- Дарья Вильямовна, правда ли, что вы убираете вместо детей, вы не должны этого делать.
Сначала я выскакиваю из кабинета директора, как человек, уличенный в чем-то постыдном, но по дороге задаю себе вопрос, а что собственно, плохого я сделала, какой неподобающий пример подала своим ученикам? И возвращаюсь к директору с этими вопросами. В кабинете сидит учительница, которая тотчас же разрешает мое недоумение.
- Разве вы не понимаете, мне дети задают вопрос, а почему Дарья Вильямовна убирает за своих учеников, а вы за нас нет, что я им должна отвечать!
Возмущение коллеги беспредельно. Только непонятно, почему за неумение дипломированного специалиста отвечать на заданные детьми вопросы спрашивают с меня. Я терпеть не могу педагогические хэппи-энды, но иногда они происходят в реальности. На следующую уборку приходят некоторые из тех, кто яростно сопротивлялся, в том числе Кирилл Архипов, который потешает публику стонами: «Я сам не верю, что пришел убирать!»
Или вот запись, которую я сделала недавно в своем «Дневнике классного руководителя».
У нас в школе прошла «проектная неделя». Честное слово, плевать, как это называется, но то, что вопреки злобному шипению о «непрохождении программы» некоторых моих (крамольная мысль – ленивых?) коллег, целую неделю продолжался пир раскрепощенного познания, по школе носились воодушевленные дети, и нерегламентированно по часам создавались какие-то иной раз вовсе удивительные проекты, было здорово!
Я, как всегда, была не в курсе всего происходившего до последней минуты, пока, придя в школу, не обнаружила на стене в холле списки распределения всех детей по группам. Мимоходом удивилась тому, что Алена оказалась в группе, кажется, по математике, Соня – по химии, а Даша и Ксюша – по географии. На уроке они взмолились – хотим в вашу группу. Пришлось бежать к Светлане Петровне, уговаривать ее спешно создать группу номер семнадцать. А еще на прошлой неделе Алена бомбардировала меня злобными высказываниями Набокова о Достоевском, не скрывая торжества – вот какой у меня авторитетный единомышленник, попробуйте теперь со мной поспорить. А Ксюшка написала разгневанное письмо Корнею Чуковскому, статью которого об Оскаре Уайльде я ей дала почитать, и даже сообщение, что Чуковский давно умер, не остудило ее пыл.
Начальство быстро придумало, как увязать наши стремления и общую тему проектной недели, и мы отправились в поход за такой программой по литературе, которая бы устраивала всех и привлекала детей к чтению. Даша нарисовала чудные картинки, на одной из которых Алена, неумело держа топор, заносит его над головой Достоевского, на другой Ксюшка душит Корнея Чуковского, а за ее спиной стоит отомщенный Оскар Уайльд. Поначалу мы немного ошалели от свалившегося на нас неслыханного счастья – целую неделю говорить и спорить о литературе. Нам казалось, что времени у нас вагон, потому на второй день мы отправились на выставку Тернера в Пушкинский музей, которая явно не имела прямого отношения к теме нашей проектной работы. К концу недели стало ясно, что мы не успеваем, и в режиме аврала работали все. Что не успевали в школе, брали домой (добровольные домашние задания в силу необходимости, а не принуждения), каждый делал то, что было по силам и по душе, Ира Голикова, оказалась непревзойденным знатоком современной молодежной фантастической повести и накатала нам целый рекомендательный список с краткими аннотациями. Проблема, поставленная мной, изначально звучала так: почему дети не читают? Но она буквально с первых же встреч была яростно атакована и стала уточняться и обрастать причинами и следствиями. Выяснилось, прежде всего, что дети читают, только, как сказало большинство опрошенных, не всегда «по программе». (Все проекты требовали социологических опросов, поэтому и у нас на пороге постоянно появлялись делегации с самыми неожиданными вопросами). Всю неделю в школе не было неудач!
Неудачи были только у меня. Вроде того, что, отправившись со своей группой в офис издательства «Самокат», я хотела, чтобы они уловили дух элитарности и атмосферу инкубатора, в которой рождаются книги. А когда вышли, Алена спросила: «Я не поняла, зачем мы туда ходили-то?» А вот мой сын Сева унюхал «атмосферу» и теперь сам ездит общаться с редакторшами (подозреваю, не последнее дело, что они молодые и славные), ревниво отказывая мне в сопровождении.
Сложно, думая о проектной неделе, отделить в своем завравшемся сознании подлинные ощущения от тех, которые должны быть представлены на всеобщее обозрение во время всевозможных публичных актов рефлексии на многочисленных педсоветах. Но все равно ощущение осталось, как от полета. Боюсь, что больше ничего подобного не повторится, потому что даже энтузиазма нашего «зама по науке», Зои Павловны, не хватит на то, чтобы отмести «весомейшие аргументы» против подобного времяпрепровождения. Главный аргумент – детям после этого очень «трудно входить в рабочий ритм», т.е. возвращаться к рутинному и скучному отбыванию наказания.
Создается впечатление, что я любуюсь собой, что выставляю себя в качестве примера для подражания. Ничего подобного! У меня очень мало способностей быть «вместе с детьми», я их в себе старательно культивирую, потому что знаю – только так можно сделать надзирателя соратником, пусть даже тоже заключенным в этой тюрьме под названием школа.
Вчера Ксеня читала своим дочкам чудную сказку Дмитрия Седова. О том, как у одной мамы был сын людоед. Каждый день он ловил в лесу ребеночка и просил маму зажарить его на ужин. А мама объявляла этого очередного ребеночка потерявшейся сестренкой или братиком людоеда. Кончается сказка словами: «Семья постепенно растет, и людоеду теперь приходится работать на трех работах, чтобы кормить младших братьев и сестер». И это все о детских неудачах и неудачных детях.