С функциональным бессилием и дисфункциональными подобными следствиями механизма рынка в условиях современного общества разрушается и привычная либеральная идеология правового обмена. Поэтому возникает сильная потребность в легитимации. ''Государственный аппарат, – пишет Хабермас, – который не может больше обеспечить только предпосылки состояния процесса производства, а инициативно включается в него, должен узакониваться в возросших сферах государственного вмешательства, не упуская возможность вернуться к традиционным состояниям, используемым и подорванным в конкурентном капитализме'', для того, чтобы удержать вероятный конфликт в латентном состоянии. ''В наше время, начиная со второй мировой войны, в самых прогрессивных капиталистических странах удается удерживать классовый конфликт в своей сути в латентном состоянии; конъюнктурный цикл продлевается во времени, и периодические скачки обесценивания капитала превращаются в инфляционный длительный кризис с мягкими конъюнктурными колебаниями; наконец, дисфункциональные побочные явления экономического кризиса фильтруются и рассеиваются в квазигруппах (потребители, ученики и их родители, пассажиры, больные, старики и т.д.) или в частных группах с малой организационной градацией''. Все это ведет к тому, что тождество классов распадается, а классовое сознание фрагментируется. О кризисах в такой социальной системе можно говорить лишь как о нарушениях экологического равновесия, нарушениях системы личности и интернациональных отношений.
Вместе с тем, Хабермас отмечает две трудности, которые вытекают из того обстоятельства, что государство должно включиться в ''функциональные бреши рынка'', и приводят к кризисным нарушениям.
Во-первых, кризис рациональности, когда административной системе не удается выполнять императивы управления, которые она переняла от экономической системы, что приводит к дезорганизационным нарушениям жизненных сфер. Во-вторых, это кризис легитимации, когда легитимационной системе не удается поддержать ''требуемый уровень лояльности масс''. Государственный аппарат, пишет Хабермас, стоит сейчас одновременно перед двумя задачами, с одной стороны, он должен контролировать получение прибылей и доходов и так рационально их использовать, чтобы можно было избежать кризисных нарушений роста; с другой стороны, селективное введение управления и сами административные достижения должны быть организованы так, чтобы можно было удовлетворить возникшую потребность в легитимации. ''Если государство отказывает во внимании одной задаче, возникает дефицит в административной рациональности; если оно отказывает во внимании другой задаче, возникает дефицит легитимации''.
В основе кризиса легитимации лежит кризис мотиваций, который Хабермас понимает как ''разногласие между потребностью в мотивах, с одной стороны, и предложением мотива со стороны социокультурной системы, с другой''. Кризис системы мотиваций Хабермас понимает как несоответствие между мотивами и потребностями индивида и возможной их компенсацией. Это связано как с недостатком потребительной стоимости для удовлетворения этих потребностей, так и с отсутствием возможностей у государства для их планомерного распределения. ''Основное противоречие состоит в недоверии к административным действиям''. В этих обстоятельствах коллективные цели могут осуществиться только благодаря индивидуальным ориентациям на потребности. Задача заключается в переориентации потребностей и мотиваций. Если раньше механизмом социальной компенсации выступал рынок, то в настоящее время ''на место рыночного успеха встает профессиональный успех''.
Задача, следовательно, состоит в улучшении системы управления, в своевременном выяснении опасностей, грозящих нормальному функционированию общества, в осознании жизненных потребностей в их столкновении с институционально установленными нормами общества. Выделение в качестве определяющей сферы общественного развития административно-политической привело к смещению зоны конфликтов, которая ''может возникнуть там, где позднекапиталистическое общество должно иммунизировать себя против сомнений в технологической идеологии посредством деполитизации массы населения, т.е. в системе общественности, управляемой средствами массовой коммуникации''.
Отказ от социального конструктивизма, провозглашение приоритета кропотливой социальной инженерии стали возможны, поскольку ''государственно регулируемый капитализм, возникший из реакции на угрозу системе, появившейся в результате открытого классового антагонизма, сглаживает классовые конфликты. Система позднего капитализма определена политикой вознаграждения и избежания конфликта, гарантирующей лояльность трудящихся масс настолько, что конфликтом, возникающим как и в прежней структуре общества с частнокапиталистическим обращением капитала, является такой конфликт, который с относительно большой вероятностью останется скрытым. Он отступает за другие конфликты, которые тоже определены способом производства, но уже не могут принять форму классовых конфликтов''. Попытка расширить исследовательскую призму при анализе проблем власти и доминирования в современную эпоху за счет включения сюда мощного тематического пласта человеческой коммуникации и ее роли в социальной эволюции – это попытка ответа на вызов времени. Сохранить социальную стабильность и обеспечить эффективные процедуры достижения общественного консенсуса, но в то же время не допустить разрастания кризиса легитимации и роста дисфункциональности современного управления, обеспечить суверенность непосредственного демократического волеизъявления и достаточную профессионализацию административных структур... Все это непростые проблемы демократии, которые должны решаться демократическими методами в обстановке общественного диалога, сохраняющего изначальный смысл волеизъявления граждан, оберегающего его властно-подавляющего искажения социальной коммуникации. Слова сохранят свой смысл в том случае, если человек перестанет быть средством для власти, и наряду с властно-политической интеграцией в обществе утвердятся в правах другие, быть может, не менее значимые формы единения людей – в труде, в общении, в совместном поиске и повседневном утверждении духовной консолидации. Смешение этих форм единения ведет к тому, что кредитом доверия обеспечиваются только администрирование и подавление. Восстановление в правах важнейших социальных институтов – собственности, права, суверенитета личности – невозможно без доверия к миру человеческой коммуникации, в котором современное общество пытается найти ключ к постоянно возникающим парадоксам демократии.
Власть как обязанность
Современная социально-философская мысль в значительной степени аккумулировала уроки исторического опыта по построению сверхплотного политизированного бытия во властно-организованном обществе. Осознание этих уроков привело к существенным изменениям в концептуальных подходах к властно-политическим отношениям. Пришло и более зрелое понимание сложной, противоречивой природы демократии – доминирующей формы в общественно-политической организации современного мира. Философия многое сделала для критического, рефлексивного переосмысления духовных и практических оснований разнопутья к демократии, узнав ее подлинную цену.
В русле этого переосмысления находится и рассмотренная коммуникативная модель рационального и гуманистического общества, разработанная Юргеном Хабермасом. Его попытка утвердить самостоятельность сферы человеческой коммуникации для дела демократизации общественной жизни, оградить автономность процессов социальной интеракции, доказав необходимость их ''неслиянности'' с процессами властно-политической интеграции, значима для нашего нынешнего поиска вариантов ''расшивки'' властно спрессованного, монолитного общества. Вариант, предложенный Хабермасом, основан на сочетании таких важных обстоятельств, как признание социальных функций за ''проговариванием'' широкой общественностью возможных путей развития и консолидации и в то же время констатация роли необходимых ограничений, которые нужны для того, чтобы общесоциальный дискурс не превращался в пустопорожнее многословие, когда слово не становится делом, оно обречено на безуспешные поиски смысла, поскольку без кремня дела искра смысла из слова не высекается...
Насколько эта попытка немецкого философа чужда догматизму, с неизбежностью, по мнению многих специалистов, возникающему из самого биполярного видения общества: с одной стороны, социальные структуры, с другой – жизненный мир человека? Категоричные суждения были бы здесь не вполне уместны. Важна сама попытка диверсификации социальной организации, разведения разных ''жанров'' человеческой жизнедеятельности. Именно эта диверсификация – разнообразие в несмешиваемости, системность в нередуцируемости, по нашему мнению, является серьезным гарантом против рецидивов прямолинейного прочтения диалектико-рационалистических представлений, их перевода в претензии конструктивного рационализма. От этих претензий – прямой путь к холистским устремлениям на создание истинной общественной целостности, воздвигнутой на едином основании, сводимой к общему знаменателю (будь то ''зов крови'' или ''естественноисторическая необходимость'', ставшие руководящим политическим пособием и мощной идеологической дубинкой в руках тоталитарных лидеров).
Соблазн создания всеобъемлющих схем и выдачи рецептов на построение тотального общества достаточно велик. Избавление от этого соблазна стало предметом специального исследования американского философа Мартина Джея. В своей обширной монографии ''Марксизм и тотальность. Приключения концепции: от Лукача к Хабермасу'' он прослеживает метаморфозы претензий западного марксизма на историческую коррекцию основополагающих концептов и модернизацию образа единого, неделимого и целостного общества.