Смекни!
smekni.com

Педология (стр. 1 из 7)

Каптерев П. Ф.

Одно из видных течений в современной русской педагогике отражает стремление экспериментально исследовать разные педагогические вопросы и явления. Экспериментальная педагогика идет рука об руку с экспериментальной психологией и разделяет с ней одинаковую судьбу: кто в области изучения душевных явлений придает большое значение экспериментальному способу, тот будет склонен и разрешения педагогических вопросов искать тем же экспериментальным путем. Дело в том, что и психологические и педагогические эксперименты родственны, тесно связаны друг с другом, хотя каждый из этих видов имеет и свои, несколько особенные задачи и свою методику: психологические опыты — лабораторные, оторванные от жизни, весьма отвлеченные по задаче, но весьма точные; педагогические — сложные, более жизненные, проводятся в школе в обыкновенных школьных условиях, а потому менее точны. Кто не поклонник эксперимента в психологии, тот едва ли отведет ему широкое место в педагогике. А о значении экспериментальной психологии, о границах ее применения, о ценности получаемых ею данных и до сих пор идет спор, нет еще согласия в мнениях; в таком же положении находится и экспериментальная педагогика. Спор, собственно, может быть сведен к такому основному вопросу — идет ли речь о новых науках или только о новых способах исследования в науке? Защитники экспериментов при изучении психологических и педагогических явлений нередко утверждают, что они — провозвестники новой истины, новой науки, что прежние психология и педагогика — это уже нечто отжившее, старое, схоластика, все это старье нужно забыть, от него никакой пользы нет, а нужно начать дело заново, строить новые, экспериментальные психологию и педагогику. Такое отрицательно-презрительное отношение к прежней психологии и педагогике совершенно неправильно и есть результат понятного увлечения новым направлением в науке. Выбросить за борт прежние психологию и педагогику невозможно, потому что экспериментальные психология и педагогика суть только новые методы исследования в науке, а не новые науки. Для того чтобы что-нибудь экспериментально исследовать, нужно быть уже знакомым с данной областью явлений, понимать ее значение и необходимость более тщательного ее изучения; сама постановка эксперимента, т. е. выбор известного частного явления для изучения, предполагает анализ того сложного, в которое оно входит в качестве элемента; вывод следствий из эксперимента и научная оценка их также требуют общих соображений и обсуждений. Словом, каждый эксперимент есть маленькая частичка великого целого, о котором необходимо иметь понятие, прежде чем начать экспериментировать с разумом и сознанием. Экспериментальные исследования суть обыкновенно весьма дробные аналитические исследования, для осмысления которых требуется широкий синтез, а в педагогике в частности, необходимы понятия целей и идеалов, суждения о хорошем и плохом, целесообразном и нецелесообразном, их степенях, которые обыкновенно не даются простым фактическим знанием, как бы оно приобретено ни было — экспериментальным путем или каким-либо иным.

Чтобы судить о ценности той или другой педагогической системы, недостаточно знать, что вот, мол, согласно экспериментальной проверке, воспитываемый стал запоминать легче, судить вернее, воображение у него сделалось живее и т. п., нужно знать, что он вообще стал лучшим или худшим человеком. А для этого нужна широкая социологическая проверка всей деятельности человека, а не частичная экспериментальная.

"Высказаться в пользу какой-либо цели, какого-либо назначения или намерения — значит заявить, что эта цель лучше другой цели, что это назначение более достойно, чем другое, что это намерение более ценно, чем другое. Но если есть что-либо, входящее в понятие самой науки, так это — неуклонное признание, что в мире научных фактов ничто не является хорошим или дурным, ценным или не имеющим ценности, достойным или недостойным: о научном факте мы можем сказать только, что он есть" 1.

Совершенно справедливо рассуждает один из самых видных у нас представителей экспериментальной психологии и педагогики, что "первая заслуга (а по-нашему, и самая главная П. К.) экспериментальной психологии перед дидактикою — это ярко выставленный ею идеал точности и доказательности исследования вопросов школьного обучения. Вместо голословных утверждений и общих (не всегда определенных) впечатлений она вносит в дидактику точно описанные факты, научно проверенные положения. При этом иногда блестящим образом подтверждается то, в чем с давних пор согласны были многие педагоги, иногда же обнаруживается неправильность господствующих дидактических предпосылок" 2.

Прежняя психология, а по связи с ней и педагогика, основывались на самонаблюдении и наблюдениях над другими, новая, экспериментальная — на эксперименте. Таким образом, по самой своей основе старая и новая психология и педагогика представлялись как будто существенно различными. Старые имели близкие связи с философией, логикой, этикой, а ближайшие друзья новых — физиология, гигиена, антропология. "Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты". А друзья старой и новой психологии и педагогики весьма различны. Но при ближайшем рассмотрении вопроса различия оказываются не столь большими.

Если одна психология и педагогика основывались на наблюдении, а другая — на эксперименте, то не нужно противопоставлять наблюдение и эксперимент. Они, несомненно, различны, но не противоположны, между ними есть естественная связь. Эксперименты делает не только человек, но и природа, когда она обнаруживает одно и то же свойство при различных условиях, в разной степени силы и с неодинаковыми оттенками, когда она, словом, видоизменяет свойство в зависимости от условий. Люди, не желающие экспериментировать и даже, может быть, ничего не слыхавшие об экспериментах, ставя другие новые условия деятельности, побуждают видоизменять свои свойства и деятельность, т. е. экспериментируют, сами того не подозревая, как это часто бывает в области воспитания, когда вводятся новые приемы и методы воспитания и обучения, когда изменяется педагогическая обстановка, окружающая воспитываемых, когда поступает новый учитель. Отсюда возникает понятие о естественном эксперименте, т. е. о наблюдении явления при различных условиях, предложенное некоторыми защитниками экспериментальной психологии и педагогики. Пусть дети и юноши предаются спорту, играм, гимнастике, ручному труду и не подозревают, что в это время они подвергаются самому тщательному наблюдению с учетом всех намеченных к учету проявлений психической жизни. Такое систематически проводимое по заранее составленное плану наблюдение сложных проявлений душевной жизни детей в обыкновенных условиях их домашней или школьной обстановки и есть естественный эксперимент. По результатам, по точности он ниже лабораторного исследования, но выше простого несистематизированного наблюдения 3.

Конечно, это справедливо, природа (если только позволительно ее олицетворять) производит эксперименты, но природные эксперименты человек познает процессом, обозначаемым в логике названием наблюдения, а не эксперимента. Сам человек действительно может экспериментировать довольно часто, не подозревая об этом, хотя его ненамеренные эксперименты будут весьма нестрогими, а потому и не совсем точными.

Если для экспериментальной психологии и педагогики тщательное наблюдение (естественный эксперимент) имеет серьезное значение, то не менее важно для них и самонаблюдение. Еще при некоторых видах психологического эксперимента, когда дело касается изучения элементарных ощущений, самонаблюдение не играет значительной роли и эксприментируемый субъект превращается до известной степени в простое, как бы мертвое орудие опыта, до жизненных переживаний которого во время опыта экспериментатору нет никакого дела. Но совсем иное положение бывает в тех случаях, когда исследуются сложные явления, а педагогические эксперименты и касаются обыкновенных сложных явлений. Понять ответы на вопросы о таких сложных явлениях невозможно, если не обращать внимание на сопутствующие им переживания, на ту психическую среду, в которой они возникают и которой обусловливается их характер. А о соответствующих данному явлению психических переживаниях, о душевной среде известного явления экспериментируемый может сообщить лишь по самонаблюдению. Чем точнее и острее последнее, тем ценнее, плодотворнее будет эксперимент; чем самонаблюдение уже и расплывчатее, тем темнее смысл и значение показаний экспериментируемого. Смысл слова можно понять, рассматривая его отдельно; но точное его значение в известном месте у писателя мы правильно можем понять только тогда, когда берем данное слово в контексте, т. е. в целом предложении, в данном периоде, в отрывке. Эксперименты о смысле отдельных, разрозненных слов — это психологическое, лабораторное экспериментирование, эксперименты о смысле слова, взятых в контексте, в связи с целым отрывком — это педагогическое экспериментирование.

Таким образом, для всяких экспериментов, касающихся более или менее сложных явлений, а особенно для педагогических, наблюдение самими экспериментируемыми своих состояний является существенным фактором ценности эксперимента. Следовательно, в эксперименте встречаются и действуют совместно психология и педагогика самонаблюдения — старые и психология и педагогика опыта — новые.

Поэтому не может быть и речи об отрицании прежних психологии и педагогики, о признании их пустой схоластикой и о замене их новыми. Связь прежних психологии и педагогики с новыми сохраняется, новые — дальнейшее развитие прежних, главным образом с методологической стороны. Значение же экспериментальных психологии и педагогики как новых методов исследования в науке бесспорно и серьезно 4.

По самому существу знания, основанного на простом наблюдении, хотя бы многолетнем и тщательном, оно не обладает полной точностью и отчетливостью. На простое наблюдение оказывают большое давление господствующие взгляды и навыки, наблюдением нередко подтверждается бытие того, чего на самом деле нет, что есть только в уме наблюдателя, что вызывает в нем твердую веру. Опыт очень мало подлежит такому искажению предвзятыми идеями и верой, он холоднее и строже, субъективные предположения он проверяет мерой и весом, точными приборами, которые бесстрастны, которые чужды любви и ненависти. Поэтому экспериментальное исследование, к чему бы оно ни прилагалось, разгоняет туман, неопределенность, оно всюду вносит свет и ясные очертания. В применении к исследованию детской личности совершается то же самое. Но такое исследование только что начинается, и самостоятельных русских трудов в данном направлении очень мало. До известной степени показателем успехов экспериментальных исследований детей в дошкольный период их жизни может служить выпуск издания Педагогической академии под заглавием "Душевная жизнь детей". В этом выпуске из двух статей Н. Е. Румянцева "Как изучалась и изучается душевная жизнь детей?" и "Характер и личность ребенка.