает в последнем романе более интенсивно, чем в любой из его предшествующих книг. Так возникает у Белля тема ответственности за трагедию прошлого — ответственности не только откровенных пособников фашизма, но и его «непроизвольных» попутчиков, тех, кто как будто бы держался в стороне, тщательно оберегая личную совестливость и добропорядочность. Белль не случайно столь бескомпромиссно расширяет границы виновности — его нравственный и гражданский максимализм усиливается по мере того, как он видит стабилизацию сил реваншизма в своей стране. В этой ситуации его тревожит именно психология рядового немца, самой широкой массы западногерманского бюргерства. В одной из публицистических статей 1960 года Белль написал: «Цены на сердце и совесть падают... Единственная угроза, которая сегодня вселяет страх в сердце немца, — это угроза сокращения сбыта... и я все спрашиваю себя, где начинается, где началось бы их сопротивление?».

Вопрос о том, «где началось бы их сопротивление», — центральный нерв бёллевского морализма. Человек глубоко религиозный (Белль— католик по вероисповеданию), он, однако, менее всего склонен удовольствоваться христианской моралью непротивления злу насилием. Наоборот, он настойчиво ищет в душах своих соотечественников не «смирения, а ненависти к силам зла, и это постоянно ставит католика Белля в резкую оппозицию к официальной политике западногерманского католицизма. Heслучайно в творчестве Белля так много сатирических образов представителей официальной католической церкви.

1.2 Дуализм прочтения произведений Генриха Белля в отечественных и зарубежных исследованиях

После поражения фашизма и его идеологии неизбежно возникал вопрос о том, каким должен быть новый идеал человека. Ответы на этот вопрос искала и литература: не стало исключением и творчество Генриха Белля. Вошедший в литературу как один из активных участников «группы 47» - «литературы развалин» - как называли их современники, в первых своих романах он обращается к прошлому – без сознания случившегося нельзя идти вперед.

Вместе с фашизмом оказались разрушенными прошлые идеалы, прошлая система ценностей, и Белль вместе со своими героями заново создает систему ценностей, не дискредитировавших себя.

С трактовкой произведений Генриха Белля дело обстоит особенно сложно – за те полвека, что публикуются критические разборы его произведений, его называли и классическим реалистом, которому чужды какие-либо проявления поэтики модернизма, и убежденным модернистом. Дуализм прочтения, заложенный в тексты самим автором (Balzer) [21], определяет и исследования творчества Белля. Этому дуализму соответствуют две линии исследования, одна из которых до конца 80-х годов бесспорно доминировала и в России, и на Западе: в исследовании творчества Белля, особенно при трактовке как идейного плана произведений, так и системы образов, преобладали категории социального, а не литературоведческого анализа. В этой ситуации собственно анализ художественного текста отходил на второй план. Среди зарубежных работ этого направления до сих пор остается наиболее актуальным и интересным исследование Ганса Йохима Бернхарда «Романы Генриха Белля – общественная критика и общественная утопия» [22]. Затем окончание холодной войны, политические изменения прежде всего в Германии, повлекли за собой изменения в суждениях и, возможно, в ориентирах исследований. Вторая линия исследования рассматривала творчество Белля как бы извне: с точки зрения религии (Кушель, Шмальстигель), феминистической теории (Хинвски, Бек), психоанализа (Крамер-Меллер).

Наиболее полно осветил творчество Белля автор первой моногорафии о нем на русском языке – С. Рожновский [14]. Он обращается к различным аспектам творчества этого автора, начиная с его истоков (Группа – 47), анализируя первый сборник его рассказов; затем автор переходит к рассмотрению социально-политических взглядов писателя. Автор первым отмечает и подробно описывает ту особенность беллевской манеры письма, которая стала структурообразующей для многих его романов, а для читателей сделала его произведения легко узнаваемыми. Анализируя роман «И не сказал ни единого слова», где впервые появилась эта особенность, критик говорит, что структура романа, при первом знакомстве кажущаяся максимально простой, на самом деле очень усложнена.

В романе много петель, выходящих из какой-нибудь точки и не сцепленных ни с чем, кроме личности героя. Эти петли, с точки зрения С. Рожновского [14], можно назвать «наплывами прошлого», которые вплетаются в повествование с помощью искусных и утонченных приемов, с тщательным соблюдением принципов психологической мотивированности. Несмотря на несомненную важность этой особенности «наплывающего прошлого», дальнейшие исследователи почти не уделяли внимания этой проблеме. Вскользь упоминает о ней И. Роднянская [13], сравнивая упомянутую особенность белллевского стиля с музыкальным или лироэпическим сочинением, которое построено на основе сопоставления повторяющихся элементов, по принципу «из песни слов не выкинешь». С. Остудина, говоря о проблеме рассказчика в поздних романах Белля, рассматривает выделенную С. Рожновским особенность «наплывающего прошлого» как композиционный прием, весьма важный не только для внешней, композиционной, но и для внутренней организации романа [14].

Очень интересное замечание о героях Белля дано Д. Калныня, особенно если учесть традицию российского литературоведения читать образы в традициях Достоевского и Толстого, то есть как «маленьких людей» [8]. «Маленький человек» Белля – это прежде всего антимещанин…», - уточняет Д. Калныня [8]. Характерными же особенностями «маленьких» людей в романах Белля, по ее мнению, - это их подчеркнутое чувство самоуважения, нежелание сгибаться и приспосабливаться, лгать. Кроме того, часто к моменту повествования эти персонажи уже имеют более высокий социальный статус (Генрих Фемель, мать Неллы Бах). Таким образом, те качества, которыми обладают «маленькие люди» Белля, расходятся с привычным их набором в русской литературе.

Несмотря на то, что Беллю посвящено на русском языке относительно немного работ и каждый исследователь рассматривает иной аспект творчества писателя, существует ряд моментов, к которым обращается несколько авторов. Один из них – образ времени в романах Белля, который трактуется очень неоднозначно.

С. Рожновский говорит о «двухступенчатой эпической дистанции», благодаря которой сочетается, казалось бы, не сочетаемое: невмешательство в ход событий, эпическая отрешенность автора от происходящего и в то же время заинтересованное и пристрастное отношение к событиям, публицистичность [14]. Соответственно этим двум полюсам, текст романа делиться на два слоя: «авторское повествование» – происходящее – и «повествование действующих лиц» - прошлое. Если С. Рожновский просто отмечает эту особенность времени в романах Белля, то Д. Калныня [8] выводит зависимость интерпретации времени у Белля от категории оптимизм/пессимизм. Исследовательница говорит, что только оптимисты, то есть конформисты, заинтересованы в сохранении послевоенного статуса кво, чтобы беспрепятственно продолжать старое (фашистское) дело. Белль, по мнению Д. Калныня, не верит в буржуазную культуру и существование, полагая, что они обречены, а через столкновение двух континуумов – авторского и буржуазного – он исследует «причинную обусловленность событий» [8]. С. Джебраилова [4] и Э. Ильина [7] частично следуют принципу анализа художественного времени, предложенному С. Рожновским.

Но С. Джебраилова настаивает не на оппозиции прошлое/настоящее, а на непрерывности, нерасторжимости связи прошлое/настоящее/будущее (такую же трактовку предлагает и немецкий критик Бернхард [22]). «Прием этот, примененный в различных вариантах, - говорит С. Джебраилова, - становится универсальным средством раскрытия и самораскрытия персонажей, объяснения позиции писателя, анализа исторических судеб Германии, прогнозирования ее будущего, исследования проблемы интеллигенции» [4]. Э. Ильина говоря об образе времени, вводит термин «неопределенное прошлое», которое, с точки зрения исследовательницы, неотделимо от настоящего [7]. Такое слияние настоящего и прошлого выводит героев в иной пласт – в вечность. Следовательно, Ильина также обращается к двучленной временной оппозиции для романов Белля, хотя она заметно отличается от двучленного варианта, предлагаемого С. Рожновским. В данном случае это оппозиция вечное/сиеминутное. Такая трактовка представляется наиболее убедительной для беллевских романов, начиная с «Не сказал ни слова», так как понятие добра и зла, данные Библией (именно они являются основными, важнейшими для Белля) вечны, а те будничные поступки, которые совершают герои в настоящем, - лишь шаг к добру и злу. Не обращаясь при описании времени у Белля к терминам, вводимым Ильиной [7], С. Джебраилова [4] отмечает, что время объективно и субъективно оказывается открытым для всех представителей семьи Фемель в романе «Бильярд в половине десятого». С ее точки зрения, вечность представлена здесь как «живой поток человеческой истории, уже канувшей в прошлое». Ильина, говоря о ведущей роли жанра романа в литературе XX века, о тех активных поисках, которые ведутся в настоящее время в области формы, отмечает ключевое значение таких проблем поэтики, как проблема автора, комедиантства, маски, игры. С точки зрения исследовательницы, игра для героев Белля становится не только «эквивалентом жизни», но и способом честной и чистой жизни, протестом. Э. Ильину больше волнует игра как театр, грим, но в работе вскользь упомянут и еще один вариант трактовки этого понятия – игровые пространства. Наиболее ярко особенности игровых пространств проявляются в романе «Бильярд в половине десятого», где обитателям каждого из пространств дано свое название и четко прописаны правила игры в каждом из пространств.