Новый характер онтологического видения мира не мог не сказаться на характере как философского, так и научного знания. Обновление, которое переживает философия в последние десятилетия, потеря её властной силы, сказывающейся в порождении онтологических схем мира, ведёт к тому, что она пересматривает отношение к возможности и собственного властвования в социальном мире и в мире науки. ХХ в. стал свидетелем ухода философии с позиций рационального ядра культуры, отказа от власти, всегда являвшейся её классической прерогативой и всегда обусловливающей её порождающую силу в онтологических конструкциях. Ушёл и её нарциссизм в системе наук, философия демократизировалась благодаря рождению новых - неклассических - традиций и тенденций в стиле своего мышления. Стилевые неклассические трансформации современной философии связаны, таким образом, с изменением её призмы смотрения на мир.
Предлагая мыслить по-новому - вне властной силы единого начала-«архе», современная философия положила возможность новых способов научных теоретиза- ций и построения онтологий науки нового характера. Новизна, в первую очередь, коснулась их необходимой стабильности. Из устойчивых и абсолютных в своих «расколдовываниях» тайн природы и общества они, потеряв силу «схватывания» вечных и устойчивых законов, приобрели характер постоянного движения и становления, неустойчивости и перманентности изменений.
Властная и всеобщая методологическая сила философии, объединяющая и скрепляющая научное знание, создающая его единство, сегодня трансформируется в демократические встречи рефлексивных философских установок с конкретным содержанием различных наук и конкретной предметной практикой. Результат встречи - появление частных методологий, «локалов» (Ж. Деррида), неклассическая философизация наук как следствие передачи им специфически философских способов работы и устранения той ситуации, которую М. Хайдеггер квалифицировал как «наука не мыслит». Приобретая философские способы работы, наука начинает «мыслить», становится рефлексивной, ибо перенимает от философии способность осознавать методы собственной работы. Попытки ревизии философских основ воздействуют на науку, меняя её в сторону подобной же демократизации знания, его отказа от единого центрирующего начала и принятия идеи возможной плюрализации.
Социальные науки, в том числе науки о праве, не находятся в изоляции от общей тенденции развития научного и философского знания. Реализуя себя, философская неклассика по-новому онтологизирует и такой социальный фрагмент мира, который оформляет в юридических науках правовую сторону социальности. С этим и связан возможный пересмотр содержания этих наук. Замечая изменения в способах собственных концептуализаций, они не могут не рефлексировать по поводу новых подходов как к понятию права, так и ко всей проблематике правовых отношений.
Что в этом смысле можно было бы иметь в виду, когда сегодня объясняем возможность трансформаций понятий права и правовых отношений? Исходным основанием для ответа на этот вопрос является понимание возможностей неклассического стиля философского мышления.
Основное, на что обращается внимание, - это, во- первых, антропологический разворот философии, изменение всей проблематики, связанной с бытием человека. Новому культурному состоянию мира должен соответствовать новый антропологический круг проблем и тот культурный герой, который бы обладал адекватным способом ориентации в нём. Во-вторых, культура конца ХХ в. знает полисмысловое единство, культурное «многоголосье» как специфически бытий- ственное человеческое окружение. Поэтому в ракурсе философских трансформаций предлагается и новое видение социальных онтологий, выстраиваемых ранее лишь во всеобщем плане, без учёта индивидуальности и уникальности человеческих культурных норм и ценностей. Поликультурное состояние в число легитимных для философии проблем включает случайное и единичное, каждый раз уникальное бытие отдельного человека. Культ относительного и множественного пришёл на смену идее всеобщего Абсолюта.
Противоречие, однако, состоит в том, что понимание права до сих пор выстроено на основах классических форм концептуализации, предлагающих понятийное видение мира, возведение конкретных форм наличной множественности сущего к всеобщей сущности понятия. Изживание прежних культурных образцов осуществляется раньше создания их как новых. В итоге современная философская рефлексия о бытии человека в культуре вообще, в том числе в культуре правовых отношений, не подкрепляется практическим поведением социокультурных институтов. Речь идёт не столько о скорейшем и прямом внедрении в практику социальной жизни всех философских новаций, сколько о необходимости рефлексивного отношения к ним различных наук и обсуждения практических возможностей самой «бесполезной» из них, по словам Аристотеля, науки - философии. Аристотель не просто иронизировал над теми, кто не видел «пользы» философии, он этот тезис опровергал собственными открытиями в философии (открытием науки логики), имеющими непосредственное значение для развития науки.
И сегодня философия помогает в поисках выхода из названной противоречивой ситуации. Философская гипотеза решения поставленной проблемы состоит в возможности переосмысления понятия права. Дело в том, что современное понимание права и правовых отношений должно быть приведено в соответствие с реальными условиями социума и культуры. Это, в свою очередь, связано с необходимостью науке о праве учесть в качестве специфики своего предмета ту самую «переходность», которая репрезентирует социальную динамику сегодня. Как это возможно?
В ответе на этот вопрос становится важным найти и привлечь внимание к таким методам научного исследования и способам теоретического оформления человеческого поведения, которые бы основывались на понимании философских оснований нынешней социальности и культуры и которые оказались бы адекватны новому характеру культурной и научной онтологии. В условиях новой онтологии социокультурной реальности институтом науки и той его областью, которая нас интересует в данной статье - наукой о праве, - должны быть найдены эти методы и способы. Они, конечно, предстают в необычной для классической позиции форме, но форма эта вполне адекватна современной неустойчивости и онтологической подвижности.
Так, для «частных» научных методологий, для методологии науки о праве, в том числе, сегодня можно было бы обратить внимание на познавательный потенциал таких методов научного познания и способов существования человека, как игра [4] и риск [4. C. 71; 5. С. 3, 51; 6. С. 19; 7]. Версии анализа с игровых позиций, а не в логике устойчивости тех ситуаций, с которыми встречается наука о праве, имеют право на существование, если они увидят себя частью современной культуры как культуры динамичной, меняющейся, реализующей себя в безосновности «переходов» и «разрывов». Эти версии требуют специального изучения и могли бы базироваться на современном способе понимания игры как одном из направлений стратегии переоценки наследия классической философии.
Философская неклассика имеет интенцию к разрушению основ логоцентристского мышления, зажатого в строгие рамки необходимой оппозиции «серьезное/игровое». Современные онтологии, разрушая логику бинарных оппозиций, полагая возможность игровых методов исследования, таких как «шизо-анализ» (Ж. Делёз), «политическая технология тела» (М. Фуко), «символический обмен», «либидинальная экономия» (Ж.-Ф. Лиотар), «грамматология» Ж. Деррида), по-новому могли бы увидеть субъекта правовых отношений и сынициировать в юридических науках возможность нового антропологического проекта (например, допустить его базирование на игровой субъективности).
Введение игры в юридическую сферу звучит, однако, вопросительно, хотя на разных уровнях культурной деятельности она уже правомочно эксплицирована. Но возможна ли игра в правовых отношениях и в науке о праве? Допустимо ли включение в правовые отношения игровой субъективности? Это вопросы для обсуждения представителей юридических и философских областей знания и практики. Если современная культура допускает подобного рода вопросы, следовательно, она в чрезвычайной степени чувствует «усталость» от той серьёзности, которая зажимала в строгую классическую схему правовые отношения. Классическое право базирует себя на понимании человека, помещённого в мире абсолютной и формальной, вечной и неподвижной онтологической схемы. Здесь господствует логическая серьёзность и закон, не способные схватить многоцветья и многоголосия живой реальности, но фиксирующие её во всеобщности понятийных форм. Человек в таком мире имеет сущностный стержень, ему предписываются условия, пребывая в которых он также необходимо и закономерно формирует себя. Он логично и рационально возводит себя до заданной обществом формы. Главное для него найти ту колею, которая гарантирует от несоблюдения всеобщего закона и предписанного без внимания к уникальной субъективности, для всех равного права. Игра для такого мира, конечно, не может быть адекватным способом существования, и рассматривать её в качестве способа устройства, познания и использования правовых отношений было бы также неверно. Поэтому, находясь в рамках классического стиля мышления, Гегель был прав, говоря о том, что в правовых отношениях интерес представляет «идея совести», но не совесть отдельного, «вот этого» индивида. Современное же - неклассическое - понимание правовых отношений «вытягивает» человека из этой схемы. Оно базируется на преодолении представлений о человеке как центрированном вокруг рационально заданной извне сущности и найденной формы. Динамичная и репрезентированная «переходами» социальность не позволяет сложиться ни центрации, ни сущности. Современный субъект не ищет свой единственно верный образ, на основе которого мог бы построить собственную идентичность. В мире постоянного движения и изменения, в хаосе самоорганизующейся социальности идентичность вечно ускользает, ибо человек находит себя всегда на границах перехода к иному, к себе как Другому. Он, чтобы соответствовать современной социальности, должен спешить за её изменениями. Но что остаётся от субъекта при постоянстве его перехода к себе как Другому? Он, кажется, исчезает как сущностное существование, теряет «Я», его идентичность теряется.