Внутренне Горбачев потрясен. Он, конечно, знал, что спокойно дело не закончится и без борьбы не обойтись, но такого политического нокдауна, который открыл счет оставшимся дням, он не ожидал.
Впереди было еще одно испытание – выборы заместителя генсека. Наряду с “запланированным” В.А. Ивашко кандидатом был назван и Е.К. Лигачев, который получил всего 776 голосов “за” и 3642 “против”. Генсек, возвращаясь после голосования за своего “зама”, неожиданно в узком переходе из Георгиевского зала Кремля во Дворец Съездов столкнулся с Е.К. Лигачевым. Лишь на мгновение он растерялся, но неожиданно сказал:
- Я голосовал против тебя, Егор.
- А я, Михаил Сергеевич, - ответил Е.К. Лигачев, - голосовал за ваше избрание генеральным секретарем.
И они разошлись в противоположные стороны. Разошлись навсегда.
27 марта 1990 года. Утром этого дня народные депутаты СССР непрерывным потоком шли из гостиниц “Россия” и “Москва” в Кремль. В 10 часов в Кремлевском дворце съездов начнется заседание, на котором будут объявлены результаты вечернего голосования по выборам президенты СССР.
…Члены президиума съезда занимают свои места. Слово предоставляется председателю счетной комиссии. Зал замирает, слышно, как работают кондиционеры. И вот сообщение: М.С. Горбачев избран первым президентом СССР, набрав 1843 голоса 2486. Депутаты встают, аплодирую новому главе государства. Теперь ему предстоит принять присягу, и 28 мая президент СССР, держа руку на конституции СССР, клянется стоять на страже соблюдения ее духа и буквы. Так в Советском Союзе появился первый президент. Республики решили не отставать, и через полгода президентов в СССР было уже больше десятка.
В первые годы работы на новом посту Михаил Сергеевич, как говорилось выше, был окружен заинтересованным вниманием ученых, литераторов, журналистов, политических деятелей, ему было легко встречаться с той частью интеллигенции, которая не только ждала перемен, но и искала лидера, способного объединить и возглавить все здоровые силы общества. Люди бескорыстно старались помочь Михаилу Сергеевичу, выдвигали новые идеи, приносили разработки, выношенные многими годами размышлений, и делали все, чтобы перестройка не только началась, но закрепилась, принесла положительный результат.
Это был период, когда большинство верило в возможности улучшения жизни в стране при Горбачеве, создания свободной творческой обстановки во всех сферах общества. Однако уже тогда настораживала некоторая скованность Михаила Сергеевича по отношению к тем, кто пришел помогать ему. Было такое ощущение, что он не до конца им верит, сомневается в искренности и потому никогда не говорит откровенно. Эта стена отчужденности, бездеятельности, некорректность в отношениях вели к тому, что многие стали искать предлоги для ухода от Горбачева.
Среди людей, которые обслуживали Горбачева, многие создавали весьма нервозную обстановку в аппарате. Каждый боролся за свое влияние, свои особые привилегии, а некоторые из них писали записки и жаловались на недооценку их роли. Обстановка усугублялась еще и тем, что недоверие президента стало распространяться и на высших должностных лиц. М.С. Горбачев был недоволен отдельными действиями Э. А. Шеварднадзе, полагая, что тот работает на себя и заботится, прежде всего, о росте своего авторитета. Лишился былого доверия А.Н. Яковлев, который, как считал Горбачев, также начал “вести свою игру”. Михаил Сергеевич все чаще отправлял его на загородные дачи готовить те или иные документы. Вряд ли ошибусь, если скажу, что большинство своих соратников он подозревал в неверности и корысти, желании лишить его власти.
Впрочем, оставались люди, которым, как говорил М.С. Горбачев, он доверял полностью, - Д.Т. Язов и В.А. Крючков. Президент по несколько раз в день звонил им, часто встречался. Они постоянно докладывали ему о положении дел в стране, армии, о политических течениях, проводимых ими мерах или намечаемых акциях. В.А. Крючков, Д.Т. Язов, да еще, пожалуй, Б.К. Пуго, министр внутренних дел, были основной опорой М.С. Горбачева до того момента, пока им не стало ясно, что со страной, армией, обществом, может произойти беда, грозящая расколом Союза, национальными столкновениями, возросшим потоком беженцев, развалом экономики. В.А. Крючков, докладывал президенту добытую нашей разведкой информацию западных спецслужб о целях развала СССР, необходимых мерах для окончательного уничтожения нашего государства как великой державы.
2 марта 1991 года М.С. Горбачеву исполнилось 60 лет. В нашей стране для большинства мужчин это порог, когда можно оформлять пенсию по старости. Но это тех, кто стоит у станка, трудится в поле, в конторе, институте. У политиков, как они считают, пора зрелости только наступает. Такого мнения придерживался и М.С. Горбачев. На пенсию он не собирался, хотя силы его заметно таяли: он все чащи и больше повторялся, нередко терял нить беседы, забывал, кому что поручал или говорил. Да и старые болячки давали о себе знать – сильные головные боли, высокое, “трансформаторное” давление. Последнее его особенно беспокоило, и он страшился инсульта или чего-то подобного, полагая, что это у него наследственное… Мнительность по поводу своего здоровья была у него велика. В молодости он лечился в Железноводске и все время заставлял врачей искать у себя то, чего и в помине не было. Имел он хороший аппетит и если от чего-то воздерживался, то скорее по причине переедания, необходимости сохранении веса. Раза два в неделю у него были “разгрузочные” творожные дни. Генсеку готовился специальный сметанный творог, и на этом надо было “продержаться” сутки. Но он часто не выдерживал. Заказывал себе кофе, который подавался с печеньем, выпечкой, бутербродами, конфетами, зефиром и пастилой. У меня складывалось впечатление, что вся эта игра в диету ведет к тому, что вес набирает он еще больший.
Во время долгих заседаний Политбюро, если генсек не находился на разгрузочной диете, ему и другим членам партийного руководства подавали полноценный обед. Предпочитал он простую пищу, и особенно любил гречневую кашу с бараньим боком или говядиной. Утром ему также готовили каши, и на ужин мне приходилось видеть приготовленную ему гречневую кашу. Правда, это подавалось со многим другим, чем изобиловал стол.
…И вот генсеку исполняется 60 лет. Дата юбилейная. У Хрущева, Брежнева в такой-то день дым коромыслом стоял. Все руководство собиралось, друзья-товарищи, родственники, близкие. Тосты звенели: за здоровье великого и мудрого, за успехи в строительстве нового общества. Награды высокие обмывались по всем правилам питейного искусства. У М.С. Горбачева все было гораздо скромнее. За великого и мудрого тоста не предложил бы и самый искусный подхалим. За успехи в строительстве тем более. Да и друзей-товарищей не имел генсек, держа всех на дальней дистанции.
В общем, орденов не было, высокопарных речей тем более. Но мини-прием все-таки состоялся. В зале Секретариата ЦК собрались секретари ЦК, Московского обкома и горкома партии и поздравили Горбачева. Несколько минут посидели за столом, послушали исповедальную речь генсека, в которой он говорил о роли партии в своей жизни и перестройке.
После речей, традиционных объятий, нередко с горячими поцелуями, каждая когорта поздравляющих направилась в соседнюю комнату, где был накрыт большой стол и разносились напитки. Наполненные рюмки и фужеры вызвали новую волну вдохновения. Правда, далеко не у всех. Многие, пригубив рюмку, покидали этот зал, занятые своими непростыми делами. Этим по существу и завершилась официальная церемония чествования. М.С. Горбачев уехал на дачу. Никого из соратников он к себе не звал, и, думаю, никого из партийного и государственного руководства у него никогда и не бывало там. Несколько удивленные сухостью и не назойливостью проведенного “мероприятия”, некоторые его сподвижники собрались в Кремле, выпили еще по рюмке и порассуждали, как это в правилах российской интеллигенции, о трудных временах.
Ново-огаревские посиделки, как их назвали журналисты, и тот процесс регулирования взаимоотношений бывших союзных и автономных республик, который начался в этой подмосковной резиденции, оставят след не только в отечественной истории. Они, безусловно, станут символом капитуляции центральной власти, развала государственности великой державы, символом разгорания этнических конфликтов, увековечив имя архитектора этого процесса – М.С. Горбачева.
Юридическим оправданием этого должен был стать новый Союзный договор. Необходимость в таком документе назревала все больше по мере того, как постановления правительства СССР и указы президента игнорировались на местах. Этому в многом “помог” сам Горбачев. Решив однажды посетить Прибалтику, генсек прибыл в Таллинн и там, может быть, непроизвольно поддался на провокационные утверждения некоторой части озлобленной националистической интеллигенции, которая распространяла измышления о том, что русские их объедают. С упорством, достойным лучшего применения, генсек начал доказывать, что все совсем наоборот, что Россия кормит Эстонию. Видимо, провокаторам только этого и надо было. Теперь обиделись все слои общества Прибалтийской республики, и началось выяснение того, кто кого кормит. Полился поток грязи на русских. Горбачев мобилизовал тогда экономистов в поддержку своего утверждения. Он приводил цифры, факты, расчеты межотраслевого и межреспубликанского балансов, и чем больше он демонстрировал доказательств, тем упорнее становились его оппоненты. Да и какой народ согласится, чтобы его считали иждивенцем? И какой руководитель станет на этом настаивать? В общем, генсек проиграл, как говорится, по всем статьям, озлобился сам и еще больше разжег антирусские настроения среди эстонцев. Но так и не осознал этого.