Исключением явилась КНР, но китайские реформаторы сознательно не относят свою страну к числу постсоциалистических.
Глубина и продолжительность трансформационного спада во всех постсоциалистических странах оказались разными. Россия в этом смысле относится к числу «рекордсменов» и по его продолжительности, и по его разрушительной силе, уступая пальму первенства лишь немногим из стран СНГ.
Каковы же причины, порождающие трансформационный спад в экономике переходного периода? Представляется целесообразным выделить две их группы. К первой относятся те, что порождены предшествующим развитием, ко второй — обстоятельствами самого переходного периода как такового.
Остановимся на первой группе. Неизбежность трансформационного спада обусловливается необходимостью частичного разрушения унаследованной от прошлого макроэкономической структуры в силу следующих обстоятельств:
- смены критерия сбалансированности в связи со сменой экономических систем;
- необходимости преодоления противоречий социализма, материализацией которых данная структура является, что наиболее отчетливо просматривается в структурных и технологических дисбалансах, ей присущих.
В связи со сменой критерия макроэкономической сбалансированности выдвигается проблема глобальной реструктуризации, направленной на преодоление унаследованных от прошлого дисбалансов, которые таковыми в советский период не трактовались.
Как уже отмечалось, структурный дисбаланс проявляется в наличии избыточных для новой системы экономических отношений производственных мощностей в отраслях тяжелой промышленности, в ВПК — в особенности, что связано с завершением в 80-е годы холодной войны в связи с окончанием глобального противостояния. Устранение избыточных мощностей достигалось различными путями, в том числе конверсией отраслей ВПК, перепрофилированием, реструктуризацией и даже банкротством убыточных и неперспективных предприятий первого подразделения. Неизбежным следствием этих процессов явилась деиндустриализация унаследованного научно-производственного потенциала, так как именно в подлежащих сокращению производственных мощностях (а это, прежде всего отрасли ВПК и на него преимущественно работающие), сосредоточивалось высокотехнологичное наукоемкое производство. В гражданском комплексе, напротив, мощностей явно недоставало для удовлетворения внутренних потребностей. Но парадокс состоял в том, что отрасли именно этого комплекса в наибольшей мере подверглись разорению. Причиной явилась их технологическая отсталость, в полной мере выявившаяся в связи с либерализацией внешнеэкономической деятельности, поставившей их в отношения гибельной для них конкуренции с внешним миром.
В результате произошел общий спад промышленного производства, в наименьшей мере затронувший лишь отрасли ТЭК, продукция которого на протяжении последних десятилетий остается неизменно востребованной на внешних рынках, чем поддерживается высокий уровень цен на нее. Все эти обстоятельства привели к возрастанию удельного веса добывающих отраслей, хотя и не столь значительному, если учесть более высокий спад в обрабатывающих отраслях. Тем не менее, можно говорить о деградации макроэкономической структуры, если подходить к ней с позиции современных стандартов соотношения отраслей добывающей и обрабатывающей промышленности, демонстрируемых развитыми странами. Пока что сделаны лишь первые шаги в преобразовании унаследованной структуры народного хозяйства, позволившие приступить к устранению наиболее очевидных дисбалансов. Но и это имеет важное значение для обеспечения условий возрождения экономического роста.
Не менее значимы и способствовавшие трансформационному спаду обстоятельства, порожденные самим переходным периодом.
Среди них отметим наиболее существенные:
- дезинтеграционный кризис, которым сопровождалась гибель социализма, а это распад мировой социалистической системы, Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) и даже ряда стран (СССР, ЧССР, СФРЮ);
- длительность процесса формирования нового класса собственников как субъектов инвестирования;
- отсутствие денежного капитала, накопление которого уже в переходный период удлиняло образование промышленного;
- массовый отток накопленного в стране денежного капитала за рубеж;
- повсеместная всеобщая криминализация экономической деятельности[5].
Дезинтеграционный кризис выразился в распаде мировой социалистической системы и Совета экономической взаимопомощи, а вместе с тем и традиционных экономических связей, сложившихся в течение десятилетий внутри этих образований, что не могло не стать фактором снижения темпов роста во входивших в них странах. Однако наиболее разрушительным по своим последствиям был распад СССР, а вместе с ним — единого народно-хозяйственного комплекса, сформировавшегося за три четверти века, единого экономического пространства. Так, по экспертным оценкам, на долю этого обстоятельства приходится одна треть спада в российской экономике.
Приостановка экономического роста неизбежна и вследствие коренного преобразования отношений государственной собственности. С разрушением старой системы экономических отношений покидает историческую арену класс прежних собственников, новый же отнюдь не мгновенно нарождается. Между тем, как известно, инвестиционная деятельность, обеспечивающая экономический рост, образует функцию именно собственника объектов реального сектора экономики, позволяющую ему сохранить свой социальный статус приумножением и качественным совершенствованием этих объектов, используя в этих целях различные доступные ему источники инвестиционных средств, собственных и заемных, внутренних и внешних. Формирование класса собственников протекает в процессе первичного капиталообразования. При этом исторически и логически исходной формой капитала выступает денежная. Денежный капитал не только по определению не мог появиться в советский период, но и вынужденные сбережения населения, исчислявшиеся накануне рыночной трансформации в миллиардах рублей, не успели принять форму денежного капитала. Это произошло вследствие их полного обесценения в условиях гиперинфляции, явившейся следствием либерализации цен в январе 1992 г. в хронически дефицитной и сверхмонополизированной советской экономике. Но без денежного капитала исключается участие в денежном этапе приватизации, тем более что в индустриальной, к тому же чрезвычайно богатой природными ресурсами стране речь шла о присвоении в огромных масштабах. Так, национальное богатство СССР на 1985 г. исчислялось астрономической суммой в 3,6 трлн. руб. — без стоимости земли, недр, лесов. Стоимость основных производственных фондов в том числе составляла 2,34 трлн. руб.
Раздел и передел такого богатства сами по себе требуют не только немалого времени, но и наличия сопоставимых размеров денежного капитала. Отсутствие такового в исходном пункте явилось одной из основных экономических причин проведения на первом этапе бесплатной приватизации, хотя ей подлежала отнюдь не большая и не лучшая часть государственного имущества. Но уже вскоре за ней последовала денежная. К тому же практически сразу начался постваучерный передел собственности, участие в котором также немыслимо без денежного капитала. Острая и настоятельная потребность в денежном капитале в немалой мере питала криминальные способы борьбы с конкурентами за объекты присвоения.
Отметим, что, с данной точки зрения, и спонтанная приватизация носила вынужденный характер, тем более что осуществлена была — еще до официального провозглашения рыночных преобразований — в тех или иных масштабах во всех постсоциалистических странах. Денежного капитала как такового не было, но вместе с тем можно было в полной мере и безнаказанно использовать административный ресурс в условиях начавшегося хаоса. Поэтому вполне объяснимо то, что ее субъектами стали прежде всего представители власть имущей номенклатуры, а также представители крупного теневого бизнеса, получившие к тому времени возможность легализовать свой капитал на основе вновь принятых в тот период прорыночных по существу законов.
Итак, требуется длительное время для появления новых собственников. К тому же первые из них, появившиеся в годы ваучерной приватизации, весьма часто оказывались временщиками, терявшими в силу тех или иных причин приобретенные объекты в ходе начавшегося постваучерного передела собственности. Потребовалось время и для накопления денежного капитала. И хотя победу на аукционах и тендерах обеспечивали не только деньги, но и множество привходящих обстоятельств, как, например, степень близости претендентов к властным структурам, подкуп государственных чиновников разного уровня, способность успешно лоббировать конфликтные сделки и пр., — все же их участникам пришлось выкладывать сотни миллионов долларов, а в начале нового века счет пошел и вовсе на миллиарды. Но их надо было накопить, начиная, по существу, с нуля. Многообразные способы такого накопления наработаны историей становления капитализма и весьма приумножены российской практикой первичного капиталообразования в лихие 90-е годы. Но в любом случае между образованием денежного и промышленного капитала неизбежен временной лаг, что уже само по себе выступает фактором трансформационного спада.
Продолжительность трансформационного спада тем более возрастает, если накопленный в стране денежный капитал устремляется за рубеж. А это вполне естественно в условиях экономической, политической и прочей нестабильности, свойственной всякой переходной экономике, в условиях, когда за прозрачными и легко преодолимыми границами давно сформировался благоприятный инвестиционный климат. По экспертным оценкам, за 90-е годы из России было вывезено порядка 200—300 млрд. долл. Накопленного в стране капитала, не говоря уже об ущербе, причиненном экономике так называемой утечкой мозгов, потери от которой не менее значительны.