В Китае понимают, что рост благополучия непременно приведет к росту стоимости рабочей силы, что немедленно отразится на стоимости китайских товаров и значительно снизит привлекательность Китая для инвестиций, так что в планах Китая постепенное снижение прироста ВВП. Такая трезвость в оценках собственного положения позволяет считать планы Китая по выходу к 2020 году в число развитых стран вполне реальными. [15]
Главным стратегическим документом, разработанным с учетом вовлечения КНР в процессы глобализации, является «Программа экономического развития Китая до 2020 года». Суть новаций в следующем:
Китай рассматривает современный мир под новым для себя углом — через призму «конкуренции и сотрудничества» государств. По мнению «четвертого поколения» китайских лидеров, важнейшей задачей для страны должно стать повышение конкурентоспособности китайской экономики. Для того чтобы это произошло, необходимо предпринять ряд мер:
1.Активизировать участие Китая в региональной интеграции и региональных — зонах свободной торговли;
2.Укрепить позиции китайских транснациональных корпораций в мировой — экономике;
3.Продвигать китайские бренды на мировой рынок;
4.Усиливать контроль за деятельностью иностранного капитала на национальных — финансовых рынках, с тем чтобы оградить китайскую экономику от возможных спекулятивных атак извне.
Китай стал позиционировать себя как равноправный участник международных отношений, руководство страны заявило о своей готовности к глобальному сотрудничеству: в обеспечении мировой и региональной экологической, энергетической, финансовой и экономической безопасности; в борьбе с терроризмом и другими угрозами.
В документе XVII съезда Китай вновь подтвердил как свое негативное отношение к участию в военных союзах, так и абсолютную нетерпимость к провозглашению Тайванем независимости. Одновременно Тайваню был предложен целый пакет мер, стимулирующих экономическую интеграцию острова с материком — и тем самым готовящих хозяйственные основы для будущего объединения. [10]
Основная задача, которая поставлена перед внешнеполитическими ведомствами Китая, заключается в том, чтобы уже в ближайшей перспективе существенно повысить роль Китая в мировых и региональных процессах и превратить его в равного или «почти равного» США мирового «игрока». Поэтому доминирующим направлением деятельности китайской дипломатии в ближайшие годы, по-видимому, будет оставаться нормализация отношений с США.
Несмотря на сохраняющиеся расхождения с Вашингтоном по вопросам демократии и прав человека, торгового дефицита США и курса китайского юаня, степени прозрачности растущих военных расходов Китая (в 2007–2008 годах ежегодный прирост почти на 18%) и др., Пекин скорее всего будет стремиться к выстраиванию с США отношений, которые, по выражению китайских руководителей, базировались бы на «общих стратегических интересах» обеих стран. Можно предположить, что в ближайшие годы Пекин постарается активизировать «экономический диалог» с США, начатый в 2006 году, и выстроить «энергетический диалог», а также развивать военное сотрудничество. Под экономическим диалогом здесь понимаются в основном двусторонние торговые отношения, тогда как энергетический диалог означает координацию действий Китая и США как глобальных импортеров энергоресурсов. Развитие сотрудничества по линии военных ведомств и ведомств по обеспечению безопасности включает создание «горячей линии» связи для предотвращения военных инцидентов, совместные военные учения, борьбу с терроризмом, наркоторговлей, пиратством в южных морях и т. д. [2]
Высока вероятность, что Китай будет продолжать занимать выгодную для США позицию в отношении северокорейской ядерной проблемы взамен на негативное отношение США к идее независимости Тайваня.
Отмечается, одним из главных направлений этой программы есть развитие именно государственной промышленности, «преобразование государственных предприятий в крупные транснациональные, трансотраслевые и межведомственные компании, способные конкурировать с крупнейшими монополиями Запада и Японии». Акционирование государственных предприятий, которое планируется в рамках программы, не подразумевает их передачи частным собственникам.
Более того, в документе сказано, что неконтролируемый рост частного предпринимательства в КНР в 80-90-е годы «привел к значительному распылению ресурсов между мелкими фирмами, дублированию некоторых отраслей производства, в то время, как производительность труда оставалась на низком уровне».
Главным учреждением, на которое в соответствии с Программой, возложено управление быстро растущим денежным хозяйством КНР, является Народный банк Китая и Центральный банк, находящиеся под контролем государства (хотя приватизация в области банковской системы в последние годы также набирает обороты).
Стратегия «постепенной и осторожной интеграции» в мировую экономику не является единственным приоритетом «Программы». В качестве 2-го приоритета ее авторы выдвигают «регионализацию» - создание близ границ КНР интернациональных экономических районов, в которые с одной стороны входили бы приграничные провинции Китая, с другой стороны - приграничные регионы сопредельных государств. Два таких экономических региона, по сведениям российских экспертов, будут создаваться Китаем непосредственно на границах СНГ. Один - с центром в Харбине, обращенный в сторону Забайкалья и Приморья, другой - с центром в Урумчи - должен включать в себя весь Северо-запад Китая и государства Средней Азии. С позиций китайских государственных деятелей и ученых, образование таких интернациональных экономических районов означает интеграцию их ресурсов в быстро набирающую силу и испытывающую дефицит энергии и сырья китайскую экономику. Во исполнение этих планов заключено уже не одно соглашение о строительстве нефте- и газопроводов и переброске электроэнергии как из России, так и из республик Средней Азии. Из докладов ученых и представителей китайского правительства известно, что в Китае прорабатывается план как использовать сложившуюся после распада СССР ситуацию. По мнению китайских экспертов, Россия представляет идеальное место для Китая, где можно создавать производство и развивать торговлю.
Вышеуказанные проекты, похоже, одновременно радуют и пугают российскую политическую и экономическую элиту. Не подлежит сомнению, что у КНР и России есть общие геополитические интересы в Азии. Не последнее место среди них вызывает обеспокоенность активностью радикальных мусульманских группировок, ядерным вооружением Пакистана и Индии, американским присутствием в Афганистане. Именно эти причины во многом лежали в основе создания «Шанхайской пятерки» - политического союза Китая, России и еще трех государств Центральной Азии, входящих в СНГ. Жизнеспособность этого союза настраивает российское руководство на оптимизм. [5]
Пугающим фактором остаются существенные диспропорции в экономике двух стран. Сохранение высоких темпов развития китайской экономики, улучшение ее качественных параметров и по-прежнему низкая хозяйственная конъюнктура в России, нестабильность в регионах, усиление центробежных тенденций, могут существенно осложнить межгосударственные отношения в будущем. Особенно тяжелыми последствиями грозит ухудшение экономической ситуации в российских регионах Сибири и Дальнего Востока. Именно в этом случае могут оправдаться наихудшие ожидания демографической и миграционной экспансии Китая.
Современная экономическая структура КНР представляет своеобразный «гибрид» плановой экономики, различных секторов кооперативной собственности и частнокапиталистического уклада. Следует заметить, что четкое разграничение этих укладов очень затруднено, особенно это касается кооперативного, госкапиталистического, частнохозяйственного сектора, границы между которыми сильно размыты. В связи с этим социально-политические прогнозы развития КНР, зачастую, сильно зависят от политических пристрастий аналитика. Сторонники «свободного рынка» находят немало доказательств движения КНР в сторону рыночного либерализма, тогда как их оппоненты не менее убедительно обосновывают приоритеты плановой экономики в Китае. [7]
Для многих российских политиков и ученых левой ориентации, особенно тех, чьи взгляды близки к точке зрения руководства КПРФ, КНР является своего рода образцом, это государство, по их мнению, «в конце 90-х годов убедительно продемонстрировало свои возможности противостоять напору западного капитала». Известно, что в писаниях Зюганова рассматривается идея создания геополитического блока в составе России, Китая и Индии, как противодействия политической и экономической экспансии Запада. Интересно, что ряд политологов видят во главе этого союза не Россию, а экономически более сильный Китай, способный составить альтернативу США и возглавить строительство «нового биполярного мира». Немало дискуссий о целях китайских «экономических реформ», природе социально-политического строя в КНР идет и в западном левом движении.
Казалось бы, социальные аспекты современного Китая должны быть в центре внимания российских ученых «социалистической ориентации». Однако, российские сторонники «рыночного» (или державного) социализма часто об этом забывают, отдавая приоритет успехам роста экономики КНР. Вместе с тем, известно, что в 1991 КНР тратила на социальные нужды всего 5% валового национального продукта и социальные гарантии предоставлялись лишь 23% населения, куда практически не включалось население сельских районов. Для сравнения можно отметить, что, к примеру, Польша, входившая в состав «социалистического содружества», ассигновала на цели социальной защиты до 14,9% ВНП. [23]
В настоящее время, несмотря на принимаемые правительством меры, система социальной защиты в КНР до сих пор остается на достаточно низком уровне. Более того, рыночные отношения вносят в ее развитие свой негативный вклад. Это заключается во все большей коммерциализации средней и высшей школы, системы здравоохранения, а также существенных диспропорциях между разными регионами страны. Прежде всего, бросается в глаза разница в уровне жизни между богатыми прибрежными и бедными центральными районами КНР. Уже сейчас обогатившиеся крестьяне «свободных экономических зон», примыкающих к Шанхаю или Гонконгу, предпочитают нанимать батраков из числа жителей центральных районов, где уровень безработицы много выше. Это, в свою очередь, увеличивает социальную напряженность. Показателем напряженности между относительно бедным Севером и богатым Югом, служит, в частности, разгул преступности в поездах, где вооруженные банды грабителей «специализируются» на разбое по отношению к торговцам - южанам по происхождению.