А.Г. Здравомыслов, А.А. Цуциев
В настоящей статье рассматриваются основные теоретические подходы в социологии этничности к исследованию конфликтных ситуаций, возникших с формированием нового постсоветского пространства. Какие концептуальные слабости или, напротив, эвристические возможности этих подходов обнаруживаются при изучении конкретных ситуаций напряженности, подчас перерастающих в так называемые этнополитические конфликты с угрозой силового воздействия или открытым применением насилия? Этот вопрос имеет ключевое методологическое значение для исследования, в частности, таких феноменов, как этническая дискриминация и для регулирования развернувшихся конфликтов.
Этничность
Различия между ведущими парадигмами в этой области связаны, прежде всего, с трактовкой феномена этничности. Что такое этничность (в том числе и в конкретных исторических, политических, социальных условиях)? Какие процессы, факторы вызывают сдвиги в воспроизводстве этничности? Чем обусловлена, в частности, политизация этничности и использование этнических стратегий в межгрупповом соперничестве и насильственных конфликтах? Каким образом происходят переопределения этничности, в том числе и новое декларирование национальных интересов и задач?
Примордиалистские версии, отвечая на вопрос: "Что такое этничность?", указывают на некоторые пред-данные действующему социальному актору "реалии". Этничность определяется (а) группами, к которым принадлежит человек по рождению и которые обладают набором определенных "объективных" характеристик (при этом для человека его этническая принадлежность является "данностью"); (б) культурными характеристиками, которые оказываются базовыми элементами самой личности. Примордиализм онтологизирует этничность, описывает ее через "объективные характеристики", хотя различные примордиалистские версии значительно расходятся в трактовке их специфики и содержания. Эти характеристики могут быть как биологическими и психологическими ("уровень пассионарности"1, коллективные архетипы2), так и социальными или историческими (местоположение на "цивилизационных платформах" или в "общественно-экономических формациях").
Нации в примордиалистской трактовке являются самоопределившимися — иногда биосоциальными — организмами или же (менее радикальный вариант) просто объективно существующими, исторически определенными общностями, закономерно развивающимися из этнических оснований. В любом случае нация есть некая объективная сущность, онтологическая единица, обладающая своим жизненным циклом и объективными характеристиками. Национализм, с этой точки зрения, есть "чувствование или осознавание нацией самой себя", а политическими последствиями такого осознания являются идеологии и общественные движения.
Конструктивизм решительно порывает с идеей объективной данности этничности. Этничность рассматривается здесь как результат деятельности социальных акторов. Это определяемая, обнаруживаемая субъектом принадлежность к культурной группе (идентичность). Если это солидарность, то воссоздаваемая; если социокультурная граница, то прочерчиваемая, и т. д. Конструктивизм стремится описать этничность как осуществляемый процесс деятельности, состоящий в интерпретации (различий), формировании (границ), изобретении (традиций), воображении (сообщностей), конструировании (интересов)3 и т. д. Варианты конструктивизма сильно различаются в зависимости от того, кто и как осуществляет процесс конструирования в его различных вариантах (государство, иная власть (например, протестное движение), политические элиты, интеллектуалы-идеологи, институции, "человек с улицы") и каков контекст этого конструирования.
Очевидно, что различия примордиализма и конструктивизма восходят к различиям основных социологических традиций, одна из которых описывает "реальность", структуру, а другая занимается деятельностью, субъектным производством структур, отношений в группах и т. д.4 Отсюда можно предположить, что концептуальные стратегии, стремящиеся к преодолению оппозиции социальной структуры и социального действия, будут, по сути дела, аналогичны попыткам преодолеть оппозицию между онтологизирующим социальный мир примордиализмом и фокусирующимся на субъектном, почти феноменологическом продуцировании этого мира конструктивизмом.
Наиболее упоминаемыми среди концептуальных оснований таких синтезирующих устремлений являются, пожалуй, понятия габитуса и социального поля П. Бурдье. Интерес этносоциологов к габитусу как определенной кристаллизации социальных условий и практик социальных агентов вполне симптоматичен. Концепт габитуса подобен некому фокусу, где сходятся траектории дрейфа различных теоретических перспектив в социологии этничности и национализма.
Никакая примордиалистская концепция не может рассчитывать на эвристическую мощь, игнорируя необходимость прослеживать, каким же образом "изначальное" обнаруживается/тематизируется в практиках социальных агентов, в их стратегиях поведения. И в равной мере никакой конструктивизм не рискует описывать стратегии конструирования без "фазовых аналитических отходов" к условиям и обстоятельствам конструирования.
Одним из конструктивистских тезисов является определение "нации как основного оператора всеохватывающей системы социальной классификации" [8, с. 297]. Во всех конкретных исторических формах этот оператор выступал как "сортирующий механизм", или система отбора (sorting device). Причем "системы социальной классификации, будучи институционализированы, закладывают основы для власти и легитимности с помощью задаваемых ими категорий, которым придается одновременно естественный и социально реальный характер" [8]. Оператор "нация" используется при установлении референции, связи между человеком и сообществом, границы которого определены или гражданством (политическая нация), или этничностью (этническая нация). Это — соперничающие значения нации, но соперничество осуществляется отнюдь не только в рамках теоретических парадигм, но в самой реальности — между различными социальными агентами и группами.
Третий подход к определению этничности связан со стремлением выделить ее функциональные особенности. Что "делает" этничность с людьми? Какие функции выполняет по отношению к социальному целому, обществу, социуму?
Данный вопрос звучит особенно актуально применительно к российскому обществу, в котором обнаружилась явная тенденция к этнизации. С одной стороны, это проявилось в постсоветских идеологиях возрождения национальных культур и защиты национальных интересов; с другой — в возникновении определенной напряженности бытия, основанного на стремлении понять или подвести под некоторые рубрики тот массив новых и непривычных контактов, с которым сталкивается постсоветский обыватель в своей повседневности. Итак, функции этничности заключаются в следующем.
Прежде всего, этничность обеспечивает внутреннюю связь некоторой общности, "солидаризует" ее на основе группового членства. Это свойство общности зиждется на совокупности мифов, воспринимаемых как основание "священного" для данной социальной группы. Сама этничность "родом из прошлого". Она может быть конфронтационна, порождать нетерпимость. Ее ценностная структура неизбежно предполагает двойственность стандартов: поскольку "мы" — это "не они", постольку чужие, даже если они и не враги, не подпадают под действие принятых в данной группе позитивных санкций. Наконец, этническое самосознание эмоционально насыщенно, и поэтому оно оказывается значимым мотивационным компонентом [11, с. 35–37]. Функциональный подход в своем теоретическом осмыслении этничности позволяет игнорировать крайности примордиализма и конструктивизма. Он как бы заявляет: неважно, откуда возникает этничность, каковы ее исторические корни, важно, что этот феномен социального бытия и социального сознания может играть различные роли в разных конкретно-исторических и житейских обстоятельствах.
Таким образом, функциональный подход открывает перспективы для релятивистской теории нации [2, c. 9–25; 4, c. 238–250], возникновение которой — реакция на ограниченность примордиализма и конструктивизма в их российских версиях. В России примордиалистскими являются такие альтернативные друг другу концепции, как теория этногенеза Л.Н. Гумилева и теория этноса Ю.В. Бромлея; конструктивизм представлен в работах В.А. Тишкова. Российский конструктивизм стремится наращивать с помощью своих интерпретаций вероятностный ресурс тех этнических процессов, которые он полагает благотворными для страны (другими словами, "теория вовлечена в творческое символическое действие"). Он сопряжен с активным участием в позитивном конструировании исследуемой реальности. Отсюда ясно, что конструктивизм в определенном смысле предстает как теория нациестроительства — то есть как определенная идеология.
Релятивистская теория нации, безусловно, ближе конструктивистской концепции, и потому в ней широко развернута критика последней. Ключевым тезисом является положение о сопряженном, связанном характере социального конструирования этнических и национальных общностей различными социальными агентами. Этничность, "этнические картины мира" (то есть некая когнитивная этническая "топография"), наполняющие их стереотипы, — это продукты и одновременно инструменты интерпретативной активности. Поэтому такая активность несвободна от уже наличествующего набора "интерпретирующих инструментов", сложившегося репертуара "исторически значимых событий" и потенциально важных политических сюжетов. Конструирование этничности, таким образом, является контекстуальным процессом, который осуществляется с помощью относительно устойчивых схем, используемых как рефлексивно (избирательно, рационально, манифестно), так и нерефлексивно, некритически — как привычка или габитус (неопределенная, несконструированная, неотрефлексированная этничность).