То, что происходит в ситуации “интерсубъективного удостоверения”[172] – если это не простое принятие на веру чужого мнения и не профессиональная конвенция о принятии некой гипотезы в качестве аксиомы, необходимая для каких-то других, отличных от установления истины, целей данной группы исследователей – по сути есть соотнесение “общезначимых” истин с личным опытом очевидностей, в котором эти истины находят свое удостоверение (или не находят), и, таким образом, опосредовано подтверждается и их “общезначимость”.
Мы, таким образом, пришли к тому, что удостоверяющее обращение к опыту общезначимости представляет собой тип удостоверения “извне”, полученные этим способом значения требуют переудостоверения в личном опыте, либо должны приниматься на веру (и должны иметь для этого основания – что опять же указывает на необходимость субъективного “переоформления” интерсубъективно функционирующих значений). К этому же типу удостоверений сущностно принадлежит и опыт пространственных удостоверений как он был описан выше.
Единственный остающийся у нас “под рукой” способ радикально “приблизить” предмет – это относится и к пространственно представленным предметам, и к не представленным пространственно – это обратиться к внутреннему опыту чистого предметного присутствия “здесь”, где я (в предельном смысле) и достигнутые в этом горизонте очевидности единственные обладают соответствующей (необходимой для радикального “приближения”) удостоверяющей силой. Это, разумеется, не значит, что прочие способы удостоверения не могут пониматься как обладающие необходимой для соответствующего случая удостоверяющей силой; это означает только – но представляется достаточно важным – что, ставя задачу радикальной критики в отношении “достоверного” и в отношении того, как нечто достоверное “имеет место”, мы должны принимать в расчет опыт “внутреннего” удостоверения как “последний горизонт удостоверения”, в котором обнаруживаются (или нет) предельные очевидности в отношении в том числе и “внешним” образом удостоверенных “положений дел”.
Однако, с другой стороны, такие “внешние” способы удостоверения истинности некоего положения дел как доказательства или чужие свидетельства выполняют вполне определенную проясняющую функцию в ситуации удостоверения – установления очевидностей. Расширяя наш “горизонт” предметной данности, полученный нами извне чужой опыт создает дополнительные возможности для удостоверения в конкретной ситуации. Доказательство показывает нам, как изначально неясное суждение может быть ясным. Опыт Других в отношении интересующего меня предмета может высветить для меня новые его аспекты, которые в моем индивидуальном сознании даже не были представлены: таким образом, интерсубъективно расширяется индивидуальный горизонт представленности данного – того, что требует удостоверения. То есть чужой опыт и наличное объективное знание, имеющее интерсубъективный характер, в ситуации индивидуального удостоверения создают условия для достижения нами желаемой очевидности, каковые условия, разумеется, могут и не быть выполнены в личном опыте. В этом смысле обращение к чужому опыту, к “внешнему” знанию также представляет собой “приближение” предмета, требующего удостоверения – подобное инструментальному приближению.
[163] “Первичные” в порядке “самоориентирования” в мире. Само понимание различия между “здесь” и “там”, как представляется, возможно исключительно на основании этих первичных усмотрений в отношении собственного “местоположения”.
[164] Хотя такое смыслополагание вполне возможно в контексте мистического опыта или какого-либо другого “маргинального” опыта – например, во сне.
[165] Но не обязательно так: достаточно того, что некая часть окружающего мира выделена для меня как место моего актуального присутствия и в этом смысле представляет собой некое единство, определенное в отношении моего местоположения.
[166] Как это делает Гуссерль в работе: Husserl E. Cartesian Meditations. An Introduction to Phenomenology /Trans. by D.Cairns. The Hague^Nijhoff, 1960. Fifth Meditation.
[167] Хотя понятно, что его реакция на мое воздействие будет отлична от реакции просто внешних предметов, не наделенных значением “Другого Я”. Это будет реакция другого тела, другого организма, другой воли, другого разума и т.д., что не может не послужить дополнительным основанием для аналогий и установления подобия.
[168] “Реален” в смысле возможности обнаружения пространственных характеристик предмета – определения его как res extensa.
[169] Хотя бы для того, чтобы иметь возможность отделить бытие атомов от бытия микроскопа, чтобы быть уверенным, что само “существование атомов” не есть результат “использования микроскопа”.
[170] Здесь следует отметить, что вообще в отношении удостоверения “реальности” или “иллюзорности” бытия предметов, предварительно осмысленного как “внешнее”, тактильность функционирует как горизонт преимущественно удостоверяющих данных. Сомневаясь в отношении чего-либо, представленного исключительно звуковыми впечатлениями, мы пытаемся обратиться к этому предмету зрительно, чтобы удостовериться в том, что источник звука есть некая “реальность”; однако эта “реальность” может оставаться сомнительной, пока мы не прибегнем к тактильному ее удостоверению. Разумеется, и после этого у нас могут оставаться сомнения в том, не обманывают ли нас все чувства – хотя в обыденной действительности этого, как правило, не происходит – тогда единственное, что нам остается, это либо принять какую-то новую “систему верований”, либо радикально поменять свою “позицию” в отношении того как есть предметы, имеющие для нас значение “внешних” – например, так, как это сделано Э.Гуссерлем в рамках его “феноменологической установки”.
[171] Всякий вообще предмет может быть объектом метапространственного рассмотрения, независимо от его “реальности” в пространственном смысле, но мы здесь говорим именно об идеальных “положениях дел”, которым в окружающем мире не соответствует никакая фактичность “присутствия” (в описанном выше смысле).
[172] Взято в кавычки, поскольку, как мы увидим, то, что так обозначено, не является реально удостоверением, но сама эта ситуация обращения к интерсубъективному опыту задает свой горизонт удостоверения, которое представляет собой не что иное, как новое обращение к личному опыту очевидных усмотрений.