Смекни!
smekni.com

Россия XV-XIX веков глазами иностранцев (стр. 2 из 9)

Неудивительно, что люди, привыкшие к другим порядкам, побывав при московском дворе, уносили с собой тяжелое воспоминание о стране, в которой все рабствует, кроме ее властелина./7, с. 119/

О составе двора государева иностранцы в XVI веке сообщает немного подробностей. Иовию русские послы говорили, что двор государя составляют важнейшие князья и военные сановники./7, с. 121/ Подле царя всегда находится окольничий, принадлежавший к числу высших советников государя, тот окольничий, по словам Герберштейна, занимал должность претора или судьи, назначенного от государя./1, с. 129/ Из других придворных сановников в конце XVI века упоминаются: конюший боярин, смотревший за царскими лошадьми, – первый сановник при дворе; потом дворецкий, казначей, контролер, кравчий, главный постельничий и три фурьера.

Известие в XVII веке описывает с большими подробностями лестницу чинов, сосредоточившихся при дворе около особы государя.

Иностранцы описывают довольно в резких чертах власть московского государя и его отношение к окружающим; в заключение наиболее спокойные из них приходят к нелестной дилемме: трудно решить, говорят они, дикость для народа требовать такого самовластного государя, или от самовластия государя народ так одичал и огрубел. Некоторые сравнивают государя с турецким султаном./3, с. 56/

Но как ни резки черты, в которых изображают иностранцы отношение верховной власти к ее окружению, мы не может назвать их преувеличенными. Так же не преувеличены рассказы иностранцев о времени Ивана Грозного.

Не зная истины, скрытых мотивов борьбы за власть, истоки которой уходят в далекое прошлое, иностранцы заметили, однако же, последние ступени, которые прошли в продолжение этой борьбы за власть московских государей, начав усиливаться.

РУССКОЕ ВОЙСКО

Главное учреждение, которое ведало (до второй половины XVI века) дела, относившиеся к войску, был Разряд, или Разрядный приказ. Здесь хранились списки всех служивых людей; в эти списки вносились имена всех дворян или детей боярских, достигших определенного возраста. О сборе служивых людей имеется известие от конца XVI века. Начальники четвертей в случае войны посылали повестки к областным правителям и дьякам, чтобы все дети боярские к известному дню собирались на какую-то границу, туда-то.

Там отбирали их имена писцы, назначенные Разрядом. Не явившиеся в срок, подвергались штрафу и строгому наказанию./3, с. 107/

Гербейштейн говорит, что на это время прерывался обычный ход замещения очередных должностей, и все служивые люди должны были идти в поход. Служивым людям редко дается покой, говорит тот же иностранец./1, с. 139/

О числе войска имеем различные показания. Те из иностранных писателей, которые не были сами в России, сообщают огромные цифры. Кампезне, перечисляя княжества, составлявшие собственное московское государство говорит, что в одном московском княжестве считается до 30000 бояр и дворян, служивших всадниками и всегда готовых к войне. Так как приведенные показания заимствованы прямо или непосредственно из рассказов русских, то эти, без сомнения, преувеличенные цифры легко объясняются понятным желанием рассказчиков выставить в выгодном свете военные силы своего отчества.

В первой половине XVII века конница по-прежнему преобладала в московском войске, а во второй половине то же века, по показанию Мейерберга и Рейтенфильса пехота превышала численностью конницу и составляла лучшую часть русского войска./3, с. 111/

В Москве караулы держали стрельцы. Кроме них, Невиль упоминает об отряде, который составлялся из московских горожан и в мирное время употреблялся для той же цели./3, с. 114/ Стрельцы имели характер пешего войска, остальная пехота собиралась только в военное время.

У Мейерберга находим неопределенные известия о солдатах: он говорит, что в случае нужды царь мог собрать какое угодно число пеших ратников, которые сбегаются на звук барабана в надежде поживиться во время похода богатою добычей; в отличие от стрельцов, их называют солдатами; они распределяются на полки, под командой иностранных офицеров./3, с. 112/ На хорошее жалование привлекало иностранцев на русскую службу, и в XVII веке число иностранных офицеров в русском войске увеличивалось в значительной степени.

Рейтанские и солдатские полки набирались из охочих людей, без поместных или мало поместных дворян, из детей боярских, а также из крестьян по всему государству. Ими командовали преимущественно иностранцы. Рейтенфильс уверяет, что эти полки могли равняться с лучшими войсками Европы./3, с. 112/

Петрей оставил описание осмотра, который производился собравшимися соратниками перед выступлением в поход: воеводы собираются вместе и садятся в избе у окон или в шатрах и вызывают к себе один полк за другим. При них стоит дьяк со списком в руках, по которому он вызывает по имени каждого ратника; ратник должен выступить вперед и показаться воеводам. Если какого-то ратника не оказалось на месте, дьяк ставил в списке против его имени отметку для дальнейших распоряжений. Неявка не службу преследовалась строго. Смотр повторялся и во время похода каждую неделю./3, с. 116/

Михалон говорит, что московитяне каждую весну получают из нагайской орды по несколько тысяч лошадей годных для войны, платя за это одеждой и другими дешевыми вещами. Седла делались так, что всадники без затруднения могли поворачиваться на них и стрелять во все стороны. Шпоры были у немногих, большая часть употребляли нагайки, которые вешали на мизинце правой руки; поводья и узы были двойные, с отверстием в конце, которые они надевали на палец правой руки, чтобы можно было, не выпуская его, пользоваться луком./3, с. 124/

Одежда и их телесное убранство были у всех одинаковы; кафтаны они носили длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; сапоги они носили красные и очень короткие, так что они не доходили до колен, а подошвы были подбиты у них железными гвоздиками. Рубашки почти у всех были разукрашены у шеи разными цветами; застегивают их либо ожерельем, либо серебряными цветами, к которым для украшения добавляют жемчуг. Они подпоясываются не по животу, а по бедрам, и даже опускают пояс до паха, чтобы живот выдавался больше.

Гербейштен говорит, что великий князь Василий имеет литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пушек, льют железные ядра, подобные тем, какие употребляются на Западе, но что русские не умеют употреблять пушки в сражении, потому что главное у них – быстрота движений./1, с. 151/

Но в конце XVI века Гваньини уже говорит, что русские в его времена очень часто и очень искусно действовали пушками, выучившись этому у каких-то беглых итальянцев, немцев и литовцев./3, с. 119/

Полагают, говорит Флетчер, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить доказательством оружейная палата в Москве./3, с. 121/

Относительно продовольствия войска во время похода Флетчер говорит, что царь никому ничего не отпускает, кроме иногда некоторого количества хлеба, и то на деньги служивых же людей; поэтому каждый, идя в поход, должен иметь при себе провианта на четыре месяца, а в случае недостатка может приказать перевести его к себе в лагерь из своего имения. Русскому войску, прибавляет тот же иностранец, много помогает то, что каждый русский в отношении жилища и пищи с детства готовится быть воином./3, с. 122/

Иностранцы с удивлением говорят о терпении и неприхотливости простого московского ратника во время лагерной жизни. Довольствовались очень скудными средствами, имея лук и чеснок, московский ратник легко обходился без остальных приправ. Пришедший в местность, где этого нет, этот житель снегов, этот темный и пренебрегаемый сармат, по выражению Климента, разводит себе небольшой огонь, наливает воды в горшок, кладет туда ложку муки или крупы, добавляет соли и, сварив, довольствуется этим наравне с прислугой; последняя, впрочем, когда господин в нужде, голодает дня по два и по три./3, с. 128/ Нередко месяца по два терпят такую нужду всадник и лошадь и, однако же, сохраняет прежнюю силу и бодрость.

Гербейштейн говорит в своих записках: «Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что они содержат себя и своих людей на столь скудное жалование и при том столь долгое время. Поэтому стоит сказать об их бережливости и воздержанности»./1, с. 159/

Петрей описывает порядок наступления московских полков из лагеря, из чего можно отчасти видеть их ратный строй, каким был он в начале XVII века: за передовыми полком идет большой, со множеством трубачей и литаврщиков, которые бьют в литавры и трубят в трубы./7, с. 127/

Эта музыка наводила тоску на иностранцев; по словам Корба, она скорее могла навеять уныние, нежели возбудить воинственное одушевление.

«Если бы русский ратник, говорит Флетчер, с такою же твердостью исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду и труд, им столько же был приспособлен и навычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и к пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь много уступает им в храбрости и в самом исполнении военных обязанностей»./3, с. 129/

Такой нелестный переход делает иностранец от удивления перед суровостью и терпением, которым московский ратник переносил неудобство и лишения всякого рода, к его военному. Контарини замечает, что у московского государя довольно разных людей, большею частью они никуда не годны./3, с. 134/ Некоторые иностранцы удивляются физической силе московских ратников; Гванини советует осторожно схватываться с ними в сражении, чтоб не попасть к ним в руки, из которых, благодаря их необыкновенно крепким мускулам, трудно вырваться. Московитянин, говорит Гванини, один без всякого оружия смело выходит на дикого медведя и, схватив его за уши, таскает до тех пор, пока тот в изнеможении не повалится на землю./3, с. 141/