Среди российских исследователей структуралистско-конструктивистскую традицию продолжают в своих работах В.И. Ильин[9], А.С. Васев[10], Ю.Л. Качанов[11]. В.И. Ильин, определяя суть феномена конструирования социальной структуры, отмечает ее двойственность: люди сами формируют структуры, но попадают под их власть. В.И. Ильин фиксирует: "социальная структура - это устоявшаяся практика людей, преследующих свои осознанные интересы", "Практика - это одновременно и сознательная деятельность людей, и обстоятельства, ее ограничивающие".
Особая роль в социальном конструировании реальности отводится господствующей группе, которая "подчиняет государство себе и использует его для конструирования социальной иерархии в конфигурации, наиболее благоприятной для реализации ее интересов"[12]. Важнейшим фактором конструирования социальных иерархий является власть, в зависимости от распределения власти в социальном пространстве можно выделить два идеальных типа механизма конструирования социальной иерархии, в основе которых моноцентрическое или полицентрическое социальное пространство. "Цементом" социальной иерархии выступает габитус как результат длительного пребывания индивида в определенной статусной позиции.
Ю.Л. Качанов поставил перед собой задачу применить перспективные положения конструктивистского структурализма к проблемам социальной философии и социологии политики. Одним из главных вопросов для него стал вопрос: как возможна социальная группа? Формулируя ответ на него, Ю.Л. Качанов формулирует ряд важных положений. В частности, он утверждает, что социальная группа может состояться только как мобилизованная группа, т.е. "приведенной в деятельное состояние группы-для-себя, готовой к борьбе за сохранение и/или развитие своей социальной позиции"[13]. Для Ю.Л. Качанова "Группа-для-себя полагает себя практиками своих агентов и является только этим полаганием…"[14]. Констатируя связь социального существования и совокупностей практик, он в определенном смысле абсолютизирует деятельностную сторону социального существования: "Социальная группа - это акт бытия, ежедневно порождающий сам себя", "Группа как коллективный субъект не существует или порождает сама себя в акте производства/воспроизводства - совместными практиками".
Методологически ценным является положение о двойной структурированности практик: "… объективно - социальными отношениями, не зависящими от воли и сознания агентов, …и реструктурированы субъективно". Первым во времени всегда осуществляется объективное структурирование, после него - субъективное.
Структуралистско-конструктивистский подход позволяет понять специфику расположения социальных групп в системе социальной стратификации общества, выделяя две стороны их социального существования: объективную и субъективную. Структуралистско-конструктивистский подход в исследовании социальной стратификации не означает применения классических подходов к данной проблематике (марксизм, функционализм). Особенность структуралистско-конструктивистского подхода состоит не в создании новой картины стратификации, а в смещении акцента исследования с описания ее очертаний на процесс ее формирования и воспроизводства.
Понятие глобализации стало широко использоваться в западной социологии во второй половине 1980-х годов. Процессы глобализации рассматривались социологами уже в 1970-е годы, но в тот период их исследования ограничивались главным образом экономической сферой. Примером такого подхода служит теория миросистемы И. Валлерстайна, описывающая процесс глобальной экспансии капиталистической экономики. В дальнейшем некоторые ученые начинают уделять все большее внимание социальным аспектам глобализации. В какой-то мере это явилось реакцией на экономический редукционизм теории Валлерстайна.
В современной науке глобализация рассматривается как сложный и противоречивый процесс.
К проблемам социальных аспектов глобализации обращается Э. Гидденс. Центральное место в работах Гидденса отводится осмыслению характера современного общества - общества эпохи модерна. Согласно Гидденсу, современные общества прежде всего характеризует резко возросшая скорость изменений во всех сферах социальной жизни. Кроме того, происходит изменение пространственно-временных связей. Если в досовременную эпоху социальная жизнь протекала лишь на уровне локального сообщества, то с приходом модерна различные регионы мира оказываются вовлечены во взаимодействие друг с другом. Наконец, в период модерна изменяется сам характер основных социальных институтов.
Как указывает Гидденс, большинство социологических теорий стремились выявить в обществах модерна какой-то один доминирующий социальный институт. Эти общества рассматривались обычно как капиталистические либо как индустриальные. В свою очередь, Гидденс определяет капитализм и индустриализм как два различных институциональных измерения модерна, хотя эти измерения и связаны между собой.
С точки зрения Гидденса, глобализация социальных процессов, характерная для общества эпохи модерна, имеет одним из своих последствий усиление нестабильности социальной жизни. Глобализация предполагает зависимость людей от институтов, находящихся во все большем отдалении от них и все в меньшей степени поддающихся контролю с их стороны. Приобретает глобальный характер риск, связанный с деятельностью институтов современного общества (рынки, биржи). Кроме того, возникают принципиально новые источники риска, которые с трудом поддаются прогнозированию (например, экологические катастрофы) [15].
Своеобразный синтез теорий глобализации и информационного общества осуществлен в работах М. Кастельса - испанского социолога, работающего в США. В своем исследовании “Информационная эпоха: экономика, общество и культура” (1996-1998) Кастельс предпринял попытку всестороннего анализа социальных изменений в современном мире, связанных с принципиально новой ролью информационных технологий[16].
В своих работах Кастельс рассматривает социальную структуру “сетевого общества”, которое характеризуется одновременной трансформацией экономики, политики и культуры. С его точки зрения, новые информационные технологии, являющиеся необходимым инструментом такой всесторонней трансформации, не могут считаться ее причиной. Как утверждает Кастельс, становление сетевого общества, начавшееся в 1970-е годы, было в значительной степени обусловлено тремя параллельными, но независимыми друг от друга процессами. К их числу он относит, во-первых, информационно-технологическую революцию; во-вторых, возникновение новых социальных движений 1960-1970-х годов; в-третьих, кризис, с которым столкнулись две существовавшие в тот период социально-экономические системы (капитализма и реального социализма, который Кастельс предпочитает именовать “этатизмом”). Одна из этих противостоявших друг другу систем оказалась неспособной адаптироваться к требованиям информационной эпохи и распалась, тогда как система капитализма пережила масштабную внутреннюю трансформацию, но продолжила свое развитие.
Согласно Кастельсу, социальная структура сетевого общества основана на новой экономике. Хотя эта экономика является капиталистической, она представляет собой новую разновидность информационного и глобального капитализма. Важнейшими источниками производительности и конкурентоспособности в такой экономике становятся знания и информация. Процесс производства зависит от доступа к информационным технологиям, а также от качества человеческих ресурсов и их способности управлять новыми информационными системами. Все центры экономической активности оказываются тесно взаимосвязанными и зависят от глобальных финансовых рынков и международной торговли. В целом новая экономика организована вокруг информационных сетей, не имеющих единого центра, и опирается на постоянное взаимодействие между узлами этих сетей.
В целом Кастельс характеризует сетевое общество как расширяющуюся систему, проникающую различными путями и с разной интенсивностью во все регионы мира. Он рассматривает различные формы взаимодействия сетевых структур с ранее существовавшими социальными структурами. В этой связи особое внимание Кастельс уделяет анализу вхождения постсоветской России в информационную эпоху.
Кастельс считает необходимым переосмыслить ситуацию в России с позиций своей теории сетевого общества. Характеризуя российское общество конца 1990-х годов, этот исследователь отмечает почти полное отсутствие в стране социальных движений. Такое положение дел с трудом поддается объяснению в рамках выдвинутой им теории. Вместе с тем, по мнению Кастельса, дальнейшие социальные изменения в России зависят прежде всего от формирования гражданского общества, порождаемого новыми социальными движениями[17].