Смекни!
smekni.com

Политический терроризм в восприятии русской либеральной общественной мысли в начале XX века (стр. 2 из 4)

<1> Антонян Ю.М. Указ соч. С. 34; Беглова Н.С. Указ. соч. С. 40. В ряде других юридических и исторических работ терроризм эсеров определяется как субверсивный террор (Замковой В. Указ. соч. С. 14); идеологический (Мелентьева Н. Размышления о терроре // Элементы. Евразийское обозрение. 1996. N 7. С. 17 - 19); индивидуальный (К.В. Гусев); революционный (О.В. Будницкий ).

О позиции российских либералов в отношении террористов в отечественной историографии сложилось представление, что они вполне сочувствовали терроризму и даже что терроризм созрел на "гнилом болоте тогдашнего либерализма" <1>.

--------------------------------

<1> Кошель П.А. Указ. соч. С. 4.

Действительно, до буржуазных реформ середины XIX в. революционное и либеральное направления в общественном движении России не были четко разделены. Их объединяла одна цель - борьба против крепостничества. После 1861 г. во взаимоотношениях революционеров и либералов произошли перемены, прежде всего они касались методов борьбы за продолжение реформ в России. Революционеры вступили в открытую борьбу с самодержавием, а либералы осуждали революционную деятельность. В 1878 г. лидеры либеральной общественности И. Петрункевич и А. Линдфорс попытались заключить союз с революционерами, убедить их приостановить террористическую деятельность, чтобы либералы могли активизировать легальную борьбу с правительством. Однако эти попытки не увенчались успехом <1>.

--------------------------------

<1> Итенберг Б.С. Революционеры и либералы в пореформенной России // Революционеры и либералы России. М., 1990. С. 25 - 40.

У нас также есть ряд фактических свидетельств, которые говорят о сочувственном отношении либералов к террору революционеров. Например, годовой бюджет "Народной воли" в 80 тыс. рублей составлялся на пожертвования либералов <1>. Правда, это свидетельство не вполне проверено. В начале XX в. русские либералы вроде бы стремились использовать террористов для своих целей. Так, П.Н. Милюков при встрече с Лениным в Лондоне в 1903 г. "упрекал искровцев за полемику против террора после убийства Балмашовым Сипягина и уверил... что еще один-два удачных террористических акта - и мы получим конституцию". П.Б. Струве восторженно встретил известие об убийстве Плеве <2>. О. Будницкий приводит письмо С.А. Франка к П.Б. Струве от 5 мая 1905 г., в котором Франк, отчаявшись в легальных средствах борьбы с правительством за реформу, приходит к оправданию индивидуального террора, оговариваясь при этом, что сам он не мог бы ни убивать людей, ни призывать к этому <3>. В обществе эсеров часто называли "кадеты с бомбой".

--------------------------------

<1> Пантин Н.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России. М., 1986. С. 258.

<2> Будницкий О.В. Указ. соч. С. 18.

<3> История терроризма... С. 501.

Однако эти разрозненные свидетельства не дают нам полной картины восприятия российскими либералами терроризма. Все приведенные упоминания об их положительном отношении к террору были сделаны не публично, а в частных беседах или переписке, а, следовательно, не выражали и не формировали общественное мнение. Для того чтобы составить более цельное представление об отношении либералов к терроризму, нужно проанализировать тексты за достаточно большой временной промежуток, в которых бы обсуждалась проблема терроризма. Для этого мы обратились к материалам журнала "Русская мысль" за 1901 - 1913 гг. К этому периоду относятся террористические акты, связанные с деятельностью партии эсеров. С 1901 г. стала действовать боевая организация эсеров. Первый террористический акт, за который эсеровская партия взяла на себя ответственность, произошел 4 февраля 1901 г. Его совершил П.В. Карпович против министра народного просвещения Н.П. Боголепова. С 1911 г. террористическая деятельность эсеров идет на спад, а начавшаяся в 1914 г. война приостанавливает ее.

Журнал "Русская мысль" выходил в России без перерыва в течение 38 лет до 1918 г., и все это время последовательно выражал позицию российских либералов и, в свою очередь, формировал общественное мнение. Проблема политического терроризма обсуждалась на страницах журнала постоянно. Тексты, посвященные ей, мы разделили на две группы: 1) 1901 - 1906 гг.; 2) 1907 - 1913 гг. Подобное деление связано с тремя обстоятельствами. Во-первых, со сменой редакторов. С 1907 г. после смерти своего первого редактора В.А. Гольцева журнал стал выходить под редакцией П.Б. Струве. Новый редактор, один из лидеров партии кадетов, стоявший у ее истоков, был блестящим публицистом и выдающимся мыслителем начала XX в. Он, естественно, не изменил либеральную позицию журнала, но "Русская мысль" при нем стала более яркой и талантливой. К сотрудничеству были привлечены лучшие представители общественной мысли России: Ю. Айхенвальд, В. Вернадский, С. Котляревский, Н. Бердяев, С. Булгаков, А. Изгоев, В. Набоков, Д. Мережковский, С. Франк и многие другие. Следует отметить, что многие из названных людей принадлежали к правому крылу кадетской партии или сочувствовали ему. Их взгляды, названные позднее Струве "консервативным либерализмом", суть которого состояла в попытке найти правильное сочетание свободы и власти, свободы и порядка, реформаторства и преемственности, нашли отражение в сборнике "Вехи" (1909 г.).

Во-вторых, в ходе революции 1905 - 1907 гг. была ослаблена цензура и журнал мог свободно обсуждать проблему терроризма, в то время как при Гольцеве это было невозможно (о терроризме можно было высказываться исключительно с проправительственных позиций).

В-третьих, сам ход Революции в России несколько изменил отношение либералов ко многим политическим проблемам, в том числе и к терроризму.

До 1906 г. статей, посвященных проблеме терроризма, немного. Обычно журнал давал короткую, в несколько строк, заметку о террористических актах эсеров - против Сипягина (1902, N 5), Плеве (1904, N 8), против великого князя Сергея Александровича (1905, N 3). Сообщения давались без всяких комментариев со стороны редакции. Рядом с заметкой в три строки об убийстве министра внутренних дел Плеве (значительной для государства фигуры) редакция поместила, например, заметку в десять строк о смерти некоего историка В. Бильбасова, где дается его характеристика как либерала, отмечается его вклад в историческую науку <1>. Подобное некомментирование деятельности Плеве выглядит слишком вызывающе. Впрочем, И. Каляев (убийца великого князя Сергея Александровича) называется на страницах журнала "преступником", и "Русская мысль" выражает сочувствие Государю в связи с его убийством <2>. Вместе с тем публицисты осуждают слишком суровые приговоры по делам о государственных преступлениях вне зависимости от вида преступления: убийство, покушение на убийство и т.д. Государство, устанавливая для всех смертную казнь, тем самым с точки зрения журнала выражает презрение к элементарным требованиям правосудия. Публицисты считают, что дела о государственных преступлениях должны подчиняться общим нормам уголовного процесса, без вмешательства в них администрации, которая и определяет слишком суровые приговоры <3>.

--------------------------------

<1> Русская мысль. 1904. N 8. С. 182.

<2> Русская мысль. 1905. N 3. С. 192.

<3> Русская мысль. 1904. N 9. С. 209 - 216; Русская мысль. 1905. N 11. С. 243 - 244.

Начиная с 1906 г. количество статей о терроризме увеличивается, меняется их тон. Публицисты рассматривают проблему в нескольких плоскостях: образ террориста, причины террора в России, появление его новых черт.

Образ террориста на страницах журнала несомненно героизируется: так. Нечаев - "замечательный агитатор", Балмашов - "герой", Коноплянникова во время покушения на генерала Мина демонстрирует поразительное спокойствие и заботу о жизни "невинных" (сама отдает полиции неиспользованную бомбу). "Гордые, непокорившиеся" террористы противопоставляются "подлым палачам" и опричникам - полицейским, которые служат правительству <1>.

--------------------------------

<1> Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1906. N 1. С. 153 - 160; Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1906. N 3. С. 233.

Террор в России вызван, с точки зрения журналистов, произволом власти. "Правительство заливает кровью несчастную страну", применяет репрессии против всех, не различая правых и виноватых, а это, в свою очередь, вызывает политические убийства, и убийцы становятся "народными героями" <1>.

--------------------------------

<1> Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1906. N 3. С. 233; Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1906. N 9. С. 190.

После покушения на П.А. Столыпина, проведенного эсерами-максималистами 12 августа 1906 г. и повлекшего за собой многочисленные жертвы (27 человек погибло и 33 человека было ранено), в "Русской мысли" была помещена самая большая статья о терроризме за рассматриваемый период. Статья не имела подписи и выражала точку зрения редакции. Опасения у журналистов вызвало то, что террор вырвался из лона организованной партии "и осуществляется партизанами-дилетантами", которые убивают теперь и "невинных". Причем "такого же рода иррегулярные элементы действуют и с другой стороны", что создает "впечатление полного разложения и одичания общества" и указывает на то, что в стране абсолютно не ценится человеческая личность <1>.

--------------------------------

<1> Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1906. N 9. С. 191.

Восприятие террористических актов у журналистов неоднозначно. С одной стороны, они осуждают "всякие террористические акты". Но, с другой стороны, осознают их как акты правосудия над лицами, совершившими преступления против народа: "Как ни противны нашим убеждениям и чувствам всякие террористические акты, мы все же логически можем понять их, когда они имеют в виду устрашение какой-нибудь крупной личности, в которой, правильно или нет, как бы сосредоточивается то зло, против которого борется партия..." <1>.

--------------------------------

<1> Там же.

В этом смысле интересна интерпретация "Русской мыслью" рассказа Л. Андреева "Губернатор". Автор статьи отмечает, что революционеры, убившие губернатора, всего лишь исполняли приговор некоего Закона-мстителя, уже приговорившего губернатора к смерти. Причем губернатор, подавлявший выступления рабочих, с точки зрения журналиста, выглядит вовсе не злодеем, а человеком, верившим в свою правоту во время отдачи приказа о расстреле, но позже мучительно переживающим гибель рабочих <1>.