Таким образом, личность выражает себя не только в деятельности, поведении, речи. В момент эстетического восприятия личность снимает жесткость контроля над своими способaми самовыражения. Она выражает себя чувственно-эмоционально, т.е. в форме переживания. "В отличие, например, от восприятий, - пишет Рубинштейн, - которые отражают содержание объекта, эмоции выражают состояние субъекта и его отношение к объекту" (Рубинштейн, 1946, с.458). И далее: "Выражая свое отношение к миру, - пишет Рубинштейн, - эмоция делает это специфическим образом; не всякое отношение к окружающему обязательно выражается в форме эмоций. То или иное отношение к окружающему может быть выражено (курсив мой - К. А) и в абстрактных положениях мышления, в мировоззрении, идеологии, в принципах и правилах поведения, которые человек теоретически принимает и которым он практически следует, эмоционально их не переживая" (там же, с.488).
Таким образом, во-первых, отношение может быть выражено разными способами, если иметь в виду различие эмоционального и интеллектуального, рационального, поведенческого. Во-вторых, оно, в свою очередь, иногда выражает интеллектуально выработанную, мировоззренческую сознательную позицию личности, иногда - движение его страстей, душевных волнений. То есть следует различать эмоциональный или рациональный (или практически действенный) способ выражения и то внутреннее содержание духовного душевного мира, которое подлежит выражению. Наконец, в-третьих, отношение, выражаясь, отвечает не только внутреннему, но и внешнему положению субъекта, обстоятельствам жизни, другому субъекту. Люди иногда скрывают свои подлинные отношения, выражая внешне нечто совершенно иное, не подлинное. Иногда, и это очень существенно для психологии искусства, человек либо "заперт" и замкнут в своем внутреннем мире, либо не выразителен: он не умеет выразить ни свои мысли, ни свою личность, ни свое отношение. Иными словами, выражение характеризуется тем, что оно должно приобрести определенность. Достижение этой определенности отношения и его выражения - плод иногда длительной внутренней работы личности. Искусство, его произведения дают человеку опыт самовыражения - в широком смысле слова, опыт развития своей способности переживания, опыт выражения своего отношения к миру и людям. Гегель так определяет этот опыт: "силы человеческой души, которые человек, именно потому, что он человек, которые он должен признавать и которым он должен давать проявляться и развиваться в себе" (Гегель, 1933, с.224). Во вне же они проявляются, по его мнению, не в тех отношениях, которые определены внешне, т.е. социально, юридически. Они, пишет Гегель, "являются не только тем, что прочно установлено внешним образом, а (являются - К. А) силами (отношениями - К. А), которые сами по себе субстанциональны, силами, которые именно потому, что они заключают в себе истинное содержание человеческого существования, и остаются также тем, что движет действиями человека и что в конце концов осуществляет себя" (там же, с.225).
Искусство развивает и способность человека к переживанию, способствуя превращению стихийных эмоций в чувства, давая особый опыт борьбы и победы тех или иных чувств, и формирует его потребность в этом опыте, т.е. душевно-эстетическую потребность. Оно дает личности образцы и способы самовыражения, выразительности.
Наконец, оно отвечает его имманентной потребности в гармонии, целостности, завершенности. Передача этого опыта средствами искусства (например литературы) начинается с идентификации ребенка с теми или иными сказочными героями, с прохождения через сюжет - коллизии - действие сказки, целостность которой - счастливый конец - несет ему чувство гармонической завершенности, осуществленности (Петрова, Смирнова, 1998).
Предпосылкой развития эстетической потребности и способности эстетического восприятия всегда считалась особая слуховая, зрительная и т.д. чувствительность, сензитивность, делающая человека особо восприимчивым к произведениям искусства того или иного жанра. Однако более общий и целостный характер имеет предпосылка в виде способности воображения, которая, на наш взгляд, является основой особой духовно-душевной способности воспроизводства образов, воспроизводства сюжетов, воспроизводства как особого рода осуществления психической субъективности. В воображении создается произвольная субъективная композиция образов (поэтому принято говорить об игре воображения), но воображение в широком смысле слова - это субъективное воспроизводство произвольно перестроенных и перекомпонованных впечатлений и восприятий действительности, представлений. Эти впечатления и представления получает сам данный субъект. В эстетическом переживании и воспроизводстве эти образы, их последовательность, временно-пространственная оформленность, смыслы предлагаются эстетическим произведением. А воображение - это субъективная форма осуществления любого эстетического материала (музыки, живописи, литературных произведений и т.д.), форма и способ его воспроизводства субъектом. Образы художественно-эстетические воспроизводятся субъективно в виде собственных воображаемых сюжетов, но искусство дает личности опыт придания им эстетической формы, последовательности, целостности, завершенности своими сюжетами, а тем самым развивает в субъекте способность его воображения к оформленности, гармонии.
В специальном разделе своей книги "Бытие и сознание" Рубинштейн подробнейшим образом анализирует путь формирования способностей больших музыкантов - Глинки и Римского-Корсакова. Этот раздел можно назвать одним из лучших образцов исследований в области психологии искусства, психологии творчества. Однако, поскольку нашей целью является прослеживание прежде всего единства психологии творчества, того, что называется его восприятием, и анализ последнего, проинтерпретируем рубинштейновское исследование под этим углом зрения. Слух Глинки, по мнению Асафьева, мысли которого постоянно следует Рубинштейн, состоял в "переводе впечатлений на язык интонаций" и дальнейшем испытании, "апробировании", отборе этих интонаций, в результате чего выделяются ритмические, мелодические или гармонические стержни, становящиеся своими (курсив мой - К. А). У Глинки - одна, у Грига - другая, своя стержневая интонация. "В этом процессе действенного оперирования со звучаниями под влиянием разных условий, включая и чутко воспринимаемый интонационный строй народных напевов, и классические образцы музыкального творчества, совершается отбор небольшого числа стержневых музыкальных "ходов"... Эти ходы, приемы, способы построения закрепляются в слухе музыканта, образуя его остов, его основное снаряжение, те опорные точки, которые отныне будут определять и его восприятие музыки и собственно музыкальное творчество" (Рубинштейн, 1957, с.296).
Обращает на себя внимание, во-первых, мысль Рубинштейна о разнообразии источников впечатлений. Для музыканта это, несомненно, более специфические, для обычного человека - самые разнообразные жизненные впечатления, впечатления, созданные искусством и собственные внутренние впечатления. Из них-то и создается целостное воспроизводство "своих" образов, картин, интонаций обычного человека. Во-вторых, Рубинштейн в своем анализе сближает и восприятие музыки, и ее творчество. Однако, если применительно к анализу музыкальных способностей речь идет о собственно музыкальных интонациях и "ходах", то применительно к анализу эстетической способности и потребности можно говорить о комплексных интонациях душевного воспроизводства; здесь собственно эстетические впечатления могут быть как средством душевным, так и поводом, как формой, так и самоцелью. И в этом состоит та произвольность эстетического переживания, которую Гегель связывал с его индивидуализацией, индивидуальным присвоением всеобщего.
Примеры создания таких комплексов содержит раннее искусство этрусков и их мировосприятие, которое, может быть, более аналогично эстетическим комплексам обычного человека (в силу того, что более зрелое, позднее искусство становится все более специализированным, и аналогии структуры произведения со структурой его воспроизводства вряд ли допустимы). "Эллинскому вазописцу с его отвлеченным характером мышления достаточно было, не намечая поверхности моря, показать дельфина, чтобы вызвать у зрителя представление о водной стихии". У этрусков появляется более детальное изображение, характер которого описывается на примере росписи гробницы: "Боковые поля фризы заняты женщиной в широких развевающихся одеждах и пляшущей парой. Ритмика резких четких движений юноши и девушки соответствует звукам флейты так же хорошо, как мелодиям струнного инструмента - плавные движения танцовщика в коричневом плаще с синей оторочкой. Динамика танца смягчает, сглаживает впечатление от массивных форм тела и толстых ног юноши, делает незаметной тяжесть его фигуры. В красочной гармонии росписи... рядом со светлым, скрытым под розоватой одеждой телом танцовщицы коричневая кожа юноши кажется особенно темной, загорелой" (Искусство этрусков, 1990, с.115). Мы нарочно привели пример анализа художественной композиции росписи гробницы, поскольку она еще такова, что воспринимается и воссоздается как живая действительность, реальный, видимый на сцене танец и слышимая музыка. Более того, танец по характеру гармонирует не только с музыкальной мелодией определенного инструмента, но и с типом телесных форм танцоров, красочностью их одеяний, контрастами и гармонией цветов.