Смекни!
smekni.com

Изучение агрессивности студентов как социально-психологического феномена (стр. 2 из 8)

Однако представление о высокой степени целесообразности агрессии для человеческого существа вступает в серьезное противоречие с наблюдаемыми нами поистине катастрофическими последствиями проявления агрессивного поведения на межличностном, межгрупповом, межнациональном и межгосударственных уровнях. Это противоречие не может быть проигнорировано представителями эволюционно-генетического подхода. К. Лоренц (индивидуальное название его подхода к проблеме - этологический), преодолевая это противоречие, выдвинул новую дополнительную предпосылку, которая, по его мнению, снимает несоответствие.

Утверждается, что агрессивный инстинкт «хорош» и служит в естественных условиях сохранению жизни индивида и вида в целом. Ныне естественный порядок вещей нарушен следующим образом. Человек есть слабое животное (не хищник). У него, в связи с этим, достаточно ограниченные естественные возможности для убийства. По крайней мере, они никак не сравнимы с потенциалом настоящих хищников (лев, тигр, волк). Именно поэтому у человека эволюционным образом сформировались и закрепились лишь слабые инстинктивные запреты внутривидовой агрессии. Последняя должна иметь сильные инстинктивные запреты лишь у сильных хищников, так как только при их возможностях убийства агрессия становится угрозой выживания вида. Изобретения современного искусственного оружия привело к нарушению равновесия между слабыми возможностями убийства и слабыми же запретами на агрессию. Возможности убивать возросли, а запреты остались теми же, то есть слабыми.[5] Однако эта попытка «облагородить» рассматриваемый подход и сама его модель имеют немало уязвимых мест.

Почему, например, сразу отбрасывается мысль о том, что с изменением одного меняется и другое? А именно, что с ростом возможностей убийства растет и возможность регуляции агрессии и поведения человека вообще. Или в более широком контексте этот вопрос можно ставить как проблему одновременной эволюции (а) социальных условий, в которых живет человек, и (б) эволюции самого человека как социального существа. Современный человек в значительной мере сам создает условия, в которых он живет, но в немалой степени он создает себя и сам. Социальная эволюция человека с какого-то периода его развития обусловлена не только экзогенными факторами, средовыми воздействиями, но и эндогенными факторами саморазвития.[16]

Кроме того, существует и некоторое взаимодействие между этими механизмами эволюции. Оно может выражаться, например, в намеренном, целенаправленном моделировании и создании человеком таких социальных условий, при которых среда стимулировала бы эволюцию человека в определенном направлении. Иначе говоря, среда перестала быть независимой переменной, автономным фактором эволюции. Она в значительной степени теперь сама зависит от человека и эволюционирует под его воздействием.

Это обстоятельство одновременной и, что даже более важно, взаимообусловленной эволюции человека и среды никак не учитывается в эволюционных построениях К. Лоренца. При этом предполагается: (1) человек не меняется, и регуляция поведения, общения современного человека остается на уровне инстинктов; (2) социальная среда эволюционирует, но как бы автономным, независимым от человечества образом, причем в направлении, враждебном человеку, - от рождения человек не так уж плох, он только недостаточно хорош для требований жизни современного общества. Враждебность, ненормальность среды с точки зрения эволюционно-генетического подхода к агрессии выражается в блокировании, или депривации естественного социального поведения человека (т. е. инстинктивно-агрессивного) и в навязывании ему таких «неестественных форм поведения», как дружеское обращение с «ближними», любовь к ним.[19]

Фрустрация агрессивного инстинкта заставляет страдать каждого человека цивилизации, делает всех в той или иной мере психопатами; не находящая выхода во вне агрессия, будучи вытесненной, ведет к тяжелым повреждениям и невротизации.[12]

Понятно, что здесь эволюционно-генетическая концепция агрессии вступает в острое противоречие с этико-гуманистическим подходом. Однако хотелось обратить внимание и на другое обстоятельство. Вызывает значительные сомнения вообще обоснованность представлений о том, что цивилизация, современное общество блокирует проявление «естественно-агрессивных» склонностей человека (так ли?), и что такая фрустрация, заставляя страдать индивида, ведет к болезням цивилизованного человека – неврозам и психосоматическим расстройствам. Можно найти немало доказательств тому, что современная цивилизация не только не подавляет, но, напротив, стимулирует проявление агрессии и культивирует насилие. Агрессивно-конкурентное взаимодействие как стратегия жизни характерно как раз для обществ, продвинутых по пути цивилизации. Не случайно именно в наше время описана личность типа А, паттерн которой образуют выраженное стремление к успеху, мотивация первенства, конкурентная доминанта, напористость, агрессивность. Распространенность этого типа в популяции варьирует в широких границах (от 45 до 76%), достигая максимума как раз в наиболее цивилизованных странах. [17]

Представления о том, что фрустрация агрессивных инстинктов заставляет страдать индивида и является причиной неврозов, логичным образом приводят к идее катарсиса, отреагирования. Не нашедшая выхода агрессия – это плохо, потому что грозит индивиду тяжелыми разрушениями.[12] Но сегодняшний человек потому и страдает от недостаточной разрядки агрессивных инстинктов, что цивилизационный уклад не дает возможности для нормальных проявлений естественных наклонностей и разрядки агрессивных побуждений.[5] Так как вытеснение агрессии не решает проблемы, то в известной мере нужно разрушить другое и других, чтобы не разрушить самого себя. Однако цивилизованный порядок и этика не очень-то одобряют идею и реальные попытки разрушения других.

Наряду с теорией Лоренца, направленной на поиск истинной природы агрессии, в рамках эволюционно-генетической концепции можно выделить социобиологический подход, в котором основной аспект в изучении агрессии связывается с влиянием генов, т. к. они обеспечивают адаптивное поведение. Гены «приспособлены» до такой степени, что вносят свой вклад в успешность репродукции, благодаря чему гарантируется их сохранение у будущих поколений. Таким образом, индивидуумы, скорее всего, будут содействовать выживанию тех, у кого имеются схожие гены (т. е. родственников), проявляя альтруизм и самопожертвование, и будут вести себя агрессивно по отношению к тем, кто от них отличается или не состоит в родстве, т. е. у кого наименее вероятно наличие общих генов. [1]

Строго говоря, из общей идеи эволюционно-генетического подхода к агрессии не обязательно следует, что агрессия носит не реактивный, а спонтанный характер. Агрессия, скажем, вполне могла бы эволюционно закрепляться как целесообразный инстинкт выживания, защиты от внешних угрожающих действий. Однако если исходить не только из эволюционного закрепления агрессивности, но и из непрерывного эволюционного отбора особо агрессивных индивидов, то вполне логичным следствием становится представление о спонтанной природе агрессивности человека.

Мы видим, что наряду с изучением природы агрессии делаются попытки и оценить этот феномен в парадигме плохо – хорошо, хотя психология как наука естественная могла и отказаться от подобных размышлений. Но психология как наука гуманитарная не может игнорировать проблему оценки агрессии. Тем более она не может этого сделать потому, что это наука о человеке. [19]

В вопросе об оценке агрессии, как уже было показано, эволюционно-генетический и этико-гуманистический подходы занимают прямо противоположные позиции. В целом, отдавая предпочтение этико-гуманистической концепции, нельзя не признать, хотя бы в определенной мере, обоснованности представлений об адаптивной функции агрессии. Преодоление этого противоречия невозможно в рамках рассмотрения агрессии вообще, вне выделения ее структуры и видов. Однако здесь возникают новые проблемы, связанные с выбором основания структурирования. Возможным подходом может быть, например, выделение уровневой структуры агрессии, где основанием различения является количественный критерий силы агрессивных действий или степени агрессивности личности.

Логика такого подхода является вполне очевидной. По существу, это известная психометрическая логика выделения нормы и отклонений от нее влево (заниженные показатели) или вправо (завышенные показатели). Однако на пути такого подхода имеются серьезные трудности, теоретические «подводные камни», которые незаметны на первый взгляд. Главная трудность состоит в ответе на вопрос, что считать нормой. Казалось бы, ответ может быть найден в рамках распространенной в психологии парадигмы статистической нормы. Однако применительно к проблеме агрессии это не лучший путь. Социоонтогенетическая детерминация агрессивности накладывает серьезные ограничения на использование статистической нормы, ибо в определенных социумах , или в определенные периоды их существования «нормальной агрессивностью» может быть признан такой ее уровень, который является функционально деструктивным, а то и разрушительным для самой личности-носителя. Кроме того, как в рамках статистической парадигмы интерпретировать неизбежно возникающие понятие «недостаточный уровень агрессивности»? «Ненормальная агрессивность» (гипо- или гипервыраженная), в конце концов, требует разработки психокоррекционных и воспитательных программ, направленных на ее доведение (понижения или повышения) до нормального уровня. [19]

Другим основанием уровневого структурирования агрессии может быть выделение структуры агрессии соответственно уровням психологической организации (анализа) человека: от индивидного до личностного. Так, опираясь на представления Б. Ананьева, предприняты попытки выделить индивидный, субъектно-деятельностный и личностный уровни агрессии.[18] Индивидный уровень агрессии при этом связывается с природной основой человека и состоит в защите себя, потомства, имущества. Субъектно-деятельностный уровень проявляется в привычном стиле поведения и связан со стремлением к достижению успеха, цели и ответной реакцией на угрозу. Личностный уровень сопряжен с мотивационной сферой, самосознанием, и проявляется в предпочтении насильственных средств для реализации своих целей. [18]