Но наука о мифах и снах переживает еще пору младенчества. Она страдает от различных ограничений. С одной стороны, это определенный догматизм и консерватизм, порожденный притязаниями различных школ психоанализа на единственно верное понимание языка символов. При этом мы перестаем видеть многосторонний характер языка символов и пытаемся вместить его в прокрустово ложе единственного способа мышления.
С другой стороны, толкование снов по-прежнему считается уделом психиатра, лечащего неврозы. Я же считаю, что язык символов - это иностранный язык, которым должен владеть каждый. Умение понимать этот язык позволяет соприкоснуться с глубинными уровнями нашей собственной личности. Фактически это помогает нам проникнуть в специфический человеческий пласт духовной жизни, общий для всего человечества как по содержанию, так и по форме.
В Талмуде сказано: "Неразгаданный сон подобен нераспечатанному письму". В самом деле, и сны, и мифы - важные средства связи, идущие от нас к нам же. Если мы не понимаем языка, на котором они созданы, мимо нас проходит многое из того, что мы знаем и рассказываем самим себе в те часы, когда не заняты действиями с внешним миром.
Мое определение сновидений как любой умственной деятельности в состоянии сна во многих отношениях принципиально расходится с теорией Фрейда, хотя и основывается на ней. Я допускаю, что сны могут быть выражением как низших и иррациональных, так и высших и наиболее ценных функций мозга. Фрейд же считает, что сны - это обязательно выражение бессознательного. Позже я попытаюсь показать, что в многовековой истории толкования снов можно проследить наличие всех трех позиций, когда утверждалось, что сны - это порождение либо только бессознательного, либо только сознательного, либо того и другого. Прежде чем перейти к истории развития этих трех теоретических направлений, существовавших до Фрейда, я хочу остановиться на описании и обсуждении теории толкования снов Фрейда, поскольку это - первый, наиболее известный и наиболее значительный вклад в современную науку толкования снов.
Толкование снов у Фрейда базируется на той же принципиальной концепции, которая лежит в основе всей его психологической теории: концепции о том, что человеком движут имеющиеся у каждого неосознаваемые чувства, стремления и желания. Он называл эти стремления "подсознанием" и подразумевал под этим, что мы не осознаем их, но нас удерживает от этого осознания некий сильный внутренний "цензор". По ряду причин, важнейшая из которых - боязнь потерять одобрение родителей и друзей, мы подавляем в себе эти стремления, оттесняя их в подсознание; осознание же их вызывает в нас чувство вины и страх наказания. Тем не менее то, что эти стремления вытесняются в подсознание, не означает, что они исчезают. На самом деле они остаются настолько сильными, что находят выражение в многочисленных формах, но при этом мы не осознаем, что они проникли как бы через заднюю дверь. Наше сознание считает, что избавилось от таких нежелательных ощущений и стремлений, и для него ужасна сама мысль о том, что они могли существовать. Когда же они возвращаются и обнаруживают свое присутствие, то предстают в настолько искаженном и неузнаваемом виде, что на уровне сознания мы не можем понять, что они означают.
Так же рассуждал Фрейд, объясняя неврозы. Он полагал, что сильные желания, оттесняемые в подсознание "цензором", находят выражение в определенных симптомах невроза; но поскольку они проявляются в замаскированном виде, мы осознаем только свои страдания, связанные с неврозом, и подспудные желания не находят удовлетворения. Таким образом, Фрейд впервые установил, что неврозы определяются внутренними процессами и имеют определенный смысл, нужно лишь найти ключ к их пониманию.
Этот вывод можно проиллюстрировать примером. Женщина жалуется, что всякий раз, после того как она до чего-нибудь дотронется, у нее возникает потребность вымыть руки. Этот симптом, естественно, ее очень беспокоит, мешает ей во всем, что бы она ни делала, и она от этого очень страдает. Она не знает, почему у нее возникает такое желание. Все, что она может сказать, это то, что, если она пытается не делать этого, у нее возникает непреодолимое чувство тревоги. Сам факт, что она вынуждена подчиняться желанию, завладевшему ею без всякой причины, доставляет ей еще больше страданий. Анализируя ее фантазии и свободные ассоциации, можно обнаружить, что пациентка борется с сильным чувством враждебности. В действительности начало ее болезни совпадает с изменой мужа, который завел роман с другой женщиной и оставил ее внезапно и жестоко. Она всегда была зависима от своего мужа и никогда не осмеливалась осуждать его или перечить ему. Даже тогда, когда муж заявил, что собирается ее бросить, она не сказала ни слова, ни в чем его не упрекнула, не обвинила, не рассердилась. Но болезнь овладела ею именно в этот период. В ходе дальнейшего анализа выяснилось, что у пациентки был жестокий и властный отец, которого она боялась, но не смела открыто сердиться или упрекать его. Анализ показал также, что ее мягкость и смирение не означали, что она не испытывала гнева. Напротив, гнев копился подспудно и не проявлялся в поведении; он находил выход в ее фантазиях: иногда она представляла себе, что отец умер, убит или покалечен. Ненависть и желание отомстить становились все сильнее, но чувство страха и угрызения совести заставляли ее почти полностью подавлять такие желания. Поступок мужа возродил это сдерживаемое чувство и подлил масла в огонь. Но и теперь она не смогла ни выразить, ни даже почувствовать свой гнев. Если бы она осознавала свою враждебность, у нее возникло бы желание его убить или хотя бы как-то навредить ему, и тогда невроз, может быть, не развился бы. Но она не смогла осознать охватившей ее враждебности.
Невроз, которым страдала пациентка, и был реакцией на враждебность. Подсознательно она воспринимала прикосновение к какому-либо предмету как попытку его уничтожить, и ей нужно было вымыть руки, чтобы очиститься, освободиться от деструктивного действия. Как будто руки у нее были в крови и ей нужно было снова и снова смывать эту кровь. Потребность мыть руки была реакцией на проявления враждебности, попыткой избавиться от совершенного преступления; она осознавала лишь свою навязчивую потребность, но не понимала ее причин. Таким образом, как только удалось проникнуть в область бессознательного, где и были корни поведения женщины, выявился смысл симптома, проявлявшегося как бессмысленное действие. Мытье рук было средством справиться, хоть и подсознательно, со своим гневом и с помощью этого ритуала избавиться от чувства вины.
Научившись понимать процессы, происходящие в подсознании, Фрейд пришел к открытию, которое проливает свет на поведение человека в повседневной жизни. Это позволило ему объяснить такие явления, как внезапное исчезновение чего-то из памяти, оговорки, которые озадачивали многих исследователей и которым не находилось объяснения. Нам всем знакомо такое явление, когда мы не можем вспомнить какое-то имя, которое мы хорошо знаем. Конечно, этому может быть немало причин, но, как обнаружил Фрейд, часто это можно объяснить тем, что нечто в нас не хочет думать об этом имени, поскольку оно ассоциируется со страхом, злобой или другим подобным чувством. И желание избавиться от этой болезненной ассоциации приводит к тому, что имя выпадает из памяти. Как сказал однажды Ницше: "Память мне подсказывает, что я сделал это, гордость говорит, что я не мог этого сделать. И память уступает."
Мотивом таких нечаянных недоразумений не обязательно служит чувство страха или вины. Если человек, встречаясь с кем-то, вместо "здравствуйте" нечаянно произносит "до свидания", тем самым он дает выход своему настоящему чувству: он хотел бы тут же уйти или совсем не хотел бы встречаться с этим человеком. Соблюдая условности, он не может открыто выразить свои чувства; тем не менее его неприязнь проявляется, так сказать, за его спиной: на языке оказываются именно те слова, которые выражают его истинные чувства, хотя сознательно он собирался показать, что рад встрече.
Сновидения являются еще одной стороной поведения, которое Фрейд считает выражением бессознательных желаний. Он полагает, что в сновидениях, так же, как и в неврозах и оговорках, находят выражение бессознательные желания, от осознания которых нас удерживает внутренний контроль, когда мы находимся в состоянии бодрствования. Эти подавленные мысли и чувства оживают и проявляются во время сна, и мы называем их сновидениями.
Из этой общей концепции сновидений вытекает ряд более конкретных допущений.
Наша жизнь во сне мотивируется бессознательными желаниями. Во сне оживают побуждения, существование которых мы не хотим или не осмеливаемся признавать, когда бодрствуем. Во сне находят выход иррациональная ненависть, честолюбие, ревность, зависть и в особенности кровосмесительные или извращенные сексуальные желания, которые мы стараемся исключить из сознания. Фрейд считает, что такие бессознательные желания есть у всех; мы подавляем их, подчиняясь требованиям общества, но не можем полностью от них избавиться. Во время сна контроль сознания ослабевает, и эти желания выходят наружу и становятся явными в сновидениях.
Фрейд идет еще дальше. Он связывает теорию сновидений с функцией сна. Сон есть физиологическая потребность, и организм старается как можно лучше его оберегать. Если бы мы испытывали во сне сильные бессознательные желания, они бы беспокоили нас, и мы в конце концов проснулись бы. Эти желания, очевидно, мешают осуществлению биологической потребности оставаться спящим. Что же мы тогда делаем, чтобы сохранить сон? Мы воображаем, что желания исполнились, и испытываем чувство удовлетворения, а не фрустрации, которая бы нас беспокоила.