Смекни!
smekni.com

Политические конфликты и методы их урегулирования (стр. 4 из 7)

Таким образом, можно сделать вывод: политические конфлик­ты обязаны своим возникновением не только заинтересованности его участников в непосредственном получении, укреплении или сме­не власти, но и столкновению любых интересов, затрагивающих политические отношения. Вместе с тем, политические конфликты не исключают сотрудничества его участников.

Этика управления политическим конфликтом

В управлении политическим конфликтом очень велико зна­чение этических норм и регуляторов. Именно нравственно-миро­воззренческая система этих норм определяет общественную и ин­дивидуальную моральную оценку целей и средств политического противоборства, их соотнесения с категориями добра и зла, оправдание, осуждение и уровень поддержки «справедливой» или «не­справедливой» позиции в конфликте, «правоты» и «неправоты» его участников и т. д.; то есть, в конечном счете, духовную моти­вацию политической деятельности.

Понятно, что, взяв за нравственную основу этой деятельно­сти заповедь «Не убий», максиму основателя ордена иезуитов И. Лойолы «цель оправдывает средства» или советы Н. Макиавелли, мы выберем существенно отличающиеся стратегии. При этом важно подчеркнуть, что отдельные люди и даже очень значительные, выдающиеся личности, участвующие в политике, этическую оценку своих действии всегда соотносят, а иногда и отождествляют с нормами тон политической общности, группы, к которой они при­надлежат. Констатация того, что «самые нравственные и добросо­вестные люди участвуют в той партийной политике, которую при­знает нужной партия, часто так же мало заботящаяся о соображе­ниях личной морали, как и государства в международных отноше­ниях, сделанная Г. Зиммелем, стала одной из «точек роста» со­временной социологии, политологии и этики и нашла свое много­кратное подтверждение, в частности, в истории нашей страны. Не только из книг, но и из собственного личного опыта едва ли не каждый из нас знает, что после 1917 г. нравственным в политике у нас считалось все, что служит победе коммунизма, затем то, что отвечает нуждам коммунистической партии и Советского государ­ства, ныне все чаще эффективность (прежде всего выраженная в деньгах) служит если не мерилом нравственности, то оправданием безнравственности.

Отдавая должное изяществу сконструированной В. А. Лефевром ситуации, трудно удержаться и не напомнить формулировку по существу той же дилеммы, вставшей перед обитателем замка Эльсинор принцем Гамлетом. Вот уже сотни лет люди повторяют вслед за героем Шекспира гениальное:

Быть или не быть - таков вопрос:

Что благородней духом – покоряться

Пращам и стрелам яростной судьбы

Иль, ополчась на море смут, сразить их

Противоборством ?...

А затем продолжают:

... Так трусами нас делает раздумье,

И так решимости природный цвет

Хиреет под налетом мысли бледным..,.

Если сопоставить, каким видят Гамлета те, кто «знаком» с ним, то окажется, что у каждого свое представление о нем. Есть и такие, кто, высоко ценя трагедию Шекспира как художественное произведение, отнюдь не восторгается Гамлетом как человеком. Вот два крайних мнения о нем. В глазах выдающегося немецкого литератора И. В. Гете Гамлет - «прекрасное, чистое, благородное, высоконравственное существо». А замечательному русскому писа­телю И. С. Тургеневу Гамлет видится совсем другим: «Он весь живет для самого себя, он эгоист... он скептик и вечно возится и носится с самим с собой>.

Размышления о предпочтительности тех или иных этических норм поведения в конфликте имеют продолжительную традицию. К ней можно отнести и эстетствующего денди Барбэ д'0ревильн, эпатировавшего французскую буржуазную публику прошлого века такого рода высказываниями: «Для Господа нашего Иисуса Хрис­та большое счастье, что он был Богом, как Человеку ему не хвата­ло характера»; и идеологов пролетарской революции, убежденных в том, что «кто не с нами - тот против нас» и что «если враг не сдастся, его уничтожают».

Впрочем, противоположных суждений на этот счет, выска­занных от библейских времен до наших дней, при желании можно припомнить ничуть не меньше. Как же та или иная этическая система влияет на выбор стратегии, сказывается на управлении конфликтом?

Сопоставляя стратегии возможного взаимодействия сторон­ников «первой» и «второй» этических систем, будем исходить из того, что приверженцы каждой из них объединены в отдельные группы, находящиеся в конфликте друг с другом.

В этом случае стратегической целью «первых» должно яв­ляться достижение компромисса, а стратегия их будет состоять не в полном и окончательном разгроме противника, а в поиске тако­го компромисса. Конечно, приверженность этой системе этиче­ских ценностей не означает, что в политической практике компро­мисс может добываться любой ценой и что ее сторонники не должны уметь или хотеть извлечь из него максимум выгоды прежде всего для самих себя.

Стратегия «вторых» в соответствии с их этическими ценно­стями должна будет состоять в победе любой ценой, полном и окончательном разгроме противника, а любые уступки будут вос­приниматься как отход от четкой цели, беспринципность и, может быть, даже предательство. Для сторонников этой этической систе­мы лозунг «Все или ничего» является не только стратегической установкой, требующей не поступаться принципами, но и техно­логией практической политической деятельности.

Описанная выше ситуация имеет гипотетический характер, это, скорее, мысленный эксперимент в учебных целях, нежели отражение реальной политической практики. В действительности чистые, не смешанные объединения приверженцев той или иной этической си­стемы встречаются очень редко, а логика поведения в политическом конфликте отнюдь не однозначно определяется этикой.

Но вот, как говорится, «случай из практики». В последние годы «холодной войны» во взаимоотношениях СССР и США сло­жилась ситуация, когда дальнейшее обострение стратегического противоборства, новый виток в гонке ядерных вооружений для каждой из сторон (хотя и по разным причинам и в разной мере) были нежелательны. Чтобы положить этому конец и достичь ус­пеха в переговорах на встрече в Рейкьявике руководителей двух стран - Соединенные Штаты Америки представлял тогда Р. Рейган, а Советский Союз - энергичный и напористый, молодой по тра­диционным для СССР меркам М. С. Горбачев, - во внешнеполи­тическом ведомстве США была разработана стратегическая кон­цепция контролируемой конфронтации. Эта концепция состояла в том, чтобы в случае достижения компромисса дать другой сто­роне возможность «сохранить лицо», представив ее действия и инициативы как приведшие к полному успеху, а свое согласие на компромисс - как вынужденный шаг, результат осуществления чужой, а не согласованной цели. Для реализации этой стратегии Соединенные Штаты предоставили М. С. Горбачеву возможность еще до начала переговоров сделать заявление, в котором он вы­двинул очередную советскую мирную инициативу о сокращении ядерных и ракетных вооружений. Его выступление дало возмож­ность Советскому Союзу говорить о достигнутой победе - торже­стве его миролюбивой внешней политики. Учитывая, что участие СССР в гонке вооружений подавалось советской пропагандой как противодействие агрессивным замыслам империалистических аг­рессоров, способствующее сохранению мира во всем мире, то соглашения, достигнутые в Рейкьявике, воспринимались - по край­ней мере в СССР - как победа, как важный шаг к достижению собственных целей и успех в противодействии планам противни­ка, В США эти соглашения, подкрепленные взаимными обяза­тельствами сторон, закрепленными в соответствующих докумен­тах, оценивались как компромисс, вполне отвечающий националь­ным стратегическим целям Америки.

Можно спорить о том, кто из участников той встречи и в какой мере в тот период представлял ту или другую систему цен­ностей и достиг наибольшего успеха в реализации своих целей. Но нельзя оспорить тот факт, что принятое на ней соглашение показало свою эффективность, предотвратив сползание наших стран к дальнейшей ядерной конфронтации, угрожающей не только им, но и всему человечеству.

Следует признать и значение того непреложного факта, что любые социальные и политические субъекты изменяются, эволю­ционируют. Более того, даже неизменность их социальных, ре­сурсных, географических или каких-либо других измерений, пара­метров и характеристик не предполагает неизменности их потреб­ностей, интересов и целей, трансформирующихся под влиянием динамики системы, к которой принадлежит данный субъект или политическая общность, не говоря уже об изменениях окружаю­щей ее природной, техногенной или социальной среды. А признав это, надо признать и неправомерность презумпции неизменности сознания обитателей обоих замков, а вместе с ними и всех тех, кто действует в рамках одной из рассматриваемых этических систем. Каждый из них, как и принц Гамлет, может менять стереотипы своего поведения в конфликтной ситуации, обучаться в ходе про­тивоборства, совершенствовать свою стратегию и выходить за рамки изначально усвоенных этических норм и установок.

Отказ от этой презумпции влечет за собой и уход от логики исключенного третьего, преодоление «асимметричного» разде­ления этических представлений на «первые - вторые», т. е. в конечном счете ведет к отказу от «черно-белого» видения и упрощенных оценок сторон конфликта. Участники практиче­ской политики и, конечно же, любых конфликтов, развертыва­ющихся в этой сфере, в отличие от борцов с драконами или шахматных фигур, не являются ни только первыми, ни только вторыми, ни только черными, ни только белыми. Сформулиро­ванная логико-этическая дилемма недостаточно полно отражает роль этики для политической практики, хотя и помогает уяснить ее значение. Понимая, что с этим можно и не согла­ситься и, более того, зная примеры длительного сосуществова­ния и противоборства «первой и второй этических систем», об­ратимся к тому, как политические конфликты разрешаются в реальной политической практике.