Итак, основными функциями президентской риторики являются: 1) презентация своей позиции, реализуемая с помощью аргументации, направленной на ее легитимацию; 2) разоблачение и дискредитация позиции и поведения оппонента. На уровне локальной семантики данные стратегии реализуются с помощью набора риторических тактик.
Тактика противопоставления действий оппонентов:
Россия стремится быть хорошим партнером – Украина нарушает основополагающие соглашения; Россия празднует юбилей русско-украинского писателя, а Украина проводит кампанию по вытеснению русского языка и культуры; российские миротворцы воюют на стороне народа, подвергшегося нападению, а украинские власти обеспечивают оружием агрессивный режим Саакашвили.
Тактика дискредитации оппонента на фоне позитивной самопрезентации:
В то время когда Россия дорожит братскими связями с украинским народом, укрепляет гуманитарное сотрудничество, поддерживает украинцев, проживающих в русских городах и верит в возрождение добрых отношений, на Украине искажают историю и исторические факты, препятствуют развитию экономических связей и заключают договоры с другими странами, ущемляющими интересы России.
Тактика сильного лидера, уверенного в своей правоте:
«Я уверен, что наши отношения с украинским народом переживут любые проблемы»; «Убежден, должны наступить новые времена»; «Я уверен, что многогранные связи России и Украины обязательно вернутся ...»
Первые две тактики (самопрезентация и дискредитация оппонента) реализуются в тексте с помощью а) эксплицитно выраженных оценок («уровень [отношений] беспрецедентно низок»; «внешне гладкая риторика украинского руководства плохо сочетается с откровенным искажением ... эпизодов нашей общей истории») и б) образных средств. Концептуальную основу данного дискурса составляют характерные для современности базовые метафоры Верха-Низа («...связи России и Украины обязательно вернутся, но на качественно новый уровень...»), Механизма («... документ, абсолютно не стыкующийся с январскими российско-украинскими договоренностями»; «Напряженность в отношениях России и Украины действительно зашкаливает»), Растения («у нас общие исторические и культурные корни...»), Войны («Киев занял откровенно антироссийскую позицию»), Семьи («великий сын украинского и русского народа...»; «братские отношения»), Дома/Строения («Россия стремится быть прогнозируемым, сильным, комфортным партнером для своих соседей»). Дихотомия «свой (хороший) – чужой (плохой)» распространяется и на выбор ключевых метафор: для описания России используются образы Семьи, Братских/Родственных отношений, Организма, а украинское руководство предстает в образах Войны, Механизма, Болота («отношения с украинским народом ... не утопить в болтовне и псевдоисторических исследованиях»). Стремление как можно более четко и недвусмысленно представить свою позицию проявляется в метатекстовых конструкциях: «хотел бы объяснить», «именно об этом я сегодня хотел сказать».
Тактика сильного лидера реализуется в тексте особым способом. Для этого изменяется модальность повествования – используются отрицательные инфинитивные конструкции и конструкции с модальными глаголами. Фразы приобретают характер заклинаний, появляются повторы и особый ритм: «братские народы не могут быть разобщены»; «наши отношения ... не разрушить..., тем более не утопить в болтовне...»; «должны наступить новые времена». На реализацию этой тактики работает также ссылка на авторитетное лицо, каким является патриарх Кирилл: «Я разговаривал с Патриархом... наши мнения по этому вопросу совпадают...»
Дискурс президента вступает в противоречие с фактом реальной действительности: говоря об озабоченности по поводу плохого состояния отношений между Россией и Украиной и о том, что Россия делает все возможное для их улучшения, Дмитрий Медведев не направляет в Украину российского посла, что служит усилению напряжения между странами. Таким образом, вся аргументация дискурса направлена на оправдание данного поступка. В конце текста она проявляет себя в виде тактики переноса ответственности на другого: «... может быть, мы действуем слишком агрессивно, но в этом виноваты они». Для смягчения основного противоречия используется также тактика уступки – эта мера временная: «Убежден, должны наступить новые времена»; «Он приступит к работе позднее»; «Мы сделаем все от нас зависящее». Такая концовка еще раз подчеркивает то, что адресант берет на себя ответственность за противоречивую ситуацию и обещает принять меры к ее исправлению. Большая открытость текста, практическое отсутствие имплицитного содержания придают ему убедительность и доказывают отсутствие в данном дискурсе манипулятивной стратегии.
Итак, приведенный пример комплексного анализа фрагмента политического дискурса демонстрирует возможность более полного обнаружения цели высказывания и средств ее достижения. Рассмотрение смысловой структуры текста с помощью разнонаправленных подходов (риторического, семантико-стилистического, когнитивного и дискурсивного) позволяет объективно судить о его внутренней цельности и так называемой валидности – являются ли используемые в нем посылки и способы убеждения непротиворечивым комплексом. Конечно, следует признать, что объединить в каждом конкретном анализе все методики, наработанные в данной области, невозможно. Естественным решением этой проблемы видится четкое формулирование цели исследования, которая и диктует релевантные категории анализа.
Список литературы
1 См.: Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века (опыт парадигмального анализа). М., 1995.
2 С любовью к языку. М., 2002.
3 См.: Будаев Э.В., Чудинов А.П. Современная политическая лингвистика. Екатеринбург, 2006.
4 Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998. С. 137. 5 См.: Кожемякин Е.А. Дискурс: терминологический статус и коррелирующие понятия («текст», «язык», «мышление», «коммуникация»)//Коммуникация в современной парадигме социального и гуманитарного знания: Материалы 4-й Междунар. конф. РКА «Коммуникация – 2008». М., 2008. С. 108.
6 Чубарова Ю.Е. Функционально-структурные особенности и просодические средства выражения дискурсивных элементов англоязычного учебно-научного дискурса. Саранск, 2008. С. 17.
7 Хмельцов А.И. Когда «они» говорят о «нас»: политический дискурс-анализ и семиотика внешней политики в междисциплинарной перспективе // Актуальные проблемы теории коммуникации: Сб. науч. тр. СПб., 2004. 8 Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: Учеб. пособие / Отв. ред. М.Н. Володина // www.infolex.ru/SMI1.htm. – 12.08.2009.
9 См.: Будаев Э.В., Чудинов А.П. Вопросы языкознания. 10 См.: Баранов А.Н., Михайлова О.В., Сатаров Г.А., Шипова Е.А. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. М., 2004.
11 См.: Хмельцов А.И. Вопросы языкознания. 12 См.: Бушев А. Неориторические исследования //www. credo-new.narod.ru. – 12.08.2009
13 См.: Перельман Х., Бузук Г.Л., Волков А.А., Брутян Г.А. Прагмалингвистический аспект немецкоязычного риторического дискурса // bankrabot.com/.../ work_18219.html. – 12.08.2009.
14 См.: Бушев А. Указ. соч.
15 См.: Смолененкова В.В. Понятие риторической критики // Современные вопросы общественно-речевой практики. М., 2005. С. 71–87.
16 См.: Купина Н.А. Языковое сопротивление в контексте тоталитарной культуры. Екатеринбург, 1998; Чудинов А.П. Политическая лингвистика: Учеб. пособие для студ., асп., препод.-филол. М., 2006.
17 Смолененкова В.В. Указ. соч.
18 Будаев Э.В., Чудинов А.П. Указ. соч.
19 Баранов А.Н. Очерк когнитивной теории метафоры // Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991. С. 45.
20 См.: Будаев Э.В., Чудинов А.П. Указ. соч. 21 См.: Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии // Вопросы языкознания. 1997. № 6. С. 37; Петров В.В. Понимание метафор: на пути к общей модели // Метафора в языке и тексте. М., 1988. С. 165.
22 Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора: Материалы к словарю. М. 1991. С. 115. 23 См.: Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Современная русская идиоматика (проект словаря)//Русская фразеология в контексте культуры. М., 1999.
24 См.: Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Указ. соч. 25 См.: Osborn M. Archetypical Metaphor in Rhetoric: the Light-Dark Family // Quarterly Journal of Speech. 1967. Vol. 53.
26 См.: Будаев Э.В., Чудинов А.П. Указ. соч. 27 Йоргенсен М.В., Филлипс Л.Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод / Пер. с англ. 2-е изд., испр. М., 2008.
28 Там же. С. 26 29 Там же; Будаев Э.В. Чудинов А.П. Указ. соч.
30 Йоргенсен М.В., Филлипс Л.Дж. Указ. соч. 31 См.: Будаев Э.В., Чудинов А.П. Указ. соч. С. 111.
32 Там же. С. 50.
33 Там же.
34 Lasswell H. Power and Personality // Wikipedia, the free encyclopedia. 1948.
35 Баранов А.Н. Метафоры в политическом дискурсе: языковые маркеры кризисности политической ситуации // Linguistic Change in Europe. 1990–2000. Wien, 2000; Он же. О типах сочетаемости метафорических моделей // Вопросы языкознания. 2003. № 2.
36 Там же. С. 9.
37 Хмельцов А.И. Указ. соч. С. 20.
38 http://blog.kremlin.ru/post/30/transcript. – 12.08.2009