Между тем, Фейербах сходится с Бенеке в стремлении противопоставить «физику» нравов «метафизике» и развивает эту мысль в ещё более радикальной форме, противопоставляя этику счастья господствующим нравственным учениям. Этика имеет своим объектом человеческую волю; но где нет побуждения, там нет и воли, а где нет побуждения к счастью, там нет и вообще никакого побуждения. «Нравственность без блаженства — это слово без смысла»[источник?]. На вопрос, как наряду со стремлением к личному блаженству в нас возникает прямо противоположное стремление к самоограничению, к служению на благо других, Фейербах даёт следующий ответ: сущность нравственности заключается в блаженстве, но не в блаженстве одиночном, а в многостороннем, распространяющемся на других, ибо «я» неотделимо от «ты».
Мысль о том, что личное стремление к счастью связано со стремлением к счастью других лиц, должна рано сложиться в уме человека: «тумаки его братьев и щипки его сестёр научат его тому, что и чужое стремление к счастью вполне законно»[источник?]. Противоположность между склонностью и долгом несомненна и очень важна с нравственной точки зрения, но не абсолютна. Чувство долга естественно вырастает мало-помалу на почве склонностей. Из того, что исполнение долга в конечном счёте ведёт к счастью, ещё не следует, чтобы счастье непосредственно сопровождало исполнение долга. Импульс к счастью и чувство долга — изменчивые факторы: что теперь выполняется против воли, с усилием, с «надрывом», то впоследствии совершается непринужденно, легко. Даже трагическая гибель индивидуума — самопожертвование — может быть связана со счастливым сознанием проистекающего из него блага для других.
Учение о религии
Важную составную часть философии Фейербаха представляет его учение о психогенезисе религиозных миросозерцаний. Это учение навеяно отчасти «Речами о религии» Шлейермахера. Фейербах задаётся целью показать, каким путём в человечестве и в человеке постепенно складывается известное религиозное миросозерцание.
Истинно и реально лишь чувственное; сверхчувственного, как некоторой сущности, лежащей вне природы и человеческого сознания, нет. Кантовские постулаты веры — Бог, свобода воли, бессмертие души — Фейербах признает излишними. Он противопоставляет им формулу «довольствуйся данным миром» и склоняется к атеизму и натурализму. В то же время он резко расходится с «атеистами» XVIII в. в понимании психологического и исторического происхождения религии. В XVIII в. среди философов-просветителей (Вольтер, Гольбах) господствовал взгляд, что религия в её исторических формах есть лишь плод невежества и суеверия, с одной стороны, сознательной мистификации ради политических целей — с другой.
Фейербах противопоставляет этому грубому взгляду описание психогенезиса религиозных чувств и представлений. Наклонность к религиозному творчеству коренится в природе человека, проистекая из присущего человеческому духу стремления к антропоморфизму. Не только дети и дикари, но и взрослые культурные люди обнаруживают стремление проецировать свои черты вовне. Религия есть важнейший вид такого антропоморфизма. Лучшие стороны своего «Я» — своих помыслов, чувств и желаний — люди издревле переводили в божественные реальности. Импульсом к этому одухотворению и обоготворению собственных идеалов в человечестве была всегдашняя резкая противоположность между тем, что есть, и тем, что должно быть. Религиозное творчество стремится устранить противоположность между желанием и достижением, которая всегда так мучительно ощущалась человеком. Боги — дети желания, продукты фантазии. Не Бог сотворил человека «по образу и подобию своему», а наоборот, человек сотворил богов. Человек в области религиозного творчества в воображении удовлетворяет стремление к счастью. Он познает им же самим созданных богов, как сверхчеловеческие сущности; но это противоположение божеского и человеческого основано на иллюзии. Тем не менее историческое значение религии было огромное, так как она воплощала в себе лучшие идеи и чувства человечества, объединяя в древнейший период все сферы знания, искусства и практической деятельности.
По Фейербаху, её роль сыграна: мы познали научным путём ту метафизическую иллюзию, которая лежит в основе религиозного творчества; секрет религиозных явлений отгадан, идейная сторона религии утрачивает свой raison d'être. Эмоциональная её основа также теряет своё значение. Религиозная потребность проистекала из невозможности удовлетворить желаниям и идеалам; но по мере прогресса наук, искусств и социальных форм жизни эти идеалы мало-помалу осуществляются, и религия утрачивает то положительное значение, какое она имела в прошлом. Подобно тому, как теперь золотых дел мастер или поэт не нуждаются в покровительстве Гефеста или Аполлона, так, можно надеяться, человечество научится в будущем искусству быть счастливым и нравственным без содействия богов.
Идеи Фейербаха в области психологии религии сообщили толчок плодотворным исследованиям по истории религии в трудах Штрауса, кн. С. Н. Трубецкого и др. С другой стороны, за ними последовал целый ряд этнографических исследований по первобытной религии (Леббока, Тэйлора, Спенсера, Группе и др.). Наконец, они дали толчок новейшим психологическим работам в этой области, в которых более подробно исследуются факторы религиозного творчества (Гюйо, Маршалль, А. Ланге). Очень напоминают идеи Фейербаха мысли Lesbazeille’я в его статье «Les bases psychologiques de la religion»; он только оттеняет роль коллективного внушения в эволюции мифов. Учение Авенариуса об «интроекции» (в его книге «Человеческое понятие о мире») и о том виде «тимематологической апперцепции», который он называет «антропоморфическим», также навеяны Фейербахом. Есть много общего с Фейербахом в религиозных идеях Конта и Милля, но ни тот, ни другой не были знакомы с сочинениями Фейербаха.
5
Шеллинг
Натурфилософия
Признавая правоту учения Фихте (см.ФИХТЕ Иоганн Готлиб) о приоритете деятельности над статичным бытием, Шеллинг в то же время стремился восполнить пробел фихтевского наукоучения, состоящий в излишней психологизации этой деятельности. Исключительное внимание Фихте к человеческому Я обернулось фактическим игнорированием им природной сферы. Природа сводилась у Фихте к абстрактному не-Я как инструменту морального совершенствования. Он словно не видел, что она являет собой сложный организм, образованный взаимодействием множества разнообразных сил. И Шеллинг предлагает взглянуть на природу так, как Фихте смотрел на человеческое Я. Одно время Шеллинг считал, что этот шаг просто расширяет наукоучение Фихте. На деле он вел к кардинальному изменению фихтевской онтологической модели. Дуалистичность становилась теперь внутренним качеством бытия. Так или иначе, но Шеллинг говорил, что неправильно видеть в природе просто застывший объект или совокупность таких объектов. Природа — пусть «спящий», но все же дух. Она не только «продукт», но и «продуктивность». Ей присуще изначальное единство этих двух противоположных моментов. На исходном уровне природа обнаруживает себя в противоположности света и материи. Свет выступает как первичный идеальный принцип, своего рода «мировая душа», материя — реальный. Материя на этом уровне сводится к гравитации. Соединение света и материи приводит к «динамическому процессу», происходящему через «потенциирование» силы тяжести. Над всеобщим тяготением возникает особенное, а именно магнетическое притяжение. Магнетизм переходит в феномен электричества, с помощью которого Шеллинг хочет объяснить чувственно воспринимаемые качества мира. Движение от неорганического к органическому свидетельствует о победе идеального начала над реальным. В органическом мире материя теряет самостоятельность и сводится к роли инструмента для жизни. Шеллинг говорит о лестнице органических существ, продвижение по которой соответствует все большему подчинению материи жизненной форме. Шеллинг проявлял готовность рассматривать формирование органической материи в эволюционном плане, хотя и не был склонен распространять принцип развития на неорганический мир. При этом он был уверен в эвристической ценности натурфилософии или, как он ее еще называл, «высшей физики». Высшая физика, по Шеллингу, не вырастает из опыта, а конструируется философом a priori, пусть и на материале опыта.
Трансцендентальная философия
В «Системе трансцендентального идеализма» Шеллинг подчеркивает, что натурфилософия — лишь одна из двух основных философских наук. Она начинает с объективного, природы и обнаруживает в ней идеальное, подходит к границам духа, а может и переступить их. Правда, впоследствии он уточнял, что если натурфилософия переходит от природы к духу, то она должна именоваться уже не натурфилософией, а «философией духа» или идеальной философией. Всю систему можно по-прежнему называть натурфилософией, но нельзя забывать, что это название дано только по ее первой части. Так или иначе, но движение философской мысли можно начинать не только с объекта, но и с субъекта — с тем, чтобы вывести из него объект. Этот путь избирает трансцендентальная философия. Первой истиной трансцендентальной философии является основоположение «Я есть Я» или «Я существую». Оба этих тезиса выражают акт самосознания, в котором Я делает самого себя объектом и отождествляет созерцающее себя Я с созерцаемым Я. Созерцаемое Я есть Я как объект. Все объективное ограничено. Чтобы ограничить самого себя, Я должно осуществлять ограничивающую деятельность, и эта ограничивающая деятельность должна ограничивать другую, «объективную» или «реальную» деятельность Я. Значит, Я содержит в себе две противоположно направленные деятельности, идеальную и реальную. Самосознание возможно только при их сосуществовании. Но они не могут существовать без третьей деятельности, соединяющей их и в то же время не дающей им уничтожить друг друга. Эта третья деятельность и есть собственно акт самосознания. Но такое подвижное равновесие противоположных деятельностей мыслимо только в виде бесконечного прогресса. И Шеллинг действительно говорит, что трансцендентальная философия, занимающаяся его реконструкцией, есть «история самосознания». Ее направленность задается тем, что в предельном случае созерцающее Я самосознания полностью тождественно созерцаемому Я. Однако вначале этого тождества нет. Бесконечное Я обнаруживает себя конечным, ограниченным, а значит пассивным или ощущающим нечто, не-Я. Это первая эпоха самосознания. Дальнейшее движение постепенно раскрывает это не-Я, или объект, как Я (чему соответствует дедукция различных уровней организации материи, аналогичных тем, которые были выведены в натурфилософии). Уже первая эпоха заканчивается продуктивным созерцанием, т. е. пониманием Я факта своей активности в пассивном, на первый взгляд, ощущении. Следующая эпоха самопостижения Я завершается представлением им себя в виде рефлексии, т. е. чистой мысли. Третья эпоха сводит Я к свободному акту воли. Это означает переход от теоретической к практической философии. Свобода может существовать только при условии наличия других субъектов, движение которых к идеальной цели порождает человеческую историю. Но исторический процесс обнаруживает себя как необходимость, противостоящую свободным решениям Я. Чтобы, наконец, осознать себя как бесконечное Я, Я должно каким-то образом помыслить тождество свободы и необходимости, сознательного и бессознательного. И в этом ему помогает искусство.
Философия искусства как органон философии
Шеллинг трактует искусство, опираясь на интуиции кантовской «Критики способности суждения». Произведение искусства — продукт гения. С одной стороны, гений действует сознательно. Он ставит перед собой определенные цели и владеет соответствующей техникой. Но его творение перерастает этот сознательный замысел. В нем всегда есть нечто большее. И этот дополнительный элемент проистекает из бессознательной деятельности гения. Именно эта деятельность позволяет ему вкладывать в конечные чувственные образы бесконечные смыслы. Гений вносит бесконечное в конечное, но бесконечное, воплощенное в конечном, есть не что иное как прекрасное. Соединяя конечное и бесконечное, сознательное и бессознательное, прекрасное произведение искусства оказывается поэтому объективным выражением того самого тождества, которое является конечной целью устремлений философа (это тождество также выражается в целесообразных продуктах природы, но «не со стороны Я»). Именно поэтому философское истолкование феномена искусства и само эстетическое созерцание могут служить «органоном», т. е. инструментом общей философии, приходящей к этому тождеству с помощью «интеллектуального созерцания», т. е. изнутри, со стороны субъекта и именно поэтому нуждающейся в объективном подтверждении правильности сделанных ей выводов.
Учение о Боге и основе его существования
Абсолютное тождество свободы и необходимости возможно только в абсолютном Я, Абсолюте, которого нельзя смешивать с индивидуальным человеческим Я. Размышляя на эти темы, Шеллинг приходит к выводу о необходимости построения теории Абсолюта или Божественного как такового, теории, лишенной психологических или натурфилософских оттенков. При этом он исходит из прежней схемы. Бог есть бесконечная деятельность, которая стремится к самопостижению. Это стремление порождает Бога как объект для самого себя. Само оно существует еще до этого порождения, до божественного самосознания. Поэтому его можно назвать темной основой Бога, существующей в самом Боге. И порождение Бога как существующего Шеллинг сравнивает с выведением из тьмы на свет. Божественное самосознание есть Бог как разум. Двойственность божественности требует существования некого объединяющего принципа, «безосновного» (Ungrund), в котором темное и светлое начало присутствуют без смешения и противоположения и которое на более высоком уровне проявляется в качестве Духа. Вся эта динамика порождения Бога изнутри самого себя не может трактоваться как реальный процесс во времени. Поэтому можно сказать, что в Боге просветленный разум извечно торжествует над темными стремлениями. Но у человека дело обстоит совершенно иначе. В нем эти начала разъединены, и он может выбирать между добром и злом. Его назначение, однако, состоит в том, чтобы постоянно вытеснять зло разумными действиями. На этом пути человек отказывается от «своеволия», влекущего его на периферию мироздания и возвращается к исконному центру бытия, т. е. к Богу.
«Позитивная» философия
Вскоре после появления работы «Философские исследования о сущности человеческой свободы» (1809), где уже прозвучала мысль о надвременной диалектике личного Бога, Шеллинг пришел к выводу о необходимости радикальной перестройки всей своей философии. В ранних работах он исходил из идеи постепенно реализующегося полагания абсолютного тождества идеального и реального. Оно, считал Шеллинг, недостижимо сразу и именно поэтому должно проходить ряд ступеней, соответствующих различным уровням организации материального и духовного мира. При таком толковании он мог последовательно дедуцировать все эти уровни. Финальной точкой этих дедукций оказывалось понятие Бога. Но Шеллинг столкнулся с проблемой: соответствует ли в данном случае логическое движение реальной действительности? Если да, то это движение можно истолковать в историческом смысле и говорить о развивающемся Боге, который становится Богом только в конце всего процесса. Однако учение о эволюционирующем во времени Боге противоречит христианской догматике, к которой Шеллинг теперь стал относиться гораздо бережнее, чем раньше. Значит, мышление, при всей своей формальной правильности, не может полностью соответствовать бытию. Всегда есть что-то, что ускользает от него. Это что-то — само бытие или существование. Очевидно, что философ должен найти подходы не только к сущности вещей, их «что», но и к их существованию. Философию, логически реконструирующую сущности вещей, Шеллинг предлагает называть «негативной», а ту, которая имеет дело с существованием — «позитивной». Последняя не может быть чисто логической. В ней должен присутствовать эмпирический элемент, но не в обычном смысле слова, так как то, что обычно называется опытом, само пронизано логическими конструкциями. Скорее ее можно назвать «эмпирическим априоризмом». Она нацелена на бытие, лежащее за пределами разума и чувственного опыта, на prius. Это обстоятельство сразу придает ей возвышенный и глубоко личностный характер, соответствующий природе личного Бога, которым это бытие оказывается. Ведь именно Бог есть трансцендентная основа сущего. Задача позитивной философии как раз и состоит в том, чтобы при помощи исторического анализа подтвердить божественность бытия. Этот исторический анализ должен быть направлен на те феномены, в которых Бог открывается человеку, а именно на мифологию и Откровение. Мифология тоже является откровением Бога, но несовершенным, лишенным внутреннего единства божественных начал, рассредоточенных в политеистических представлениях. Тем не менее, она подготавливает монотеистичное христианское Откровение, в котором со всей ясностью выявляется тройственность божественных потенций в их вневременной субординации и единстве, а также — через христологию — тайна человеческой природы и существо должного отношения человека к Богу. Шеллинг подчеркивает, что при всем различии негативной и позитивной философии, вторая не исключает первую, а скорее предполагает ее. Негативная философия завершается понятием Абсолюта, а позитивная раскрывает понятие личного Бога. Правда, это не означает, что она должна обязательно следовать за негативной. Позитивная философия может развиваться и сама по себе. И только в ракурсе позитивной философии, считает Шеллинг, можно адекватно истолковать свободу как неотъемлемое свойство Бога. Ведь негативная философия подчиняет все логической необходимости, лишая себя средств понимания свободного действия. А без уяснения его природы нельзя ответить на главный вопрос: «почему вообще есть нечто, а не ничто», т. е. понять творение мира. Творение Шеллинг трактует как отпадение мира, в которое вовлечен и человек, как необходимый продукт внутренней диалектики божественных потенций («могущего быть» — «вынужденного быть» и «должного быть»), в свою очередь являющейся свободным самообнаружением Бога.