Маймонид останавливается и на толкованиях заповедей. По его мнению, многие из них носят не только иррациональный характер, каждая из заповедей несет в себе еще и определенный урок нравственности. Так, например, заповеди должны были оказывать противодействие языческим обрядам и обычаям, столь популярным во времена появления Б-жественных законов. Прямое отношение к этому имеет система жертвоприношений, которая кроме своей основной нагрузки - службы в храме несет в себе дополнительное предназначение - отучить людей от повсеместно принятой модели языческого богослужения.
Признание Маймонидом величия человеческого разума определяет и его отношение к чудесам. Не отрицая возможности чудес в принципе, он пытается, тем не менее, свести, насколько это возможно, элементы чудесного, которые содержит Священное Писание, к явлениям естественного порядка. Как доказательству истинности традиции чудесам он не придает особого значения. Он считает, что вера должна опираться на внутренне присущую ей истину, а не на чудеса, которые могут оказаться обманчивы.
Тот же самый пиетет, почтение перед человеческим разумом приводит Маймонида к аллегорическому истолкованию рассказа о Рае и к отождествлению упомянутых в Торе ангелов с явлениями природы и с Б-говдохновенными личностями. Соглашаясь с существованием ангелов как "самостоятельных интеллектуалов" тех сфер, которые фигурируют в греческой космологии, Маймонид отрицает, воззрение, согласно которому ангелы сходили на землю в человеческом облике. Отвергает Маймонид и существование демонов, утверждая, что все ссылки на них в Талмуде и Мидрашим следует понимать исключительно в переносном смысле как фигуральное обозначение природных бедствий. Описание райского блаженства и адских мук, которые встречаются в Мидрашим, точно так же метафоричны и представляют собой попытку выразить в популярной форме неуловимые духовные понятия. Подлинное блаженство рая - духовное единение с Богом; подлинные муки ада - отчуждение от Него.
По той же причине Маймонид считает метафорической - иносказательной, нуждающейся в более глубоком понимании, чем просто красивая история о будущем! - идиллическую картину Мессианской эры, нарисованную Пророками. По его мнению, в материальном отношении эра Мошиаха не будет отличаться от современной жизни, но в духовном смысле это будет общество высшего типа, основанное на знании Единства Бога и Его Праведности (более подробно см. раздел "Тот, кого ждут") . В этом смысле Маймонид считал, что христианству и исламу - религиозным системам, вышедшим из недр иудаизма, предстоит сыграть важную роль и проложить дорогу всему человечеству (для неевреев) к осознанию всей истины знания о Боге, когда настанут времена Мошиаха.
Ключ к правильному отношению к Богу - познание Бога. Это познание в первую очередь интеллектуальное и подразумевает овладение всеми физическими и метафизическими науками: логикой, философией, медициной, математикой, астрономией, которые ведут к формированию правильных представлений о вездесущем Боге в той мере, в какой это доступно человеческому разуму. Такое знание служит нитью, связующей человека с Богом в этом мире, и подготавливает душу к миру будущему, где ее ожидает вечная жизнь с Богом, которая представляется Маймониду жизнью, полной блаженного знания.
Здесь мнение Маймонида совпадает с точкой зрения Аристотеля, который рассматривал интеллектуальное совершенство как высочайшую цель человеческого существования. И все же, несмотря на восхваление интеллектуального познания Бога Маймонид подчеркивает и другой аспект ведения Всевышнего, которым увенчивается интеллектуальное познание. Это постижение нравственного характера и благости Бога; оно приходит с неустанным размышлением над Божьим Промыслом, охватывающим все творение. Однажды приобретенное, это ведение порождает любовь к Богу, которая выражается в желании подражать Ему в милости и справедливости.
Связывая таким образом интеллектуальное познание с нравственным поведением, Маймонид игнорирует Аристотеля и его систему, отстаивая точку зрения классической еврейской мысли, которая видит в подражании Б-гу величайшее совершенство, возможное для человека.
В соответствии с высокой оценкой знания Маймонид разделяет воззрения Платона, как и всей греческой философии, о том, что пророческий дар - это природная способность, которую может развить всякий, кто достигнет уровня необходимого морально-интеллектуального совершенства. Это, как мы видим, резко отличается от взгляда Иеhуды ha-Леви , который рассматривал пророческую способность как особый дар, ценнейший подарок Б-га народу Израиля, зависящий от выполнения предписаний Торы и проживания на Святой Земле. Но и здесь Маймонид все же оговаривается, что люди, удовлетворяющие всем требованиям, которые предъявляются к пророку, могут все же не удостоиться пророческого дара, если не будет на то соизволения Вс-вышнего.
Маймонид останавливается и на толкованиях заповедей. По его мнению, многие из них носят не только иррациональный характер, каждая из заповедей несет в себе еще и определенный урок нравственности. Так, например, заповеди должны были оказывать противодействие языческим обрядам и обычаям, столь популярным во времена появления Б-жественных законов. Прямое отношение к этому имеет система жертвоприношений, которая кроме своей основной нагрузки - службы в храме несет в себе дополнительное предназначение - отучить людей от повсеместно принятой модели языческого богослужения.
Признание Маймонидом величия человеческого разума определяет и его отношение к чудесам. Не отрицая возможности чудес в принципе, он пытается, тем не менее, свести, насколько это возможно, элементы чудесного, которые содержит Священное Писание, к явлениям естественного порядка. Как доказательству истинности традиции чудесам он не придает особого значения. Он считает, что вера должна опираться на внутренне присущую ей истину, а не на чудеса, которые могут оказаться обманчивы.
Тот же самый пиетет, почтение перед человеческим разумом приводит Маймонида к аллегорическому истолкованию рассказа о Рае и к отождествлению упомянутых в Торе ангелов с явлениями природы и с Б-говдохновенными личностями. Соглашаясь с существованием ангелов как "самостоятельных интеллектуалов" тех сфер, которые фигурируют в греческой космологии, Маймонид отрицает, воззрение, согласно которому ангелы сходили на землю в человеческом облике. Отвергает Маймонид и существование демонов, утверждая, что все ссылки на них в Талмуде и Мидрашим следует понимать исключительно в переносном смысле как фигуральное обозначение природных бедствий. Описание райского блаженства и адских мук, которые встречаются в Мидрашим, точно так же метафоричны и представляют собой попытку выразить в популярной форме неуловимые духовные понятия. Подлинное блаженство рая - духовное единение с Богом; подлинные муки ада - отчуждение от Него.
По той же причине Маймонид считает метафорической - иносказательной, нуждающейся в более глубоком понимании, чем просто красивая история о будущем! - идиллическую картину Мессианской эры, нарисованную Пророками. По его мнению, в материальном отношении эра Мошиаха не будет отличаться от современной жизни, но в духовном смысле это будет общество высшего типа, основанное на знании Единства Бога и Его Праведности (более подробно см. раздел "Тот, кого ждут") . В этом смысле Маймонид считал, что христианству и исламу - религиозным системам, вышедшим из недр иудаизма, предстоит сыграть важную роль и проложить дорогу всему человечеству (для неевреев) к осознанию всей истины знания о Боге, когда настанут времена Мошиаха.