Внимание к прагматизму существенно выросло во второй половине XX века с появлением новой философской школы, которая сосредоточилась на критике логического позитивизма, опираясь на собственную версию прагматизма. Это были философы-аналитики, Уиллард Куайн, Уилфрид Селларс и др. Их концепция была затем развита Ричардом Рорти, позже перешедшим на позиции континентальной философии и критикуемым за релятивизм. Современный философский прагматизм после этого разделился на аналитическое и релятивистское направления. Кроме них существует также неоклассическое направление, в частности, представленное работами Сьюзан Хаак.
В качестве философского течения прагматизм возник в последние десятилетия XIX века. Основы философской концепции прагматизма были заложены Чарльзом Пирсом.
Прагматизм становится популярным с 1906 г., когда последователь Пирса Уильям Джеймс прочел курс общедоступных лекций, которые были изданы под этим названием.
Третьим виднейшим представителем прагматизма был Джон Дьюи, развивший собственный вариант прагматизма, получивший название инструментализм
Под неклассической философией принято понимать совокупность разрозненных философских течений, возникших в Западной Европе в 19 ст. вне пределов немецкой классической философии.
Течения, составившие содержание неклассической философии, а именно- экзистенциализм, идеи А. Шопенгауэра, “философия жизни”, прагматизм да и позитивизм, несмотря на его приверженность науке, опыту, полезности,. и т. д. в сущности являются иррационалистическими. Уход от разума, его отрицание как духовной ценности есть существенная черта неклассической философии.
Другая ее общая черта плюрализм (множественность) концепций, идей, подходов, течений, своеобразная “разноголосица” среди философов. Смысл того, что происходит можно уяснить только в том случае, если слышать всех разом, а не по отдельности каждого из них.
Неклассическая философия знаменовала собой большее внимание к человеку, попытку увидеть его во всей сложности его многогранной натуры. В этом состоит ее гуманистическое содержание.
В нормах научной этики находят свое воплощение, во-первых, общечеловеческие моральные требования и запреты.Во-вторых, этические нормы науки служат для утверждения и защиты специфических, характерных именно для науки ценностей, это бескорыстный поиск и отстаивание истины. Р. Мертон дает описание этоса науки, который понимается им как некоторый комплекс ценностей и норм, обязательных для человека науки.
Нормы науки строятся вокруг четырех основополагающих ценностей: универсализм, общность, незаинтересованность (бескорыстность), организованный скептицизм. Тотальный характер нарушения этических норм ставит под угрозу функционирование всей науки. В современной науке особую остроту приобрели вопросы, касающиеся не только этических норм взаимодействия внутри научного сообщества, сколько взаимоотношений науки и ученого с обществом. Этот круг вопросов часто обозначают как проблему «социальной ответственности ученого».
При всей своей современности и актуальности проблема социальной ответственности ученого имеет глубокие исторические корни. Убеждение в том, что поиск истины есть благо само по себе, стало постепенно изменяться. Ядерные взрывы, растущее загрязнение окружающей среды, генетические изменения живых организмов показали, что последствия применения научно-технических достижений являются необратимыми. Свободный выбор объекта и предмета исследования субъектом науки сопровождается осознанием последствий от применения открытия в отношении природы, общества, человека и культуры.
Социальная ответственность ученого оказывается одним из факторов, определяющих тенденции развития науки, отдельных дисциплин. Социальная ответственностъ ученого выступает как органическая составляющая научной деятельности, достаточно ощутимо влияющая на проблематику и направление исследования. Тема ответственности ученого напрямую связана с вопросом о свободе исследования, научного поиска.
В дискуссиях по социально-этическим проблемам науки, наряду с защитой ничем не ограниченной свободы исследования, представлена и противоположная точка зрения, которая предлагает регулировать науку так, как «регулируется железнодорожное движение». Тема неограниченной свободы исследования не принимается безоговорочно. Известно, что современные фундаментальные исследования, как правило, требуют совместных усилий больших научных коллективов и сопряжены со значительными материальными затратами, что накладывает ограничения на свободу исследования. Идея неограниченной свободы исследования не может уже приниматься безоговорочно, без учета той социальной ответственности, с которой должна быть связана эта свобода. Поэтому вопрос о свободе научного исследования, о том, как она понимается, остается открытым и требует своего решения. Свобода исследований преимущественно рассматривается не как абсолютное право, а как своего рода контакт, соглашение между ученым и обществом, причем условия этого контакта могут меняться по ситуации.
Осознание роли нравственного, этического начала в науке актуализирует вопрос о социальной ответственности ученого. Еще В.И. Вернадский подчеркивал, что ученые не должны закрывать глаза на возможные последствия их научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответственными за последствия их открытий. Ф. Жолио-Кюри, после того как была открыта цепная реакция деления урана, беседовал со своими сотрудниками о моральном праве продолжать исследования, которые приведут не только к повышению индустриального и культурного потенциала, но и к созданию атомной бомбы. М. Борн, говоря об этом в своих воспоминаниях, отмечал, что в «реальной науке и ее этике произошли изменения, которые делают невозможным сохранение старого идеала служения знанию ради него самого, идеала, в который верило мое поколение. Мы были убеждены, что это никогда не сможет обернуться злом, поскольку поиск истины есть добро само по себе. Это был прекрасный сон, от которого нас пробудили мировые события». Здесь имеются в виду прежде всего – американские ядерные взрывы над японскими городами. Освобождение атомной энергии в средине столетия явилось в этом отношении определенным историческим рубежом.
Многие ученые, например Р. Оппенгеймер, отказались работать над водородной бомбой, исходя из этических соображений. Когда Отто Ган, открывший расщепление урана, узнал о взрыве атомной бомбы над Хиросимой, он был глубоко потрясен такими результатами его открытия. Рассказывают (Эрих Багге), что он не спал несколько ночей и помышлял о самоубийстве. Одно время даже обдумывал план предотвратить катастрофу, собрав весь уран и утопив его в море. Однако можно ли было таким образом лишить человечество всех благ, которые в то же время принесет уран? А вспомните А. Сахарова, осознавшего возможное количество жертв, к которым приведет испытание атомного оружия, и выступившего против его испытания в атмосфере.
Особую остроту проблема нравственной ответственности приобрела в последнее время, в частности, в связи с прогрессом в области генной инженерии, поскольку это затрагивает интимные механизмы жизни. В 1975 г. ведущие ученые мира добровольно заключили мораторий, временно приостановив ряд исследований, потенциально опасных не только для человека, но и для других форм жизни на нашей планете. Объявление моратория было беспрецедентным событием для науки: впервые по собственной инициативе ученые решили приостановить исследования, сулившие им колоссальные успехи.
По мере разработки чрезвычайно строгих мер безопасности при проведении экспериментов некоторые исследования постепенно возобновились, но наиболее рискованные типы экспериментов до сих пор остаются под запретом. Это пример того, что социальная ответственность – органическая составляющая научной деятельности (впрочем, как и любой человеческой деятельности). Сейчас делается много попыток создания определенных этических кодексов, которые регулировали бы исследования в области генетики человека, выходят работы по этике генетического контроля. Например, К. Поппер считал, что естествоиспытатели должны давать клятву стремиться только к благу для людей и никогда к вреду. Провозглашен манифест Рассела – Эйнштейна о необходимости признать приоритет человеческих измерений развития науки и техники, создано
Пагоушское движение, Всемирная федерация научных работников. Но могут ли кодексы, клятвы обеспечить полное решение проблемы? Вопрос о свободе исследований, о том, как она должна пониматься, был одним из центральных в ходе дискуссий вокруг этих исследований. Высказываются самые разные точки зрения. Наряду с защитой абсолютно ничем не ограничиваемой свободы исследований, была представлена и диаметрально противоположная точка зрения – предлагалось регулировать науку так же, как регулируется движение по железным дорогам. Между этими крайними позициями находится широкий диапазон мнений о возможности и желательности регулирования исследований, о том, кому должно принадлежать здесь решающее слово – самому исследователю, научному сообществу или обществу в целом.
Говоря о необходимости свободы мысли и свободы научного поиска, В.И. Вернадский высказывал весьма проницательные, можно сказать оптимистические суждения о взаимоотношениях власти (государства) и науки. Он считал, что власть не может (явно или скрыто) ограничивать научную мысль, а должна всемерно способствовать ее плодотворному и беспрепятственному развитию. Тем более недопустимо насильственное государственное вмешательство в научное творчество, «оправдывая» это классовыми, партийными и другими узколичными интересами. «В сущности, – подчеркивал Вернадский, – научная мысль при правильном ходе государственной работы не должна сталкиваться с государственной силой, ибо она является главным, основным источником народного богатства, основой силы государства» Таким образом, формирования нового этоса современной науки происходит в лоне более широкого процесса – процесса становления нового планетарноэкологического сознания, соответствующего практике взаимодействия цивилизации и природы в современных условиях. Выработка этого сознания уже стала предметом пристального внимания мировой философии. Речь идет об артикуляции и коррекции ценностно-нормативных зависимостей и нормативов, регулирующих выбор стратегий и оценку смыслов деятельности человека. В новой системе ценностей и приоритетов, выстраданных цивилизацией, природа предстает уже не безразличным и косным резервуаром ресурсов, не объектом покорения и господства, а субъектом, живущим интенсивной внутренней жизнью, в зеркало которой смотрится человек и в отношении к которой он утверждает себя уже не просто как активное и умелое, но как свободно-универсальное, а потому и моральное существо. Отсюда и актуализация такого ригорического императива нового этоса науки: «Не должно быть безнравственной науки!» – как в смысле последствий применения ее достижений, так и в смысле ее этической нейтральности, равнодушия к судьбам цивилизации.