Смекни!
smekni.com

Оздоровительная методика Порфирия Корнеевича Иванова (стр. 4 из 8)

Иванов проповедует отказ не только от трудовой морали, но и от всякой общественной активности (правда, сам он был весьма активен как врачеватель, несмотря на всевозможные чинимые ему препятствия на этом благородном поприще, да и как неутомимый и бесстрашный пропагандист своего учения). Существенные нарекания вызывает и его система “природного закаливания”. Он называет ее “закалкой-тренировкой”, но как раз тренировки-то и нет в его системе. Она предполагает абсолютно статическое состояние человека из-за полного отсутствия каких-либо упражнений, связанных с движением, бегом, силовой нагрузкой. При этом ни о каком полноценном физическом развитии человека и формировании здорового, сильного и выносливого организма говорить не приходится. Эта странная на первый взгляд “оплошность” объясняется принципиальными установками системы Иванова: он не видит необходимости в подготовке человека к физическому труду и вообще к какой-либо трудовой деятельности.

Важным моментом социально-философских воззрений Иванова является призыв к отказу от воспитания молодежи в духе общественных идеалов и ценностей, от социализации подрастающего поколения. Хотя он неоднократно обращался в высшие партийные и государственные инстанции страны (в ЦК КПСС и его печатный орган газету “Правда”, к Подгорному и Брежневу), мотивируя это, в частности, заботой о подрастающем поколении, однако нетрудно убедиться, что он против воспитания молодежи в духе трудовой морали и сознания общественного долга, против подготовки ее к активному участию в общественной и культурной жизни. Приведем одно из его высказываний, в котором, несмотря на все своеобразие лексики П.К.Иванова, эта мысль звучит вполне определенно: “Люди.., не держите вы своих детей в режиме и не делайте их политическими детьми. Они по жизни всей не ваши есть, а Природы” [5, 143]. Придерживаясь воззрений философии жизни, которым он придавал антисоциальную и антикультурную направленность, Иванов считал, что воспитание подрастающего поколения должно ограничиваться формированием у человека закаленного от простуды организма, а не включать в себя усвоение всей совокупности социальных ценностей и императивов, овладение системой знаний и трудовых навыков. Отрицая социальное содержание феномена человека, он сводил его до чисто антропологического, природного уровня.

Нельзя не заметить, что прослеженный нами в высказываниях Иванова отказ от трудовой активности человека, от творчества в каких-либо областях общественной и культурной жизни, за исключением религиозной, культистской, врачевательно-оздоровительной, означает существенное сужение того феномена жизни, который является предметом его своеобразных философских рассуждений. Человеческая жизнь в понимании Иванова оказывается до крайности обеднена, ее социокультурное содержание редуцируется до предельно низкого в плане исторического генезиса уровня, если вообще мыслима человеческая, да и всякая биологическая форма существования без удовлетворения необходимых для этого элементарных потребностей. Речь здесь идет, конечно, только об антропологической абстракции и о гипотетической модели “природного” существования, все значение которых состоит не в их фантастическом содержании, а в том многообразном отказе от различных сторон современной жизни, которые представляются неприемлемыми для Иванова и его многочисленных приверженцев.

Итогом религиозной философии жизни Иванова является концепция антропологической утопии, которой предстоит навеки реализоваться на Земле. Он рисует впечатляющую картину идеального, сакрального по своему смыслу и значению общежития людей, обретших свое бессмертие и уподобившихся богам: “Земля нам не будет таким источником, мы пахать перестанем, сеять зерно мы не будем. Вся потребность с нами уйдет, мы будем с вами естественными в жизни людьми. Вся техника с искусством и химиею нам не понадобится. Дух Святой нас всех поднимет. Чужого у нас не станет и не будет у нас мертвого — мы поделаемся живыми людьми. Мы будем все люди мудрецы. А капитал, вся экономика умрет от этого вот дела” [3, II, 294-5].

Таким образом, хозяйственно-экономическая основа существования общества исчезнет, отомрет, человечество будет существовать исключительно за счет непосредственно усваиваемых им энергетических природных ресурсов. Однако приписывать Иванову подобный футурологический прогноз вряд ли правомерно, если не забывать, что речь идет о пророческом видении земного рая, хотя некоторые интерпретаторы его воззрений, стремящиеся придать им рационалистическое, научно-прогностическое звучание говорят именно об этом, например о предвидении возможности непосредственного усвоения человеком энергии космоса. Подобные интерпретации представляют собой переосмысление воззрений Иванова в духе тех или иных гипотез, заявляемых от имени современной науки, в результате чего утрачивается не только сотериологический пафос его выступления, но и весь комплекс нетрадиционных религиозных представлений о чудодейственной силе Природы, Боге Паршеке, эволюционном развитии человечества под эгидой Святого Духа, ставших идейным знаменем этого нового религиозного движения. Нельзя забывать, что религиозные чаяния — это установки, устремления, интенции, назначение которых (с объективной, культурно-исторической точки зрения) состоит в том, чтобы определенным образом направлять и корректировать человеческую жизнедеятельность. Религиозное обещание спасения, бессмертия (либо обратного: адских страданий, погибели) выполняет не позитивистскую прогностическую функцию, а религиозно-ориентировочную, императивную, требуя от верующего принятия установленных норм поведения в форме ориентации на определенную сакральную перспективу: “Ты должен жить так, чтобы заслужить спасение (бессмертие)!”. Этот модус управления человеческим поведением получил название “как если бы”. Он означает ориентацию человеческого поведения на конечные сакральные ценности, которые увенчивают всю систему религиозно-нравственных норм и принципов человеческого существования, а не на действительно реализуемую в будущем перспективу. Религия в качестве социокультурного феномена регулирует жизнедеятельность и взаимоотношения между людьми в их реальной, земной действительности, а фактически только говорит, но не решает вопрос об их загробном существовании. Точнее, она осуществляет свое земное попечительство над людьми таким образом, как если бы речь шла о реальной перспективе конца света, суда божьего, спасении праведников и вечном проклятии нераскаявшихся грешников.

Тем не менее ценности “загробного существования”, т.е. все чаяния и ожидания, которые связываются с реализацией религиозной утопии, имеют весьма существенную связь со всем комплексом трудностей и противоречий, невзгод и страданий, выпавших на долю человека и заставивших его принять то или иное спасительное учение. Поэтому, как бы причудливы ни были мечты приверженцев божественного Паршека о жизни без потребностей на необустроенном Чувилкином бугре, они свидетельствуют о категоричном неприятии ими своего бездуховного и безрадостного существования, тяжелого и скучного труда, отсутствия вдохновляющей радостной перспективы в своей личной жизни и в жизни страны. Какими же ограниченными, бездуховными и незначительными должны представляться людям потребности их повседневного существования, если они с готовностью соглашаются навсегда от них отказаться! Насколько же бессмысленным и невзрачным должно представляться им их социальное бытие, которое на заре Просвещения виделось в идеале в качестве царства свободы, разума и братства, если они готовы сменить его на чисто природное существование! Как же мало дает их душе и сердцу “тепло и сытость” потребительского общества, если они готовы сменить его на “холод и голод” пребывания в необустроенных природных условиях! Насколько же обесценены в их глазах социальные и культурные ценности и идеалы нашего общества, семьдесят лет провозглашавшего свое первенство и превосходство над всем прочим миром, если последователи Иванова готовы принять за образец проповедуемый им образ “дрожащего человека”. И, наконец, как же мало дала этим людям наша цивилизация, точнее, насколько же они оказались лишены реальных плодов подлинной человеческой цивилизации, если не задумываясь отказываются от нее!

4. Формы единения с сакральным началом

Для общей характеристики религии важно установить, в каких формах она дает возможность своим приверженцам приблизиться к сакральному началу. Вероучение Иванова отличает то, что в нем речь идет исключительно лишь об одной-единственной форме единения о высшим сакральным началом — о процессе сакрального совершенствования человека, или о пути, приближающем его к полярной вершине сакрального смыслового пространства, в котором развертывается его жизнедеятельность. В вероучении Иванова это путь обретения человеком оккультных сил и энергий, позволяющий ему отказаться от благ цивилизации и жить природосообразно, уподобившись богам.

Прежде всего он говорит о себе, о принятом им однажды решении “пойти в Природу”, “чтобы набраться этих сил и этими силами владеть” [3, II, 323]. “Теперь, — заявляет он, обращаясь к своим приверженцам, — дело за тобой — иди вслед за Ивановым, чего он, того и ты делай” [5, 82]. Он уговаривает людей “хоть немножечко да попробовать <идти> этими путями” [3, II, 323], объясняя, что для этого надо “занять свое место в Природе”, т.е., не предъявляя к ней никаких собственных требований, полностью адаптироваться к ее условиям. Процесс сакрального совершенствования человека, вступившего на указанный Ивановым путь, состоит в том, чтобы постепенно подготавливать свое тело к возможности “уйти от зависимой жизни в Природе”, стать независимым, т.е. он “не должен одеваться, не должен кушать и домом нуждаться, а должен заиметь свои естественные силы природные — воздух, вода, земля” [5, 86]. Следуя примеру своего Учителя, ивановцы должны постепенно увеличивать продолжительность своего воздержания от пищи и воды, доводя ее до экстремально возможных пределов, а потом превзойти и их: от недельного голодания (при приеме пищи только по воскресным дням) перейти к голоданию на протяжении всего месяца, затем — в течение полугода, а вслед за этим надо будет “год терпеть, совсем распроститься с этой пищей” и достичь таким образом бессмертия — великого “завоевания для всего мира всех наших людей” [3, II, 321]. В этом, собственно говоря, и состоит все содержание Системы Учителя Иванова и главного ее метода — “закалки-тренировки”, поэтому их религиозный смысл как раз и сводится к обеспечению реализации указанной формы единения с сакральным началом.