Смекни!
smekni.com

Как "открыть" закрытое общество (стр. 3 из 9)

Спор о судьбе России вплоть до сегодняшнего дня происходит между теми, кто выдвигает древние культурные ценности, и теми, кто ставит в основу своих рассуждений мировую науку, ее логику. Иначе говоря, стороны этого спора опираются на разные культурные основания. И его разрешение возможно лишь через соотнесение, взаимопроникновение этих оснований, снятие их противоположности через диалог. Весь человеческий мир,чем он сложнее и динамичней, тем больше соткан из таких несоответствий. Они могут носить характер различий, антиномий, противоречий, конфликтов, раскола между ранее сложившей комфортностью и истиной, между комфортностью и возможностью выжить, создавать программы, обеспечива- ющие выживаемость.

Наука не только пытается заменить один комфортный мир на другой. Она изменяет и сам принцип расчленения мира на комфортный и дискомфортный. Комфортный мир рас- сматривается как деятельный, комфортная реальность - это напряженный поиск возможности жить в этом мире, постоянно с возрастающим упорством и квалифицированностью противостоять опасностям. Мир перестает рассматриваться как заданный, готовый, закрытый, всего лишь как сфера адаптации. На первый план выходит его способность противостояния опасностям. Комфортна наша открытая способность выявлять опасности и смело им противостоять.

Наука порывает со старой моралью, несущей программу воспроизводства некоторого абсолюта. Это дало основание французскому математику А. Пуа Икаре сказать, что "наука находится вне морали". Описание мира в понятиях науки происходит в предметной модальности, то есть формируемый наукой смысл соотносится с внесубъектным объектом. Ученый описывает траекторию кометы предметно и беспристрастно, даже если она должна врезаться в землю и погубить человечество. Врач может радоваться, если он поставил правильный диагноз, даже если болезнь не сулит пациенту ничего хорошего. Он озабочен правильностью своих расчетов, объективностью, прогнозным потенциалом своих знаний. Это как будто говорит о правоте Пуанкаре. Тем не менее наука несет свою мораль, которая ставит следование логике научных исследований выше ценностей ранее сложившейся культуры, политических факторов, личных отношений и т.д. Этот принцип получил свое выражение в известной фразе Аристотеля "Платон мне друг, но истина дороже". Отсюда вытекает, что комфортным для науки является следование некоторой абстрактной логике познания, логике предмета, а не симпатиям, корысти, давлению общества.

Наука характеризуются тем, что ранее скрытые опасности непрерывно выявляются и делается попытка ставить их под контроль. Различие между комфортным и дискомфортным миром здесь относительно, вероятностно и меняется не только под влиянием новых факторов, но и в результате развития способности людей противостоять опасностям. Парадокс усиления влияния науки заключается в том, что при разрушительности науки для статичных комфортных картин мира, ее развитие тем не менее совпадает с прогрессом гуманизма. Много написано о том, что наука является виновницей современных бед. Она создает оружие массового уничтожения, технику, разрушающую, отравляющую среду, и т.д. Защитники подобной точки зрения невольно превращают науку в особого субъекта рядом с человеком. В действительности наука лишь форма самовыражения человека, его творческих сил. Она - форма проявления гуманизма в том смысле, что является кумулятивным процессом, накапливающим программы развития творческих сил человека, способности формировать новые пласты знаний, которые направлены на преодоление опасностей, угрожающих людям и зарождающихся далеко от той сферы реальности, которая сегодня подвластна человеку. Наука борется с опасностями и в самом человеке, как на уровне физиологии, так и против дезорганизации мышления. Это борьба никогда не достигнет полной окончательной победы, но она - процесс, который не должен отставать от роста опасностей во всех формах. Это требует от человека постоянного саморазвития, открытости в познании, в творчестве.

Разумеется, реальная история науки полна компромиссов, попыток соединить новые представления со старыми, формировать гибриды. Отношение науки и религии представляет собой лишь аспект этой истории. Одни ученые гибли под ударами традиционалистов, например Д.Бруно, другие под страхом смерти шли на компромисс, например Г.Галилей, третьи проституировали науку во имя государственной идеологии, например советские обществоведы в условиях террора. Еще одна группа низводила науку до уровня обыденного комфортного сознания, страшась ее дискомфортности. Среди них можно указать на "народного академика" Т.Лысенко. Люди этого типа наивно полагали, что наука это более эффективное средство для безграничного расширения ранее сложившегося комфортного мира, его дальнейшего улучшения, нечто вроде большевистского "шествия от победы к победе". Реально наука действительно нацелена на расширение сферы комфортного мира, но парадоксаль- ным образом делает это через выявления реальной дискомфортности считавшегося комфортным мира. Иначе говоря, наука действительно может одерживать победы, но не на поле комфортного, сложившегося, закрытого традиционализма. Опасность, однако, заключается в том, что от разрушения комфортности до победы над открывшейся опасностью проходит время, возможно, неопределенно большое. Это обстоятельство питает пессимизм в оценке науки.

Удивительно, что ученых не побили камнями, не сослали в лагеря, как нарушителей комфортности, где они в лучшем случае могли бы перевоспитываться традиционными формами труда, исторически связанными с традиционными представлениями о комфортности. Причина того, что наука уцелела даже в условиях взрыва традиционализма, есть особая,весьма поучительная тема. Важно лишь заметить, что наука в странах, где традиционализм достиг зрелости, могла опираться на рост социальной потребности в расширении шага новизны, в более эффективных решениях. В странах, где преобладали архаичные пласты традиционализма, наука подчас интерпретировалась как функция тотема, некоторых мудрецов, приобщившихся к сакральности. Тем не менее, наука сформировала новую открытую модель культуры, новые программы воспроизводства, выявила новые пути формирования комфортного, мира.

Дуальность наших представлений о мире далеко выходит за рамки проблем формирования дуальности мысли и социальной организации. Она охватывает и дуальность программ, что в конечном итоге превращается в дуальность общественных форм.

3. Что такое закрытое общество

Господство традиционной культуры в обществе означает, что заложенная в ней программа нацеливает людей на воспроизводство традиционного общества. Его лозунг: "хотим жить как жили наши деды". Оно закрыто, так как направлено против инноваций, превышающих некоторый статичный порог. Система отношений этого общества, в частности, государство, не только результат воспроизводства традиционных программ, но и гарант их сохранения от источников несанкционированных инноваций. Высокая степень их неизменности гарантируется не только соответствующей культурной ориентацией на воспроизводство некоторого "абсолютного", "естественного", неизменного порядка, не только мощью исторической инерции, но и системой репрессий, возникающих вместе с культурой. Например, Е. Пугачев, провозгласивший высшей ценностью "тишину и покой", считал необходимым истребить дворян, как "завистников общего покоя" [4]. Эта репрессивность культуры дополняется в государствах традиционного общества функцией соответствующего специализированного аппарата, подавляющего инновационное поведение и инакомыслие от опричников до КГБ. Архаичный комфортный мир воспроизводился людьми через стремление поддержать, воспроизводить космические ритмы, например, через то, что мы называем коллективными танцами. Телевидение позволяет нам часто видеть, как возбужденная теми или иными событиями племенная толпа, ввергает себя в долгие коллективные ритмические движения. Это древнейший способ эмоционального воспроизводства людьми синкретической монологической культуры, не знающей сомнений и осознанного диалога. Все воспринималось как некоторый ритм, в который втянута вся реальность. Отклонение от него было недопустимо. В эмоционально насыщенном ритме люди взаимопроникаются друг другом, в каждом действии передают друг другу свою психологически напряженную синкретическую закрытость, подавляется все особенное, индивидуальное.

Причина страха перед инновациями и открытостью очевидна. Традиционное общество на всех уровнях опирается на апробированную громадным длительным опытом культуру, прошедшую экзамен на выживаемость, на жизнеспособность. Это позволяет людям быть уверенными, что продолжением деятельности по этой программе можно обеспечить свою коллективную жизнь вплоть до конца света. У этих людей нет представления о возможности альтернативной жизни. Традиционализм выражен поговоркой "там где новизна, там и кривизна". Пласт традиционализма никогда полностью не исчезал ни в одном обществе. Он может занимать господствующее положение, но может отступать в тень под натиском культуры, ориентированной на инновации. Ценность нового поэтому никогда не является абсолютной. Например, современный человек проявляют большую терпимость к старым, хорошо известным технологиям, чем к новым, отно- сительно которых накоплено мало опыта [5].

Традиционализм - один из ответов людей на вызов истории, на трудности и опасности существования в сложном мире. Содержание этого ответа в том, что высшей ценностью рассматривается сохранение накопленного культурного опыта, что решения, смыслы, программы, необходимые на каждый день, уже существуют. В таком обществе все отношения, политическая власть, церковь, полиция функционируют по исторически сложившимся программам, защищая закрытый комфортный мир, и лишь в меньшей степени снисходя до защиты отдельных людей, жертвуя ими во имя целого. В шкале ценностей этого общества есть нечто более ценное и важное, чем человек, - бесценность абсолюта. В советское время это главное богатство приобрело извращенную форму "марксистсколенинской идеологии". Сами по себе эти слова лишь прикрытие чего-то другого, то есть попыток защитить от изменений (в крайнем случае монополизировать право на эти изменения) сакральную программу воспроизводства. До 1917 года люди сражались за Россию, иногда вместе с властью, иногда против нее, но они считали, что борьба шла "за истинную православную веру". В действительности они могли сражаться всего лишь за разные версии программы воспроизводства традиционализма, например, в форме имперской державы или наоборот, в форме, обеспечивающей независимость от центра. Те, кто считали, что они сражались "за Сталина", фактически следовали чисто тотемической программе саморастворения в целом, определяющей содержание решений, действий всех и каждого. Люди сражались за синкретическую нерасчлененность тотема-вождя и тотема-племени (народа). Главное - способность растворить себя в тотеме, а не сохранить свою особенность, свою специфическую жизнь, свою неповторимость. Такое общество является статичным, традиционным (по крайней мере на уровне ценностей), так как его культурные программы воспроизводства выступали в форме традиций (или идеологии, посредством которой делалась попытка заполнить вакуум, образовавшийся в результате разрушения традиций).