Смекни!
smekni.com

Особенности демографических проблем в современном мире (стр. 6 из 13)

Отчасти с подобной точкой зрения можно согласиться, в последнее время в мировой экономике действительно четко обозначились два противоположных полюса – богатый Север и бедный Юг, отличающиеся не только социально-экономическими, но и демографическими параметрами, которые традиционно порождали международную миграцию населения.

По численности населения развивающиеся страны прочно закрепились в верхней части списка. По итогам 2001 г. в числе пятнадцати стран-лидеров по численности населения насчитывалось 11 развивающихся стран и всего 3 экономически развитых (США, Япония, Германия), а также Россия, занимавшая седьмое место. В условиях ограниченности природных ресурсов и отсутствия свободных земель во многих развивающихся странах довольно велика плотность населения.

Также существует огромный разрыв в темпах прироста населения по типам стран. В экономически развитых странах естественный прирост населения крайне низок или даже отрицателен. К примеру, депопуляция населения отмечается в Германии (–0,1%), нулевой показатель – в Италии, очень невысокий естественный прирост – в Великобритании (0,1%), Японии (0,2%), Канаде (0,3%), Франции (0,4%), США (0,5%).

Население развивающихся стран, напротив, растет быстрыми темпами: на территории Палестины оно увеличивается на 3,7% в год, в Йемене – на 3,3%, в Конго – на 3,1%, Буркина-Фасо – на 3,0%, в Эфиопии – на 2,9%. Несопоставимо различаются также и показатели рождаемости. Коэффициент суммарной рождаемости в Нигере составляет 7,5 детей на одну женщину, в Йемене – 7,2, Конго – 6,3, Афганистане – 6,0, Палестине – 5,9, в то время как странах ЕС едва превышает 1,3, а в США – 2,1 [30].

Согласно прогнозам ООН, подобная динамика демографических показателей в обозримой перспективе изменит список стран-лидеров по численности населения. К 2025 г. в число пятнадцати стран-лидеров войдут Эфиопия и Конго, вытеснив Германию и Египет. Кроме того, Россия и Япония переместятся вниз списка. Сами по себе подобные изменения, возможно, и не представляли бы значимой угрозы для мировой цивилизации, если бы не увеличивающаяся экономическая пропасть между богатыми и бедными странами.

Существование подобной экономической "пропасти" не вызывает сомнений. Состояние троих богатейших людей планеты – американских бизнесменов Б. Гейтса, П. Лена, У. Баффита превышает ВНП наименее развитых стран с населением 600 млн. человек [28, с. 6] В 1999 г. показатель ВНП на одного жителя составлял в Люксембурге 41,2 тыс. долларов, в США – 31,9 тыс. долларов, Швейцарии – 28,8 тыс. долларов, Канаде – 25,4 тыс. долларов. В беднейших государствах мира показатель ВНП гораздо меньше: Сьерра-Леоне – всего 440 долларов, Танзании – 500 долларов, Нигерии – 770 долларов на душу населения. Как видно, разница довольно ощутима.

Подобная стратификация сложилась и в оплате труда. Мексиканский рабочий-иммигрант получает в США 278 долларов в неделю, в то время как у себя на родине – лишь 31 доллар. В 1995 г. почасовая оплата труда в Индии и Китае составляла 0,25 долларов; в Таиланде – 0,46; в России – 0,6; в Венгрии – 1,7; в Польше – 2,1 против 3,8 доллара в Великобритании; 14,4 в Австралии; 16,0 – в Канаде; 17,2 – в США; 19,3 – во Франции; 23,7 – в Японии; 31,9 – в Германии[29, с. 24].

Кроме того, за цифрами приведенной выше статистики скрываются такие сложные и актуальные для развивающихся стран проблемы, как голод, высокая безработица, неблагополучная санитарно-эпидемиологическая обстановка, хроническая бедность, межнациональные конфликты и локальные войны.

Поистине страшны цифры, которые показывают, что каждый третий житель Ботсваны в возрасте 15–49 лет, а также каждый четвертый житель Свазиленда и Зимбабве инфицированы ВИЧ. Около 32% населения развивающихся стран живут за чертой бедности, более 30% – не имеют доступа к чистой воде. В странах "третьего" мира насчитывается около 1 миллиарда безработных, из них происходит около 16 млн. беженцев (9% общего числа мигрантов в мире)[30].

Однако объяснять процесс интенсификации миграции исключительно объективными причинами демографической и социально-экономической дифференциации было бы не совсем верно. Прежде всего, это осознание широкими массами населения беднейших стран своего тяжелого положения по сравнению с жителями стран Запада. Как отмечает профессор Н.М. Римашевская, "бедного делает бедным не только уровень доходов, а осознание того, что у него нет чего-то, что есть у других" [28, с. 6]. Глобализация разрушила изоляцию локальных сообществ, увеличила поток информации о качестве жизни в странах Запада, породила зависть и желание "бедняков" хотя бы минимально приблизиться к подобному уровню потребления, стимулировав миграцию в экономически развитые страны. Информацию о социально-экономических возможностях в развитых странах потенциальные мигранты получают по каналам родственных связей. П. Стокер предлагает именовать подобный обмен информации, влияющий на принятие решения о миграции, "миграционной сетью" [35, с. 40].

Таким образом, в условиях глобализации мировой экономики четко оформились две основные группы факторов миграции. Первая группа – объективные факторы социально-экономического и демографического порядка: безработица, нищета, перенаселенность. Вторая группа – субъективные факторы: осознание безысходности положения и жизненных перспектив в стране прежнего проживания, стремление повысить уровень жизни и доходов.

2.2 Новые акторы миграционного процесса в эпоху глобализации

Миграция в условиях глобализации при всей внешней стихийности может носить довольно организованный характер как с точки зрения стимулов к принятию человеком решения о переселении, так и с позиции поддержки процесса адаптации и "приживаемости" мигранта на новом месте жительства. Структурами, заинтересованными в активизации миграции, в развивающихся странах могут быть правительства, а также некоторые нелегитимные организации (организованные преступные группы, кланы, радикальные организации, религиозные секты и пр.). Назовем их акторами миграционного процесса.

Российский социолог И.В. Бестужев-Лада выделяет три основных структурных типа таких акторов: политические режимы типа бывшей диктатуры Саддама Хусейна, готовые к "освободительным походам", религиозные тоталитарные секты, мафия [14, с. 48]. Английский исследователь Дж. Солт считает, что международная миграция в условиях глобализации – это организованный разветвленный международный бизнес, обладающий огромным бюджетом; он манипулирует сотнями тысяч рабочих мест и людей по всему миру и управляется сетью организаций и институтов, у каждого из которых есть деловой интерес в этом бизнесе [29, с. 24].

Мы полагаем, что правительствами, которые стимулируют миграцию своих граждан за рубеж, обычно движет прагматизм, ведь таким способом можно хотя бы частично ослабить социально-экономическое и демографическое "напряжение" в обществе, не инвестируя при этом особые средства в социальные программы, политику занятости населения, систему образования, здравоохранения, социального обслуживания. Однако иногда не последнюю роль играют геополитические амбиции и стремление получить новые ресурсы и рынки сбыта.

Известны факты из истории некоторых стран, когда за активным переселением мигрантов следовала экономическая экспансия, а затем и аннексия соседней территории в результате политического или военного вмешательства (территориальные захваты в Северной Америке англичанами, голландцами и французами, отторжение территории Техаса у Мексики). На первый взгляд, в современном мире подобная схема развития событий выглядит, по меньшей мере, архаичной и вряд ли реализуемой, но в эпоху глобализации появляются совершенно иные механизмы влияния – экономические и финансовые рычаги, а роль миграции и мигрантов в осуществлении глобальных геополитических проектов по-прежнему остается довольно важной.

В этой связи наиболее наглядна ситуация в Китае, испытывающем в последние годы бурный экономический подъем. Здесь действует концепция единой нации ("чжунхуа миньцзу"), являющаяся неотъемлемым элементом внешней политики. Правительство страны проводит четкое различие между государственными и национальными интересами: первые затрагивают государственный суверенитет КНР, а вторые – единую нацию, ареал распространения которой гораздо масштабнее государственных границ страны. Поэтому, говоря о Китае как о "большом пространстве", следует иметь в виду, что китайцы понимают его как многомерное. Пекин "собирает земли", объединяет нацию, причем данная политика, очевидно, рассчитана на долгосрочную перспективу.

Китайская диаспора – "хуацяо" – насчитывает в настоящее время около 550 тыс. человек в Европе, примерно 3,1 млн. человек в США и Канаде, около 500-800 тыс. человек в России [21, с. 128], несколько миллионов человек в странах Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании. Эта диаспора представляет собой реальную основу воплощения геополитических планов КНР. В некоторых странах Юго-Восточной Азии китайцами фактически реализован механизм экономической экспансии через изменение этнического состава населения. В настоящее время в Сингапуре китайцы составляют около 80% населения, в Малайзии они второй по численности этнос (более 5,1 млн. человек), в Таиланде – примерно 10,4% населения, в Индонезии – 2,6%. Закрытость и иерархичность китайских общин позволила китайцам сохранить этническую идентичность. Китайцы не только не растворились среди других этносов, но и создали свой параллельный мир бизнеса, большая часть которого на первых порах пребывала в тени, но со временем фактически взяла под контроль экономики Сингапура, Индонезии, Таиланда, Филиппин.

Китайские кварталы ("чайна-тауны") довольно распространены во многих крупных городах США (Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Нью-Йорк), Канады и Европы. В Канаде этническое присутствие китайцев особенно заметно в западной провинции Британская Колумбия. Здесь иммиграция китайцев подтолкнула развитие экономики, активизировав спрос на рынке недвижимости и привнеся восточноазиатскую экономическую динамику. По прогнозам социологов, численность этнических меньшинств, составляющих в настоящее время около трети населения Торонто, к 2005 г. увеличится до 50%. В Ванкувере доля небелого населения возрастет до 40%, в Монреале, Оттаве, Виндзоре, Виннипеге, Калгари и Эдмонтоне – до 20–30% населения [30].