Наука не гарантирована от ошибок и заблуждений. Поэтому критическое отношение к полученным результатам, их обоснование, проверка и перепроверка обязательны для научного творчества.
Антинаучные концепции, возникающие внутри самой науки, могут подпитываться некритической позицией исследователя по отношению к собственным идеям и его недостаточной философско-методологической эрудицией. Бывает, что специалисты в узкой области пытаются выдать свои результаты, принесшие успех при решении частных задач, за фундаментальное знание и даже предлагают изменить сложившуюся научную картину мира. При этом они широко используют различные спекуляции натурфилософского характера. Вот один из примеров. В конце 1970-х – начале 1980-х гг. член-корреспондент Белорусской академии наук Вейник напечатал ряд одиозных книг, в которых излагал некую «общую теорию движения». Истоком его притязаний было применение им формул теории электрического потенциала при решении ряда задач термодинамики литья. Он посчитал, что открыл универсальные формулы, описывающие любой вид движения. И с этих позиций объявил о революционных изменениях в науке. В написанном им учебном пособии по физике все прежние знания предлагалось по-новому сформулировать, а поскольку в эти формулировки не укладывалась почти вся современная физика, то теория относительности, квантовая механика были отброшены как несоответствующие новому подходу. Характерно, что для обоснования этого подхода Вейник использовал идею Энгельса о формах движения материи, но предложил ее обобщить. Кроме механистической, физической, биологической и социальной форм движения он ввел осязательную, зрительную, обонятельную, звуковую и предложил их описывать своей формулой. Характерно, что на критику он отвечал примерно так: «В науке революционные идеи признаются не сразу, но пройдет время, и выяснится, что за моими идеями будущее».
Такого рода «аргументация» часто используется адептами различных псевдонаучных концепций и современными изобретателями вечного двигателя.
Совершенно очевидно, что подобные «революционеры» создают неадекватные образы самой науки. Все великие перевороты в науке начинались не с того, что кто-то заявлял, будто создал новую науку, которая все переворачивает сверху донизу и отбрасывает старое. Когда Эйнштейн создавал свою теорию, то начал с решения реальной проблемы и очень скромно озаглавил статью «К электродинамике движущихся тел», в которой излагались основы теории относительности. Эйнштейн вошел в науку с новыми результатами, которые вписывались в научную традицию, хотя многое ломали в прежней картине мира. Это – очень важный критерий: если некто претендует на новое видение, отбрасывая теории, апробированные в науке, полагая, что они недействительны, то это сигнал, что скорее всего мы имеем дело с антинаучной концепцией. Потому что можно переписать в новом языке старые теории, и это так всегда делается, но при этом обязательно сохраняется их содержание, связанное с законами, которые объясняли и предсказывали опытные факты. И конечно же, предлагаемые новые теории и концепции должны быть внутренне непротиворечивы.
4. Почему именно сегодня так остро встал вопрос о критериях отличения науки от лженауки? Каковы социальные причины распространения лженаучных концепций?
Этот вопрос стоял всегда. В науке всегда возникали маргинальные теории, которые не принимались и которые потом оставались на обочине науки.
Можно выделить четыре социальных причины, которые делают сегодня очень острой проблему соотношения науки и лженауки.
Первая причина – это общий кризис цивилизации, поиск новых ценностей; вторая группа причин – особенности психологии и менталитета постиндустриального развития; третья – состояние самой науки, связанное с запаздыванием процессов интеграции все более дифференцирующегося научного знания. И, наконец, последнее – состояние самой российской жизни.
5. В чем же выражается общий кризис современной цивилизации, приводящий к поиску новых ценностей?
Та цивилизация, которую мы называем современной, техногенного типа – это особый этап цивилизационного развития. В отличие от традиционалистского типа в нем решающую роль играет научно-технический прогресс. Наука не только обеспечивает технологические прорывы, меняющие социальную жизнь. Отстояв право на мировоззренческий статус, она предлагает свою картину мира как фундамент миропонимания. Эта картина мира внедряется в массовое сознание в процессе обучения и воспитания.
Возникает особый тип рациональности, который связан с разновидностями научного дискурса, и человек усваивает их, часто сам того не замечая. Я напомню вам известный факт о том, как группы Выготского и Лурии (а потом эти выводы в Либерии повторил Скин Коул) обследовали мышление дехкан в кишлаках – людей традиционалистского общества. Обнаружилось, что даже у мудрых аксакалов, которые учат жить других, отсутствует абстрактная схема рассуждения по логике силлогизма. Они рассуждали совсем не так, как привык человек, обученный науке. Например, задают ему такую задачу: в Германии нет верблюдов; Берлин – город в Германии; есть ли в Берлине верблюды? По логике нужно сказать – нет. Но он отвечает: «Наверное, есть.» – «Почему?» – «Ну, город большой? Большой. Может, туда пришел киргиз с верблюдом или таджик». По-своему он мыслит правильно – он мыслит по логике здравого смысла. Но не по формуле абстрактного силлогизма. Показательно, что такие задачки легко решали дети из тех же кишлаков, которые прошли курс обучения математике и основам естествознания в начальной школе. Такой же вывод получил Коул, когда он в Либерии исследовал традиционалистские группы. Этот тип мышления вообще характерен для людей, сформировавшихся в традиционалистском обществе, которое не знает науки. Наука не только дает нам образы мира, она формирует наше мышление, транслируя в культуре и внедряя в сознание людей особые структуры рациональности.
Мировоззренческий статус науки был предпосылкой превращения ее в производительную силу. Он оправдывал ценность фундаментальных поисков – как поисков истины, получения результатов, непосредственно не внедряемых в практику, и ценных самих по себе. В фундаментальных науках открываются горизонты совершенно новых предметных миров и новых технологических возможностей, которые чаще всего реализуются лишь в практике будущего, иногда другой исторической эпохи. Так, Фарадей открыл электромагнитную индукцию в начале XIX в., но электродвигатели и электрогенераторы вошли в практику лишь в начале XX в. И оправдание такой деятельности состояло не в том, что она дает что-то для практики, а в том, что ученый открывает истину.
Если бы не было мировоззренческого статуса науки, она никогда не стала бы производительной силой общества. В культуре техногенной цивилизации ценность научной рациональности вместе с рядом других ценностей (ценностью креативной деятельности, инноваций, автономии личности, прав человека и т.п.) образует единый комплекс мировоззренческих структур, которые выступают своеобразным «генетическим кодом» этой цивилизации. Она долгие годы считалась магистральной линией человеческого прогресса. Но сегодня у очень многих возникли сомнения относительно возможностей и будущих судеб технической цевилизации. Она многое дала человечеству, создав новое качество жизни, но именно она породила глобальные кризисы (экологический, антропологический и др.), поставившие человечество перед угрозой самоуничтожения.
Есть основания полагать, что человечество вступает в эпоху радикальных цивилизационных перемен. И в разных областях культуры уже идет поиск новых ценностей, новых мировоззренческих образов, которые могли бы стать базовыми для третьего (по отношению к традиционалистскому и техногенному) типа цивилизационного развития, призванного найти выход из современных глобальных проблем. Эти процессы идут и в науке.
Сегодня на переднем крае ее исследований и в высоких технологиях все чаще осваиваются объекты, представляющие собой сложные, саморазвивающиеся системы. Они требуют особых стратегий деятельности и вводят новые образы в научную картину мира. В своих работах последних лет я специально анализировал эти процессы. Одним из важных следствий является расширение поля мировоззренческих смыслов, которые формируют современная наука. Если в XVIII–XIX и первой половине XX вв. она опиралась только на ценности техногенной цивилизации и отвергала образы мира традиционалистских культур как ненаучную мистику, то сегодня ситуация меняется. И целый ряд мировоззренческих идей традиционных культур могут быть согласованы с современной научной картиной мира. Возьмем, например, представления об окружающей нас природе как о живом организме. Такие образы природы доминировали в традиционалистских культурах. И новоевропейская наука долгое время отвергала их как мистику. Но сегодня, после идей Вернадского о биосфере и развития глобальной экологии, организмическое представление о природной среде, непосредственно окружающей человека, включено в научную картину мира. Перекликаются с некоторыми идеями восточных культур и стратегии деятельности с саморазвивающимися системами. Кооперативные эффекты и небольшие воздействия в точках биффуркации способны порождать новые уровни организации в такой системе, тогда как увеличение простого силового давления на систему может приводить к тому, что она будет редуцироваться к одним и тем же структурам, не порождая нового. Эти стратегии напоминают принцип «У–Вэй» (минимального воздействия), который был своеобразным идеалом деятельности в древнекитайской культуре.