Важное место в региональных приоритетах афганской проблеме отводит Иран. Объективно иранское руководство заинтересовано в существовании в соседнем Афганистане если не дружественного, то по крайней мере лояльного по отношению к Тегерану режима, не имеющего политических, экономических или пограничных претензий к ИРИ и не бросающего идеологического – «исламского» вызова Тегерану. Почти 900-километро-вая совместная граница остро ставит вопрос обеспечения национальной безопасности Ирана. Этот вопрос останется открытым в случае закрепления у власти в Афганистане Движения талибов, претендующее не только на абсолютное, монопольное господство в самом ИГА, но и на распространение «истинного, чистого» ислама в собственной интерпретации и в других мусульманских странах. ИРИ, как никому другому, хорошо известна подобная идея, поскольку принцип «экспорта исламской революции» долгое время был ключевым во внешнеполитической практике самого Ирана после свержения шахского режима в 1979 г. и доставил немало беспокойства его соседям.
Нынешний политико-религиозный экстремизм талибов, их упорное нежелание учитывать интересы непуштунских сегментов афганского общества, прежде всего близких к Ирану хазарейцев-шиитов, а также таджиков, делают неприемлемым для Тегерана правление талибов в его нынешнем одиозном проявлении. Вышеуказанные соображения определяют практический курс иранского правительства на военно-политическую и дипломатическую поддержку Партии исламского единства Афганистана и Исламского общества Афганистана, в частности и северного альянса в лице Объединенного фронта в целом.
Поражение в 1998 г. хазарейцев-шиитов, на которых главным образом опирались иранцы, лишило их главного плацдарма своего влияния в ИГА. Сейчас Иран, оказывая помощь продолжающим сопротивление шиитским группировкам, все больше обращает свое внимание на А.Ш.Масуда – единственного лидера «северян», оказывающего реальный отпор талибам. Тегеран не без оснований полагает, что военные успехи А.Ш.Масуда могут вынудить ДТ пойти на поиск политического решения проблемы.
В то же время Иран не заинтересован в эскалации внутриафганской вооруженной борьбы и втягивании в нее, поскольку осознает невозможность победы поддерживаемого им ОФ над талибами и опасность последствий своего прямого вмешательства в афганские дела. В силу этого иранцев больше устраивал бы перевод конфликта в Афганистане из фазы жесткого военного противоборства в менее напряженное состояние, при котором открывались бы возможности склонить талибов к поиску политических решений на основе отказа от претензий на монопольную власть в ИГА. Даже захват талибами Генерального консульства ИРИ в Мазари-Шарифе и убийство группы иранских дипломатов в ходе широкомасштабного наступления на севере Афганистана летом 1998 г. не привели к непосредственному военному столкновению ИРИ с ДТ, хотя Тегеран стянул к ирано-афганской границе и держал там в течение длительного времени значительные армейские силы.
Признавая администрацию президента Афганистана Б.Раббани в качестве единственного законного правительства страны, Иран поддерживает контакты с талибами, понимая, что сегодня они представляют наиболее значительную военно-политическую силу в ИГА. Вместе с тем иранцы считают ДТ креатурой Пакистана, созданной с одобрения и при поддержке США и Саудовской Аравии с целью ослабления позиций ИРИ как региональной державы и создания коридора в Центральную Азию через Афганистан в обход Ирана. Соответственно, в Тегеране полагают, что установление монопольного господства талибов в ИГА грозит потерей позиций Ирана в этой стране, усилением влияния Пакистана, Саудовской Аравии и США в Афганистане, дестабилизацией обстановки в приграничных с ИГА районах Ирана.
Исходя из этого, иранцы с подозрительностью относятся к демонстрируемым пакистанцами усилиям организовать ирано-пакистанское взаимодействие для достижения внутриафганского урегулирования, полагая, что такое взаимодействие может стать ширмой для продвижения собственных планов Пакистана. В Тегеране не видят декларируемого Исламабадом сближения в принципиальных подходах двух стран к решению афганской проблемы. Здесь считают, что предлагаемое Пакистаном включение в состав администрации ДТ отдельных лояльных талибам непуштунских представителей при полной ликвидации нынешних группировок северного альянса является извращением существа идеи о широкопредста-вительном, многоэтническом правительстве.
Принимая во внимание исторические особенности и реалии развития Афганистана, Тегеран вместе с тем признает значение пуштунского фактора и в этом контексте стремится поддерживать те пуштунские организации и группировки, которые идут на сотрудничество с ним. ИРИ, в частности, считает ошибкой северного альянса снятие в свое время с поста премьер-министра Афганистана Г.Хекматьяра, что привело к отходу от альянса возглавляемой им Исламской партии Афганистана (ИПА), и пытается вновь интегрировать эту партию в ОФ, а Г.Хекматьяра – в государственную политическую структуру северного альянса. Иранцы поддерживают и С.Сайяфа, лидера другой оппозиционной талибам пуштунской организации – Исламского совета освобождения Афганистана.
Выступая за политическое урегулирование внутриафганского конфликта через создание широкопредставительного коалиционного правительства с учетом прав и интересов всех без исключения афганских национальных, конфессиональных и политических сил, Иран видит в этом определенную гарантию обеспечения своих политических и идеологических интересов, а также собственной национальной безопасности, поскольку политическое урегулирование поможет, помимо всего прочего, решить проблему находящихся в ИРИ афганских беженцев, эффективнее бороться с контрабандой наркотиков и оружия.
В то же время прекращение гражданской войны и возвращение мира и стабильности в Афганистан может, как это не парадоксально, нанести урон экономическим интересам Тегерана. Так, в случае реализации планов прокладки через территорию Афганистана магистральных газо- и нефтепроводов из Туркменистана в Пакистан и далее к Оманскому заливу Иран, при нынешней неблагоприятной для него внешнеполитической конъюнктуре, лишится значительных финансовых дивидендов, которые он мог получить, если бы центральноазиатские энергоресурсы проходили через его территорию. Со стабилизацией обстановки в Афганистане обострится и торговая конкуренция Ирана с Пакистаном и другими странами на рынке государств Центральной Азии.
Отношение Таджикистана к ситуации в Афганистане во многом определяется этнической близостью таджиков двух стран. При этом развитие внутриполитической обстановки в одной из них оказывает прямое и весьма серьезное воздействие на ход событий в другой. Так, в период гражданской войны в Таджикистане после распада СССР группировки афганских моджахедов, свергнув правительство Наджибуллы и сформировав исламское правительство, стали оказывать помощь и поддержку таджикским исламским группировкам, впоследствии составившим Объединенную таджикскую оппозицию (ОТО) – Движение исламского возрождения Таджикистана (ДИВТ).
После прихода к власти в Таджикистане правительства Э.Рахмонова и возникновения Движения талибов, подчинившего своему контролю две трети территории ИГА, включая Кабул, ситуация изменилась. Активные попытки талибов разбить силы северного альянса, распространить свое влияние на северные районы Афганистана и приблизиться к границам среднеазиатских стран СНГ в немалой степени ускорили достижение соглашения о национальном примирении между правительством Таджикистана и ОТО. В создавшихся условиях уже участники антиталибской коалиции, и прежде всего ИОА Б.Раббани – А.Ш.Масуда, стали возлагать растущие надежды на помощь и содействие Таджикистана в противоборстве с талибами.
Рост взаимопонимания между правительством Таджикистана и участниками северного альянса Афганистана, прежде всего ИОА, объективно вполне объясним. Северный альянс – последний буфер на пути экспансии талибов на север. В случае военной победы талибов, придерживающихся экстремистских политико-идеологических взглядов, определяемых ваххабитским течением ислама, угроза дестабилизации обстановки в Таджикистане значительно возрастет. Уже сейчас Душанбе серьезно обеспокоен налаживанием контактов между ДТ и экстремистским крылом ОТО. Этому в значительной степени будут способствовать и такие факторы, как вероятный массовый исход беженцев из ИГА, обострение проблемы наркотрафика.
В этих условиях линия Таджикистана в афганских делах определяется его стремлением укрепить позиции антиталибских сил и прежде всего ИОА перед лицом общей угрозы. В Таджикистане полагают, что если А.Ш.Масуду удастся и дальше сдерживать военную экспансию талибов и наладить координацию действий с другими силами антиталибской коалиции, то это может вынудить ДТ пойти на серьезный внутриафганский диалог. Душанбе активно использует политико-дипломатические рычаги для продвижения идеи мирного урегулирования афганской проблемы на основе учета интересов непуштунских национальностей ИГА, прежде всего афганских таджиков. В этой связи руководство Таджикистана большое значение придает миротворческой деятельности ООН и, в частности, посредническим усилиям специального посланника Генерального секретаря ООН по Афганистану Л.Брахими, активно участвует в работе «Группы соседей и друзей Афганистана» («группы 6 + 2»).