И, таким образом, уровень развития практики определяет эстетический выбор, - полагали общественники. Действительно, можно вспомнить немало фактов, которые свидетельствуют о социально-исторической обусловленности разнообразных проявлений красоты. Так, в средневековом Китае привлекательность женских ног виделась в их миниатюрности. Для этого ноги девочек зашивали в сырую воловью шкуру и снимали ее, когда девочка взрослела. Ступни получались узкие, крошечные. Женщины цивилизации Майя в передних зубах высверливали отверстия, куда вставлялись драгоценные камни. В целом ряде регионов Африки было принято красить зубы черной, красной, голубой краской. На Малайском архипелаге считается даже позором иметь белые зубы, «как у собаки». Туземцы верхнего Нила выбивают четыре передних зуба, говоря, что не желают походить на скотов. Уже в древнекитайских книгах обращалось внимание на факты формирования противоположных эстетических идеалов в разные исторические периоды. «Ныне считаются красивыми высокие башни и многоярусные беседки, а при Яо были простые неотесанные балки, невыделанные карнизы; считаются прекрасными драгоценные диковинки, невиданные редкости, а при Яо ели простой рис и просо да похлебку из ботвы; считаются приятными узорчатая парча и белый лисий мех, но Яо прикрывал тело холщовой одеждой, спасался от холода оленьей шкурой».
Общественники сумели высветить действительно важный момент в эволюции представлений о красоте.
В то же время нельзя не согласиться с тем, что качества предметов не играют никакой роли в эстетическом восприятии. Так, например, Л. Н. Столович путем некоторого упрощения проблемы пытался свести к отрицанию роль объективных качеств предметов в процессе формирования чувства красоты. В частности, он утверждал: если бы эстетические свойства золота и серебра были бы просто тождественны цветовым, то не было бы вообще необходимости в употреблении термина «эстетическое свойство». Эстетические свойства потому и называются эстетическими, что «адресуются» эстетической потребности человека. Отождествлять эстетическое свойство золота с блеском - значит, вопреки пословице, считать золотом все, что блестит.
Однако эстетические свойства золота, серебра (если брать пока природный аспект) связаны не только с блеском, но и с долговечностью, податливостью для ювелирной обработки и т.д. и, значит, не одно свойство, а совокупность определенных природных качеств золота, серебра может сделать их предметами эстетической ценности. Известно, что объекты живой и неживой природы получали высокий эстетический статус благодаря своим естественным свойствам. Так, уже в древних культурах высокую эстетическую значимость получали золото, серебро, медь, железо. Золото рассматривалось как символ света, солнца. С ним связывались идеи постоянства величия, совершенства, славы, эманации божества. Серебро соотносилось с целомудрием, знанием, силой человеческого духа. Железо символизировало твердость, упорство, терпение, решительность, выносливость. Свинец, наоборот, олицетворял невежество, упрямство, мучение; в различных культурных традициях сакральный смысл приобретали драгоценные и полудрагоценные камни: сапфир, сардоникс, сердолик, хризолит, топаз, гиацинт, аметист, нефрит.
Вот почему нельзя согласиться с утверждением, что естественные качества предметов не играют никакой роли в эстетическом восприятии. Как заметил B.C. Соловьев, красота алмаза зависит и от игры световых лучей в его кристалле. Из этого не следует, что свойство красоты принадлежит не самому алмазу, а преломленному в нем лучу света. Ибо тот же луч, отраженный другим предметом, никакого эстетического впечатления не производит.
Следовательно, уровень развития практики «конструирует» красоту не сам по себе, а всегда опирается на объективные свойства предметов, позволяя глубже проникать в эстетическое разнообразие мира, выявляя в бесконечном потоке бытия те или иные качества. Об этом говорит хотя бы тот факт, что люди разных эпох, существенно отличающихся по уровню научно-технического развития, связаны единой эстетической основой. Восприятие наскальной живописи, скульптур Античности, икон средневековья, картин Ренессанса убедительно свидетельствует, что многие из выдающихся художественных достижений прошлого доставляют эстетическое удовольствие и современному человеку. Поэтому нельзя не согласиться с Й.Г. Гердером, который в одной из своих работ писал: «Разве одинаковы греческий, готический и мавританский вкусы в ваянии и зодчестве, в мифологии и поэзии? И разве не черпает из них каждый свое объяснение в эпохе, нравах и характере своего народа? Но разве любой из этих случаев не подчинен основному принципу, который лишь не до конца понят, не с одинаковой силой прочувствован, недостаточно равномерно применен?
Представляется неубедительной и точка зрения, согласно которой ценность или красота явлений природы, не преобразованной человеком, основана на феномене так называемой объективной кажимости или видимости. «В результате действия стихийных сил природы ее явления могут нести в себе объективную кажимость, видимость не только других природных явлений, но и кажимость художественно обработанных вещей и произведений искусства. В этих случаях явления природы предстают как эстетически значимые, например, красивые... Особой красотой отличаются явления природы, которые, благодаря своей форме и цвету, оказываются видимостью, подобием произведений искусства, созданных художниками. Красивым предстает природный ландшафт, в котором стихийное сочетание формы и цвета явлений оказывается видимостью живописной картины, созданной, например, Рейсдалем, Тернером, Моне, Левитаном и другими художниками».
Получается, что эстетическое чувство формируется, прежде всего, на произведениях искусства и только потом проецируется на природный мир. Однако «феномен объективной кажимости и видимости» является лишь одним из моментов (далеко не самых главных), позволяющих понять процесс эстетического переживания. Действительно, объекты природы могут представать перед нами как эстетически ценные, когда они имеют сходство с художественными произведениями, напоминают увиденный в искусстве и удержанный в памяти какой-либо пейзаж. Но в этом случае все равно не избежать вопроса: почему возникает чувство красоты при восприятии самого произведения искусства? И здесь уже с помощью «объективной кажимости» проблему не решить.
Таким образом, общественническая интерпретация прекрасного, высветив целый ряд важных моментов в эволюции эстетического сознания, способна объяснить лить незначительный круг как эстетико-теоретических, так и практических вопросов.
Религиозно-идеалистическая, субъективистская, общественническая концепции прекрасного вызвали острую критику представителей природнической итерпретации сущности эстетического мировосприятия. Развивая идеи Анаксагора, Демокрита, Аристотеля, Лукреция Кара, Леонардо да Винчи, Альберти, Гобса, Дидро и других, сторонники природнической модели утверждали, что красота не является трансцендентной сущностью, она не есть некая абсолютная квинтэссенция божества. Природники указывали на первозданное бытие, видимый естественный мир как на главный источник красоты и величия. Известно, что, например, стоики восхищались красотой лилий, очарованием налившихся соком ягод, прелестью павлиньего хвоста и другими формами видимой гармонии, доказывая, что красота является одним из даров природы.
В работе «Эстетическое отношение искусства к действительности» Н. Г. Чернышевский писал, что на жизненном пути нашем разбросаны золотые монеты, но мы не замечаем их, потому что «телега жизни» неудержимо уносит вперед. Явления действительности - золотой слиток без клейма: только поэтому многие откажутся взять его, ибо не смогут отличить от куска меди. Таково отношение человека к природе. Прекрасное, по Чернышевскому, есть жизнь, «прекрасно то существо, в котором мы видим жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям; прекрасен тот предмет, который выказывает в себе жизнь или напоминает нам о жизни». Утверждение «прекрасное есть жизнь» вовсе не означало, что любые проявления жизни требуют восхищения. Во-первых, жизнь прекрасна как принцип, как то позитивное начало, которое противостоит смерти, распаду, всякому насилию над жизнью. Это первичное, во многом интуитивное чувство красоты стихийно вливается в каждого человека именно в результате общения с природной гармонией. И в этом смысле красоту можно рассматривать как основное средство культивирования жизни, как то уникальное многообразие, которое следует сохранять прежде всего. Во-вторых, явления жизни прекрасны в той мере, в какой они согласуются с нашим пониманием, требованиями внутреннего мира личности.
Идеи Чернышевского получили дальнейшее развитие, особенно в середине XX в. в связи с углублением экологического кризиса. Негативная тенденция, связанная с исчезновением многих тысяч представителей флоры и фауны, процессы глубокой деформации существующих природных объектов стали губительно сказываться не только на физическом, но и духовном развитии всего человечества. Уничтожение природного совершенства заставило глубже осознать неразрывное единство естественных условий и социального бытия, обратиться к природным истокам формирования эстетического сознания. Можно предположить, что если бы природа стала вдруг тяготеть к однородности, однообразию, монотонности, и в ней постепенно исчезли многоцветье красок, богатство форм, разнообразие звуков, олицетворяющих собою богатство жизни, то духовное развитие человечества было бы навсегда приостановлено. Судя по всему, в условиях однородности никогда не смог бы возникнуть интеллект, на который опирается эстетическое чувство. Ведь формирование фундаментальных особенностей психики человека происходило в теснейшем контакте с естественными ландшафтами, с биосферой планеты как жизненной аурой. Богатство интеллектуальной и чувственной жизни личности является следствием уникального богатства окружающего мира. Природная гармония есть неотъемлемая часть душевной жизни человека.