Пожалуй, наиболее уязвимым местом геополитического анализа современных конфликтов является его государствоцентризм. Государство по-прежнему фигурирует в качестве единственного на мировой арене легитимного политического актора, обладающего всей полнотой суверенитета. Между тем с появлением работ Дж.Ная и Р.Кохейна стало общепризнанным, что урбанизация и модернизация политических сообществ, развитие коммуникаций способствуют существенному перераспределению полномочий от правительств к частным субъектам. Причем, как это ни парадоксально, поддерживать данную тенденцию может и демодернизация.
С окончанием процесса деколонизации и особенно с распадом СССР и ряда стран восточного блока система межгосударственных отношений заметно изменилась. В нее оказались включены слабо структурированные и непрочные образования («несостоявшиеся» и «новые» независимые государства), чей суверенитет проблематичен, территориальные границы либо не делимитированы, либо активно оспариваются соседями, а «мощь» распределена между конкурирующими кланами или частными субъектами. В результате геополитический подход тормозит там, где всегда претендовал на свою значимость — при изучении конфликтов современного мира. Действия акторов без суверенитета, всевозможных национальных и международных организаций, ассоциаций, фирм, трансграничных группировок невозможно адекватно оценить в рамках доминирующей парадигмы. За спиной этих акторов всегда ведется поиск некоего «центра силы» или государственного образования, заинтересованного в таком, а не ином исходе конфликта. И дело здесь не в идеологизированности авторов, а в общих методологических изъянах, присущих геополитическому анализу ситуации.
Неадекватность концентрации внимания только на государстве подтверждает и геоэкономика. Ряд отечественных и зарубежных авторов считает, что глобализация финансов и информационная революция способствуют выделению геоэкономики в особую, едва ли не самую значимую отрасль геополитического проектирования. Геоэкономика изучает различные ресурсные потоки, стремясь обеспечить их регулирование и управляемость. В рамках геоэкономики существенное внимание уделяется формированию интернационализированного воспроизводственного ядра (ИВЯ) мирового хозяйства, взаимозависимости стран и центров силы (а также тому, как манипулировать асимметричной взаимозависимостью для достижения поставленных целей). Однако на практике геоэкономический подход сводится к выработке стратегии обеспечения национальных интересов государства в условиях хозяйственной глобализации. Вместе с тем сложные ситуации (например, США лоббируют интересы японских компаний в Европе, поскольку те производят свои автомобили на заводах в Аме- рике), как и возникающие при этом коллизии и конфликты практически остаются вне сферы геоэкономического анализа.
Проблема усугубляется тем, что геополитика никогда и нигде не существовала в рамках чистой теории. Геополитики, вне зависимости от исторического контекста, неизменно претендовали на выработку стратегии поведения государства на международной арене. В нынешней ситуации, по-видимому, следовало бы отказаться от попыток создания эффектных «геостратегических» конструкций и попытаться разобраться, что же такое геополитика: система приемов и методов анализа борьбы держав за власть и влияние в мире (либо на региональном уровне); род философского дискурса, призванный обосновать представления о существующем или становящемся миропорядке и месте в нем того или иного государства, или что-то иное.
В последнем случае необходимо особенно четко задать границы применимости геополитического анализа, сам предмет и методы геополитики. Подспорьем здесь могут стать исследования «конкретных случаев» современных конфликтов. Переход от общих рассуждений на тему глобального противостояния или умозрительных построений (поиски оптимальной геостратегии для США, Китая или России) к изучению конкретных конфликтных ситуаций, их микрогеополитический анализ, возможно, позволил бы определиться с дисциплинарными рамками.
В последнее десятилетие на Западе активно развивается такое направление исследований, как «критическая геополитика». Собственно, суть критики состоит в том, что в эпоху «общества риска», описанного У.Веком, Э.Гидденсом, М.Кастельсом и др., традиционные геополитические схемы работают на «силы регресса» — фундаменталистов, авторитарные клики и т.п. Однако при всей остроте критики основной вектор ревизии «геополитического наследия» в рамках критического направления определить довольно сложно.
Интересно было бы также попытаться аналитически «расчленить» геополитическую ситуацию на несколько относительно независимых элементов, а затем рассмотреть распределение сил в рамках каждого из них. Так, по заключению В.Цымбурского, современный миропорядок отличается от идеала классической геополитики в основном тем, что в силу исторических причин в северном полушарии сложился не единый, а «многосоставный» баланс мощи и влияния. К концу XX в. возникли и оформились два относительно независимых друг от друга расклада силы — военно-политический и хозяйственный. Северная Атлантика со Средиземноморьем, будучи единым оборонным пространством под эгидой НАТО, разделено геоэкономическими барьерами, отграждающими ЕС от зоны НАФТА. На Тихом океане интегрированное, пусть еще в недостаточной степени, кольцо экономик стран АТР разобщено в военно-силовом плане: американо-японский военно-политический союз уравновешивает потенциал КНР, а в перспективе — «Большого Китая». При этом геоэкономическое и военно-политическое пространства воздействуют друг на друга, а подвижки в каждом из них способствуют возникновению эффекта «рикошета». Так, Балканская кампания НАТО оказала влияние на курс евро и косвенно на геоэкономический расклад сил в Атлантическом регионе — совершенно новая ситуация, вообще не предусмотренная традиционной геополитикой.
Надо сказать, что исследования региональной геополитической проблематики уже ведутся, однако методологические аспекты геополитического анализа пока не артикулированы. Вместе с тем возможно, что именно благодаря альтернативному — по отношению к принятому ныне - типу теоретизирования (от частного к общему, а не наоборот) у дисциплины, которую многие уже списали со счета как «геополитическую идеологию», появится новая перспектива.
2 Современные геополитические теории и школы Запада
2.1 «Гуманизированная» геополитика силы в теории З. Бжезинского
Мондиалистский проект, разрабатываемый и проводимый в период холодной войны, не был однороден. Существовали две его основные версии, которые, различаясь по методам, должны были теоретически привести к одной и той же цели.
Первая, наиболее пацифистская и «примиренческая» версия мондиализма, известна как «теория конвергенции». Разработанная в 70-е гг. в недрах «Совета по международным отношениям» (CouncilonForeignRelations, C.F.R.) группой «левых» аналитиков под руководством Збигнева Бжезинского. Эта теория предполагала возможность преодоления идеологического и геополитического дуализма холодной войны через создание нового культурно-идеологического типа цивилизации, который был бы промежуточным между социализмом и капитализмом, между чистым атлантизмом и чистым континентализмом.
Известнейший социолог, политолог и геополитик, профессор Колумбийского университета, советник Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета (Вашингтон) Збигнев Бжезинский, бывший в 1977—1981 гг. помощником президента США по национальной безопасности, в своей книге «План игры. Геостратегическая структура ведения борьбы между США и СССР» (Нью-Йорк, 1986) доказывает исторически закономерный и глобальный характер противостояния между СССР и США. Однако еще в работе «Кризис мировой системы» Бжезинский развивает идею необходимости создания универсальной мировой системы под эгидой США. Советский марксизм рассматривался как преграда, которую можно преодолеть, перейдя к его умеренной, социал-демократической, ревизионистской версии — через отказ от тезисов «диктатуры пролетариата», «классовой борьбы», «национализации средств производства» и «отмены частной собственности». В свою очередь, капиталистический Запад должен был бы ограничить свободу рынка, ввести частичное государственное регулирование экономики и т.д. Общность же культурной ориентации могла бы быть найдена в традициях Просвещения и гуманизма, к которым возводимы и западные демократические режимы, и социальная этика коммунизма (в его смягченных социал-демократических версиях).
«Мировое правительство», которое могло бы появиться на основе теории конвергенции, мыслилось как допущение Москвы до атлантического управления планетой совместно с Вашингтоном. В этом случае начиналась эпоха всеобщего мира, холодная война заканчивалась, народы сбрасывали тяжесть геополитического напряжения.Здесь важно провести параллель с переходом технологических систем от талассократии к эфирократии: мондиалистские политики начинали смотреть на планету не глазами обитателей западного континента, окруженного морем (как традиционные атлантисты), но глазами «астронавтов на космической орбите». В таком случае их взгляду представал действительно единый мир.