Боевые действия накладывают заметный отпечаток на протекание психической деятельности и поведение военнослужащих. Боевой стресс, сыграв свою положительную роль в сохранении целостности организма и личности воина в экстремальных условиях, выступает причиной последующей дезадаптации участников боевых событий. «По существу именно стрессовые приспособительные трансформации за пределами жизнеопасной ситуации оказываются негативными, дезадаптивными и образуют осевую симптоматику боевых стрессовых расстройств».[1] Н.В. Якушин отмечает, что «...именно травматический стресс, возникший во время военных действий, является одним из главных внутренних барьеров на пути адаптации к мирной жизни. Травматический опыт, запечатленный в психике ветерана, держит его в состоянии внутренней войны».[2]
Соловьев И. отмечает: «Возвращаясь к обычной мирной жизни, человек, зачастую остается адаптированным к боевой ситуации. Образно это можно представить в виде сильно сжатой пружины, которая не имела возможности выполнить действие своим полным разжатием, так как после частичной своей работы, она снова и снова сжималась».[3] Для окружающих постравматические стрессовые реакции, по мнению Соловьева И., делятся на три вида: «1) немотивированная агрессия в отношении случайных людей, очень часто в отношении родных и близких; 2) нарушение сна, снижение настроения, общего жизненного тонуса, необъяснимое чувство вины, уход в себя и тому подобное; 3) психические расстройства, необходимость психиатрической помощи».[4]
Обращаясь к фундаментальным исследованиям стресса и стрессовых реакций, вслед за Аракеловым Г.Г. отметим: «Для более поздней фазы стресса, когда организм находится на грани нормы и патологии, (пограничные состояния), подходят разработанные рядом авторов системы групповых признаков:
1. Клинические – личностная и реактивная тревожность, снижение эмоциональной стабильности.
2. Психологические – снижение самооценки, уровня социальной адаптированности и фрустрационной толерантности.
3. Физиологические – преобладание тонуса симпатической нервной системы над парасимпатической, изменение гемодинамики.
4. Эндокринные – повышение активности симпатико-адреналовой и гипоталамо-гипофизарной надпочечниковой систем.
5. Метаболические – повышение в крови транспортных форм жира, сдвиг липопротеидного спектра в строну атерогенных фракций».[5]
Наличие посттравматического стрессового расстройства способно вызывать эти признаки при малейшем напоминании о боевом опыте. Таким образом, ПТСР – это постоянный «спрятавшийся» стресс, способный возродиться в любую минуту.
Посттравматическое стрессовое расстройство не покидает человека и, спустя много лет. «Этим расстройством даже через 15-19 лет после окончания войны страдало почти полмиллиона ветеранов Вьетнама - мужчин (15,2%). Аналогичные результаты (17%) были получены в России при обследовании экспериментальной выборки участников боевых действий в Афганистане».[6] «Ими (стрессовыми расстройствами), по сей день, страдают 29-45% ветеранов второй мировой войны, 25-30% американских ветеранов вьетнамской войны. Порядка 80% раненых и 30% больных ветеранов чеченского конфликта, находившихся на излечении в ПриВО, испытывали симптоматику посттравматических стрессовых расстройств: фобии, ночные кошмары, навязчивость, пониженный тон настроения и др.»[7]
Следует добавить, что, по мнению этих авторов, «...не смотря на то, что это расстройство, безусловно, самое тяжелое «наследие» травматического опыта, оно развивается все-таки у меньшинства жертв травматического стресса, при этом у 2/3 заболевших со временем исчезает».[8]
Есть еще одна существенная грань проблемы: изменение жизненной перспективы у людей, переживших психотравмирующую ситуацию. «Прошлое раскладывается на время «до» и «после» травмы, настоящее мучительно, будущего как будто бы нет, или оно «обесточено» – желания, цели, планы – все, что движет человеком в обычной жизни, парализовано. Это состояние обозначается, как чувство укороченной жизненной перспективы, и включено в перечень диагностических симптомов ПТСР в Американский диагностический стандарт».[9] У ветеранов локальных войн и участников других серьезных травматических событий, связанных с прямой или знаемой отсроченной угрозой жизни, наблюдается ярко выраженное ощущение сокращенной жизненной перспективы и нежелания строить какие бы то ни было планы на будущее.
Кроме того, у людей с травматичным опытом возникает особый вид стресса, который исследователи назвали «информационным». Действие этого стресса растянуто во времени и имеет перспективу. Проявляется он в постоянных настойчивых мыслях «Что со мной произошло?», «Как с этим жить дальше?», «зачем это было?». Человек – творец своей судьбы постольку, поскольку осознает, что у него есть будущее, он может его, во многом, строить по своему желанию. «Под воздействием травматической ситуации нарушается процесс восприятия непрерывности жизни, и разрушаются индивидуальные объяснительные схемы, которые до травматического воздействия делали субъективный мир понятным и предсказуемым... В случае, когда схемы нарушены, человек не может предвосхитить будущее и строить планы, поскольку ему просто не на что опереться...»[10]. Результаты исследований Миско Е.А. и Тарабриной Н.В. ясно свидетельствуют о том, что лица с посттравматическим стрессовым синдромом живут укороченной «ближней» перспективой, то есть, не планируют событий своей жизни и, образно выражаясь, догадываются только о том, что будут делать сегодня вечером и не далее. Кроме того, жизненная перспектива становится «пессимистичной» - люди перестают ждать хорошего, «безнадежной» – ветераны не чувствуют себя хозяевами своей жизни. Эти ощущения и проявления тем выше, чем ярче было травмирующее событие.
Воздействие длительных, экстраординарных психотравмирующих ситуаций, связанных с угрозой жизни, приводит к таким личностным изменениям, когда обостряются одни свойства личности, и нивелируются другие. Могут возникнуть и несвойственные человеку черты. «Посттравматическое стрессовое расстройство чаще возникает у лиц с акцентуированными типами личности, такими как эмотивный, дистимный, возбудимый, застревающий. Тенденция к дальнейшей акцентуации после возникновения ПТСР... обнаружилась у дистимного, тревожного, застревающего, аффективно-экзальтированного, возбудимого, педантичного и демонстративного типов. С другой стороны, уменьшилась у лиц с гипертимным и циклоидным характером»[11].
У ветеранов локальных войн более серьезно страдает эмоциональный компонент построения будущего, чем когнитивный. По мнению Якушина Н.В., «...на первичный стресс, полученный во время войны, накладывается вторичный, возникший при возвращении домой. Это становится внутренней основой для психической и социальной дезадаптации ветерана в обществе».[12]
Ахмедова Х.Б. отмечает, что «признаки посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР) могут рассматриваться в качестве основы, на которой формируются личностные изменения разных уровней».[13] Заметим, что ПТСР является формой нарушения психологического здоровья личности, напрямую связанного с наличием патологических изменений личности. Представления о критериях психологического здоровья, к настоящему моменту достаточно устоялись, для того чтобы квалифицировать ПТСР как его нарушения. Отечественное понятие «психологическое здоровье» сформировалось под воздействием воззрений А.Маслоу и предполагает, во-первых, «стремление людей быть «всем, чем они могут», развивать весь свой потенциал через самоактуализацию... И вторая составляющая психологического здоровья – стремление к гуманистическим ценностям».[14] Психологически здоровый человек, прежде всего, созидает, его агрессия минимальна. Кроме того, умеет жить «здесь и теперь», сохраняя чувство отдаленной перспективы, для него характерны трансцендентальные переживания. Ценности тогда являются действительными, когда человек может их реализовать в жизненном процессе. Большинство ветеранов войн лишены возможности реализовывать то главное, что они вынесли из своего боевого опыта – ценности, «где на первом месте стояли жизнь человека и боевое братство».[15] Психологическое нездоровье, с этой точки зрения, выражается в том, что бывший участник военных действий не может найти своего места в мирной жизни, лишен возможности «стать всем, чем он может». Несомненно, главным последствием для личности с ПТСР становится деформация самооценки: зачастую она становится неадекватно заниженной, либо компенсаторно завышенной. Будучи на войне героем, при возвращении в мирную жизнь, солдат становится не просто рядовым гражданином, а часто отвергаемым в силу появившихся у него личностных изменений, отражающихся на способах общения и ведения дел. Изменение самооценки чрезвычайно существенно и трудно корректируемо, так как «относясь к ядру личности, самооценка является важным регулятором ее поведения».[16]
Отметим, что в жизни редко бывают события, которые можно трактовать как однозначно хорошие, либо однозначно плохие. Боевой опыт и его последствия в виде ПТСР, очень многие участники военных действий трактуют как позитивный жизненный опыт. «...Травматическое воздействие в ряде случаев способствует личностному росту и повышению самоуважения, активизируя процесс переоценки ценностей и формирования новых приоритетов. Это позволяет личности в посттравматическом периоде стать даже более активным субъектом жизни, чем до травмы».[17] Подобная активность в построении своей жизни вызвана субъективным чувством «личностной изменности»[18], оцениваемой положительно. Те ветераны, которые считают участие в военных действиях яркой страницей своей жизни, включают ее в свой опыт, осмысляя его, придерживаются мнения, что они стали сильнее, у них появилось больше возможностей, им легче преодолевать жизненные трудности.