Всякий раз, когда человек встречается с ситуациями, имеющими архетипический аналог в бессознательном, соответствующий архетип немедленно активируется и его психическая энергия проецируется на внешний объект, и тогда оказывается, что данный объект или ситуация исполнены для вас таинственной силы или очарования. Попав во власть архетипа вождя, люди испытывают настоятельную потребность найти для себя существующего «во плоти» человека, чтобы спроектировать на него свойства архетипа, сотворить из него кумира [Юнг К.Г., 1996]. Когда мифологические, символы, выражающие первобытность, насилие, жестокость, короче говоря, всю власть тьмы, появляются во снах или фантазиях большого числа людей, они начинают собирать их вместе как под действием магнита, формируется толпа, в ней находится лидер из числа тех, у кого наименьшее чувство ответственности и наибольшая воля к власти. Лидер позволяет толпе сбросить все, что готово упасть, и толпа следует вслед за ним с непреодолимой силой снежной лавины.
Внешний мир, в котором мы живем, в любой момент может поразить какой-нибудь новый страшный мор, в нем континенты могут тонуть в океане, а полюса менять свое местоположение, точно так же в нашем внутреннем мире в любой момент может произойти нечто аналогичное, ничуть не менее страшное и грозное, пусть всего лишь в форме идеи. Неумение приспособиться к этому внутреннему миру влечет за собой не менее серьезные последствия, чем невежество и неприспособленность к обстоятельствам мира внешнего. Психические неурядицы нормального человека находят выход в социальную и политическую сферу, принимая форму массовых психозов, когда личность в раздоре сама с собой, то за этим следуют классовые, расовые, этнические и религиозные войны.
В народных массах существует сила торможения, которая имеет не только консервативный, но и разрушительный характер. Она постоянно препятствует реализации деятельности борцов за свободу. Это консервативная сила порождается общим для народа чувством страха перед ответственностью и свободой. Этот страх глубоко коренится в природе современного человека [Райх В., 1997].
Фашисты знают это и заявляют, что народные массы биологически не приспособлены к свободе и стремятся подчиняться авторитарной власти, поэтому авторитарно-тоталитарный режим является единственной возможной формой правления для людей.
Неподготовленные народные массы действительно не способны к свободе, но эта неспособность не является абсолютной, врожденной и вечной. Эта неспособность является результатом предыдущих социальных условий жизни, она сформировалась в процессе исторического развития. Следовательно, эта неспособность поддается изменению [Райх В., 1997]. Но изменению неспособности к свободе народных масс мешает распространенная иллюзия о том, что психологическая структура современной личности непосредственно способна к свободе и самоуправлению или, другими словами, внедрение формальной демократии в систему государственной власти обеспечит возможность осуществления социальной свободы и приведет к победе справедливости над несправедливостью.
Мы наивно считаем, что единственное, что нам необходимо делать – это защищать свободу от тех сил, которые на нее покушаются извне. Разумеется, необходимо защищать и отстаивать каждую из уже завоеванных свобод, необходимо их сохранять и развивать, но главное, необходимо завоевывать свободу от тех внутренних страхов, которые не дают человеку реализовать свою личность, поверить в себя и в жизнь в целом.
Лидеры формальной демократии допускают оплошность, полагая, что народные массы способны сами собой стать свободными, они пропускают важнейший, определяющий успех демократии момент – подготовку народа к состоянию свободы и ответственности, соответствующее обучение и структуризацию общества. Эта «оплошность» становится «камнем преткновения» на пути возможности установления свободы и ответственности народных масс.
Происходит это в первую очередь потому, что в борьбе за свободу внимание человека всегда было сконцентрировано на непосредственной ликвидации старых форм господства и порожденного им принуждения, в результате такого процесса вполне естественным выглядит возникновение ощущения, что, чем больше будет уничтожено традиционных форм принуждения, тем свободнее станет человек. При этом мы не можем или не хотим увидеть, что, избавившись от старых врагов свободы, человек наживает себе других, при этом новыми врагами становятся не какие-нибудь внешние узы или внешнее принуждение, а внутренние факторы, которые полностью блокируют внутреннюю реализацию личности.
Мы стараемся получить независимость от власти, чтобы она не диктовала нам, что можно делать и чего нельзя делать, но не обращаем никакого внимания на роль таких анонимных авторитетов, как «общественное мнение» и «здравый смысл», которые имеют значение только из-за нашей боязни как-нибудь не выделиться из толпы, из-за нашей вечной готовности вести себя так, как этого ожидают окружающие, из-за нашего внутреннего страха сделать что-нибудь не то или не так.
Мы как зачарованные следим за бешеным ростом свободы от каких-либо внешних сил, и, как слепые, не видим всех тех внутренних принуждений и страхов, которые опрокидывают все завоевания свободы. Поэтому ни разу за всю историю человечества народным массам не удалось сохранить, организовать и развить свободу и мир, завоеванные ими в кровопролитных сражениях.
Для достижения действительной свободы необходимо преодолеть враждебный свободе иррационализм народных масс и восстановить исконную природу человека и общества, которые требуют свободу и могут вполне жить только свободными. Свобода определяет человеческое существование, но понятие свободы меняется в зависимости от степени осознания человеком себя самого как независимого и самостоятельного существа. Подлинная социальная свобода установится тогда, когда массы приобретут способность быть все более и более свободными.
Потребности сна, утоления голода, жажды и т.д. подразумеваются биологической стороной природы человека и, несмотря ни на что, властно требуют удовлетворения. Каждая из этих потребностей имеет свой предел, когда достигается этот предел, желание удовлетворить потребность становится всепоглощающим и нестерпимым, это потребности самосохранения. Потребности самосохранения требуют удовлетворения при любых условиях, и поэтому они формируют первостепенный мотив человеческого поведения.
Для того чтобы иметь возможность удовлетворения потребностей самосохранения, человеку приходится трудиться. Условия труда человека определяются той экономической системой, тем обществом, в котором человек родился. Различные типы общественного устройства, различные виды труда подразумевают различные отношения с окружающими, подразумевают индивидуумов, обладающих различными характеристиками психики. Образ жизни, обусловленный особенностями экономической системы, превращается в основополагающий фактор, который определяет характер человека, ибо властная потребность самосохранения вынуждает его принять условия, в которых ему приходится жить.
Существует еще одна, такая же непреодолимая сторона человеческой природы, как физиологические потребности самосохранения, это потребность человека вступать во взаимоотношения и связи с окружающим миром, потребность, основная задача которой заключается в том, чтобы избежать одиночества, которое болезненно для человека и приводит к психическим нарушениям.
Переживание полного одиночества не вызывается просто физическим одиночеством, человек может быть одинок физически, но при этом его связывают с обществом какие-либо идеи, моральные ценности или хотя бы социальные стандарты, и это позволяет ему почувствовать общность со всеми остальными людьми. Вместе с тем человек может жить в окружении большого количества людей и при этом переживать себя существующим в полной изоляции, если у него нет какой-либо связи с ценностями, символами, порядками, принятыми в обществе, такое состояние называют моральным одиночеством. Переживание морального одиночества при достижении определенной грани может привести к умственному расстройству шизофренического типа. Физическое же одиночество вызывает переживание полного одиночества лишь в том случае, когда оно сопряжено с одиночеством моральным.
Взаимосвязь с окружающим миром может быть выражена многими способами, но, даже когда она основывается на самом низменном, она всегда будет для обычного человека предпочтительнее одиночества. Религиозный фанатизм и национализм, любые дикие обычаи, любые предрассудки, даже самые нелепые и унизительные, являются спасительными для человека, если они обеспечивают его связь с окружающими людьми, спасая его от одиночества и изоляции. У человека должна быть возможность отнести себя к какой-то системе, которая бы направляла его жизнь, придавала ей смысл, в противном случае его охватывают сомнения, парализующие его способность действовать, а значит, лишающие его способности жить [Фромм Э., 2005]. Таким образом, потребность избегать моральное одиночество является потребностью самосохранения.