времени сельского населения в социокультурном аспекте трансформируются из активного социально-территориального сообщества созидателей новых богатств в пассивную массу доживающих свой век стариков и умственно неполноценных потребителей.
Наряду с вышерассмотренными тенденциями деградация социокультурного пространства современной российской деревни все более чревата распадом системности цивилизационных ценностей, прежде всего присущих традиционной, освященной православной, исламской и буддистской религиями, крестьянской культуре российской деревни, составляющей фундамент самобытности народов России, ее целостного исторического бытия. Этому способствует нарастающий разрыв общественных связей социокультурного пространства деревни, ослабляющий основные скрепы формировавшейся многие столетия национальной культуры общежития сельского населения, лишающий его духовно-созидательного потенциала.
Если вся предшествовавшая история развития России представляла собой более или менее последовательную цепь вовлечения во всеединство общественного бытия всех сословий и социальных слоев самой далекой крестьянской глубинки, то сегодня наметилась обратная тенденция социальной дезинтеграции страны, особо рельефно проявляющаяся именно в деревне. Это выражается не только в том, что в ее социокультурном пространстве все больше становится, как уже показано, вытесняемых из системы общественных связей маргинальных и люмпенизированных людей, но и в резком снижении социально-культурных контактов и связей между «нормальными» гражданами
Нетрудно заметить, насколько обеднели Социокультурные связи почти 10 млн. чел., проживающих в сельской глубинке: количество контактов сократилось в целом более чем в 2,6, в том числе внутридеревенских в 2,3 и с внешним по отношению к внутридеревенскому социокультурным пространством почти в 4,2 раза. Распадаются даже родственные (за счет более чем трехкратного снижения контактов с проживающими в иных поселениях, районах и регионах, преимущественно родителей с детьми) и ослабевают досуговые связи с миром за околицей. Существенно, в 8 раз, в том числе внутри деревни по общественным делам в 34 раза и за пределами ее в 48 раз уменьшилось количество контактов с органами и работниками местного управления. Еще в большей степени, почти в 9 раз, сокращение коснулось производственных контактов, при этом количество совещательных связей уменьшилось в 21,6 раза. Все это характеризует отстраненность масс от проблем местного самоуправления и растущее отчуждение их от управления и организации труда. Соответственно, растет и равнодушие людей к эффективности производства и культурно-общественной жизни за околицей, слабеет осознание себя созидателем общего блага, членом общества, гражданином страны.
Аналогичные процессы имеют место в средних и крупных сельских поселениях, а многие из них характерны и для всего социокультурного пространства деревни.
Рассмотренные и оставшиеся за рамками рассмотрения сдвиги в социокультурном пространстве современной российской деревни обретают необратимый системно-структурный характер. Это грозит ей в перспективе не просто деформациями культурного, социального, экономического развития, но социально-цивилизационной деградацией и сходом с арены исторического бытия. А без деревни не выжить (даже без усилий по ее развалу извне) и России, поскольку оставшиеся без социального контроля со стороны постоянно проживающего населения, одичавшие сельские просторы создадут смертельные угрозы и для ее городов.
Очевидна насущная необходимость создания достаточно мощных заслонов на пути выше очерченных социокультурных процессов и тенденций. Ибо приближение того часа, когда создавать такие заслоны будет поздно, год от года ускоряется. К сожалению, царящее спокойствие относительно рассмотренной угрозы показывает, что острота ее не понимается ни большинством российского общества, ни той частью правящей элиты, которая определяет и вырабатывает стратегию развития страны, оказывает решающее влияние на ее реализацию.[10]
Данные исследований показывают, что селяне в результате реформ прошли три этапа.
1992–1993 годы характеризовались оптимистическими надеждами сельских жителей, связанными с активно пропагандируемыми новыми формами хозяйствования, раздачей имущественных и земельных паев.
В 1994–1995 годах произошел крах ожиданий перемен в личной судьбе крестьянских семей, связанных с изменением форм собственности, осознание своей сиротской доли на фоне богатеющих устроителей их жизни.
С 1996–2002 годов началось формирование автономных стратегий выживания, центральным звеном которого стало семейное хозяйство.
Ныне мы стоим на пороге четвертого этапа, где семьи, которым удалось закрепиться в новом экономическом режиме, связывают свое будущее с селом. Однако их меньшинство. Большинство же переосмысливает цели, жизненные проекты и даже смысл жизни. Осознавая исчерпание ресурсов, внутри села, они ориентируются на поиск их вне него.[11]
В последние годы в больших и малых научных и научно-популярных изданиях «аграрников» и «неаграрников», в СМИ, публичных выступлениях государственных, партийных, общественных деятелей по вопросам современного российского села, положению АПК России в разных сочетаниях и комбинациях, явно и завуалировано с различными оговорками провозглашаются «постулаты», которые можно свести к следующим утверждениям:
1. Увеличивается рентабельность сельхозпроизводства;
2. У селян есть земля, которую они могут продать, заложить и получить стартовый капитал для предпринимательства или для жизни на ренту;
3. Крестьянин всегда себя прокормит через личное подсобное хозяйство;
4. На селе в широких масштабах распространена «серая» и «чёрная» занятость и поэтому селяне живут лучше, чем фиксирует статистика;
5. Произошла стабилизация, люди приспособились, начинается оживление экономики, повышение жизненного уровня;
6. Превратившись в собственников земли, крестьяне стали свободными людьми в отличие от времен крепостной зависимости от «красных помещиков»;
7. Монетизация льгот по 122 федеральному закону дала для селян только положительные результаты.
8. В 2006 г. добавилось еще одно утверждение, что национальный проект «Развитие АПК» обеспечит продовольственную независимость России.[12]
В 2005 г. в рамках Всероссийского мониторинга социально-трудовой сферы села (в нём под руководством ВНИИЭСХ участвует более 20 регионов) по репрезентативной выборке в 10 районах Нижегородской области было опрошено 387 представителей домохозяйств, в которых проживает 1247 человек. В составе опрошенных: деревенских жителей можно выделить несколько групп, отличающихся экономическим положением и социально-политической активностью. 27,1% считают, что «живут, как и прежде, за последние годы в уровне жизни семьи ничего не изменилось».
Примерно столько же «приспособились к новым условиям, используют появившиеся возможности, чтобы жить лучше, чем раньше». 19,6% тех, кто «живут хуже, чем прежде и свыкся с тем, что приходится ограничивать себя в большом и малом»; 7,8% считают, что «живут хуже, чем
прежде и терпеть бедственное положение уже невозможно». Заметное улучшение материального положения за последний год отметили только 13,2% сельских семей; остальные (80,1%) разделились почти поровну на тех, у кого положение осталось без изменений (42,6%) и у кого ухудшилось (37,5%). В этих данных нашло отражение ощущение безысходности, неверия в свои силы, которое присуще значительному числу жителей сегодняшней деревни. По всем базовым, жизнеобразующим условиям положение селян за прошедшие 15 лет резко ухудшилось: (Динамика « +» «─», %)
- Возможность получения профессионального −образования (- 28,2);
- Материальная обеспеченность (- 46,3);
- Доступность культурного досуга (- 46,3);
- Медицинского обслуживания – как фактора выживания пожилых людей(43,6);
- Ощущение безысходности тем острее, чем больше людей считают, что они не имеют шансов уехать из своего населённого пункта, дабы всё начать заново (-55,1).
В описываемой выборке таковых две трети. Основная масса респондентов не ждет перемен в течение текущего 2005 года к лучшему; 34,6% считает, что всё останется без изменений; 19,6% предполагает ухудшение ситуации. 16,0% предпочитают не давать прогнозов на этот счёт. И только 27,9% надеются на некоторое улучшение Распределение ответов в возрастной группе соответственно среди мужчин (женщин) 60 (55) лет и старше:
| - надеюсь, улучшится | 5,9% |
| - останется без изменений | 29,4 % |
| - думаю, ухудшится | 29,4 % |
| - трудно сказать | 35,3% |
Несмотря на критическое положение значительной части селян почти две трети (70,4%) полагают, что в их районе «массовые выступления против бедности и нищеты» маловероятны; затруднился с политической оценкой ситуации каждый десятый. Доля респондентов, считающих, что массовые выступления вполне возможны (19,7%) в два с лишним раза выше доли находящихся на грани отчаяния Реальный протестный потенциал значительно выше. Известно, что революционная ситуация складывается, когда к жертвенности готовы около 10% населения, а значительная часть в той или иной форме поддерживает их. В настоящем исследовании 45% указали, что примут участие в массовых выступлениях против бедности и нищеты, если такие состоятся. 27,1% придерживается позиции «скорее нет». Каждый четвертый затруднился с ответом.
Но в отличие от крестьянской России начала ХХ века сельские жители уже не представляют угрозы для власти, что объясняет направленность и формы реализации аграрной политики; доля селян составляет в среднем по стране около 23%, они рассредоточены на огромной территории, политически раздроблены; среди них мала доля молодёжи; наиболее социально активное население переехало в города. В наибольшей степени настроены на протестные акции безработные, лица старше 30 лет, не имеющие специального образования.