А.А. Петрова, аспирант сектора социологии знания Института социологии РАН
Социология интернета, как любое новое направление социального знания, формируется в "разграничении полномочий" между уже сложившимися научными дисциплинами. Изучение виртуальных коммуникаций связано с вполне традиционной тематической областью: организация знания, конструирование идентичностей, формирование социальных групп и т. д. Но в данном случае вся эта проблематика исследуется с учетом социальных последствий, которые может иметь использование современных информационных технологий. Научная дисциплина как система дискурсивной деятельности включает интернальный и экстернальные аспекты. Первый подразумевает выявление внутридисциплинарных источников нового направления, второй — вненаучных дискурсов (дискурса контркультуры как неакадемической критики общества модерна, политических дискурсов и т. п.), которые могут препятствовать становлению доминирующего образца исследования и переходу дисциплины в "нормальную" фазу (по Т. Куну).
Социология научного знания практически безоговорочно признает дискурсивный характер научной деятельности [1– 3], и большинство представителей этого направления заняты доказательством искусственности научных "продуктов", аргументативной природы результатов исследований, сконструированности объекта науки в целом [4, 5], что представляется странным и с методологической, и с теоретической точек зрения. Во-первых, в исходной посылке о принципиальной возможности рассматривать науку как дискурс они усматривают связь научных репрезентаций с активностью субъекта исследования — научного сотрудника. Во-вторых, в качестве социального истока науки определяется индивидуалистическая категория интереса, которая предполагает определенную идеологию — представление о расчетливом, сознательном индивиде, способном стратегически мыслить и действовать. Этот образ в политике соответствует либерализму, в науке — принципу методологического индивидуализма, который в полной мере принимается лишь в экономике. Противопоставить методологическому индивидуализму можно объяснение социального социальным, в центре внимания которого оказываются отношения между сложившимися структурами и их продуктами (институтами и текстами), с одной стороны, и инновационными практиками — с другой. Возникновение научной дисциплины, как любой другой инновации, отчасти определяется устоявшимися в науке и обществе иерархиями и принципами. Новое направление подчиняется как логике становления изучаемого предмета, так и логике научного дискурса, что приводит к борьбе за самоопределение — формированию особого языка.
В многочисленных определениях дискурса выделяются общие черты: (1) семиотическая (или более узко — языковая) природа, (2) организованность (свойственная любой знаковой системе), (3) привязанность к действию или практике / праксису. В замечании Л. Витгенштейна о том, что "критерии истинности описания некоего процесса не являются критериями истинности признания… и важность правдивого признания не сводится к достоверности сообщения о некоем процессе" [6, с. 310], подчеркивается необходимость исследовать не только семантику языка, но и прагматику — аспект связи языкового знака и действия. В англосаксонской поствитгенштейновской философии языка и действия разрабатывалась модель речевого акта как языкового проявления действия [7; 8]. В континентальной традиции анализа дискурса, сформировавшейся под сильным влиянием структуралистского марксизма Л. Альтюссера и философии М. Фуко, проблематизируется бессубъектность истории и отношения господства и подчинения, а в качестве предмета исследования выдвигаются "дискурсивные практики" и "эпистемические структуры", конституирующие "дискурсивные формации".
Один из основателей дискурс–анализа Мишель Пешё выделяет три составляющие дискурсивной формации: "материальный базис", или институты, "внутренний порядок", или интрадискурс, и интердискурс — отношения с другими типами высказываний и дискурсивными формациями [9, р. 100]. Например, политический дискурс не следует рассматривать только как чистую полемику. Анализ дискурса может учитывать контекст республиканских собраний, в которых политические дебаты приводят к реальным последствиям. Институты, в свою очередь, могут анализироваться с точки зрения их роли в социальной иерархии коммуникаций, способности присваивать специфические единицы и устойчивые идеологические значения в качестве средств достижения результатов в особых социально-политических или идеологических взаимодействиях [9, p. 145]. Различение интра- и интердискурса в значительной мере является аналитическим, а не субстантивным: оба аспекта тесно переплетаются в языковых компонентах дискурсивной формации. Однако если интрадискурс — это относительно "мирное сосуществование" знаков, то "между дискурсивными системами существуют… отношения, построенные на силе" [11, с. 537]: именно в интердискурсе представлена гетерологичность знания. Выделение в интердискурсивном аспекте академического дискурса пресуппозиции (preconstruit) и идеологически маркированных элементов (например, специфической идеологически окрашенной лексики) связано с определением автономии научной деятельности. Зафиксировав "внешние" элементы, можно проследить, где и как происходит определение и переопределение границ научного исследования.
Топики научной дисциплины
Основная смысловая единица научного дискурса — утверждаемая или опровергаемая пропозиция, или научное высказывание о чем-то. Чтобы пропозиция имела смысл, ей необходим особый контекст, позволяющий проверить то, что она утверждает (или опровергает). Контекст включает несколько компонентов. На макросемантическом уровне это, во-первых, теоретические модели, определяющие отношения высказывания к другим пропозициям и, тем самым, разграничивающие их "сферы действия", и, во-вторых, средства выражения этих моделей, позволяющие их использовать с тем или иным эффектом.
Предполагается, что в основе теоретических моделей лежат базовые когнитивные операции, которые с помощью конечного набора макроправил позволяют сводить большие последовательности семантических структур "к некоторым иерархически организованным макропропозициям", или топикам дисциплины [12, с. 48; 13]. Складывающиеся из этих операций макроструктуры обеспечивают дальнейшее понимание дискурса, событий или действий, и таким образом выполняется "исключительно сложная задача по упорядочиванию огромного количества семантических данных" [12, с. 48]. Т. ван Дейк подчеркивает, что для любого дискурса (как системы коммуникативных действий) важную роль играет "управление" топиками (семантическими макроструктурами) и их сменой. Например, редакторы решают, какие новые топики будут фигурировать в дальнейших выпусках, а преподаватели определяют, какие темы будут затронуты на занятии, и т. п. [14]. Дисциплинарные топики поддерживаются посредством ораторики: они выстраиваются в споре, в столкновении противоречий. В аргументативной семантике Дюкро предлагает подводить под определенные топики даже отдельные высказывания из обыденной речи, диалогов на улице, чтобы реконструировать их аргументативный подтекст [15].
Топики, представленные в тексте социологии интернета, соотносятся с конечным числом различений. Интрадискурсивными для социологии интернета можно считать схемы "научной рациональности" и критики этой "рациональности". Именно "просвещенческие" и "контрпросвещенческие" схемы задают такие различения, как "свободный" и "контролируемый", "частный" и "публичный", "письменный" и "устный", "обман" и "доверие". Преобладание той или иной проблематики формирует тематическую структуру научной дисциплины. Порядок "внутренних различений" дисциплинарного дискурса социологии интернета содержит ряд оппозиций.
Виртуальное vs реальное. "Виртуальная реальность" — это одно из технологических оснований интернета, поэтому данное разделение рассматривается как вполне естественное. За описанием интернета как множества "виртуальных миров" неизбежно стоит независимое от "традиционных" дискурсов представление о "виртуальном"1. Социология традиционно настаивает на выделении "социального" в качестве своего предмета, поэтому для нее важно различение "социального" и "несоциального". Делая опосредованные компьютером коммуникации предметом социологического исследования, мы вынуждены признавать их "социальность". При этом оказывается, что их "социальность" отличается от привычной, "реальной": в ней действуют специфические, не принятые в "реальном" обществе механизмы; виртуальные коммуникации происходят в специфической среде, и ее особенности накладывают отпечаток на их протекание [16; 17]. Императив особой виртуальной среды выводится из утопических идеалов адептов "виртуальных сообществ", которые проектируют и строят их как альтернативу существующему обществу, которая должна привести к "парадигмальному сдвигу" [18, p. 468] как проект "освобождения", "преодоления" ограниченности физического и социального пространства. Интернет представляется автономным образованием, коренным образом отличающимся от традиционных сообществ, особенно в свете утверждений о том, что "новые технологии будут продолжать изменять наши традиционные представления о пространстве и времени" [19]. Киберпространство онтологизируется как пространство sui generis, отделенное от реального мира. При таком понимании любую деятельность, связанную с виртуальными коммуникациями, можно трактовать как уход, или бегство, от реальности, что делает возможной аналогию с любым вариантом эскапистского поведения: в таком дискурсе можно проблематизировать, например, интернет-аддикцию.