СОРЯ как исторический словарь дает краткие этимологические ссылки, указывает на языковые эквиваленты слов, например:
АГАРИК, м. (1) [лат. agaricus] Древесный гриб, употребляемый как лечебное средство. Агарикъ купятъ фунтъ въ 5 алтынъ, а коли дорогъ въ 14 алтынъ ... [СОРЯ 2003: 45].
БАНКЕТ, м. (4) [нем. Bankett (из итал. Banchetto или фр., англ. banquet] 1. Скамья Принеси банкЪтъ. Разг. Хеймера, 8 об., к. ХУП в. 2. Пра¬здничный пир <...> И Фрол Скобеев приехал в дом свои, веема рад бысть и делал банкеты, веселился и с протчею своею братию дворянами. Пов. о Фроле Скоб., 158, XVII в. ... [СОРЯ 2003: 111].
СОРЯ фиксирует максимально полный семантический ряд, причем значения слова указываются в пределах XVI – начала XVIII веков. Так, у лексемы бить авторы отмечают 10 значений, а словарная статья разрослась почти на 10 страниц. Такая педантичность в известной мере определяется источниками словаря и желанием его составителей представить даже редко встречающиеся сочетания и фразеологизмы, а также оттенки смысла, выраженные в памятниках разных жанров (былины, деловые документы, публицистика и др.). В данной статье, например, кроме традиционной формулы бить челом, приводятся такие выраже¬ния, как бить по рукам, бить жилу и др. Чрезвычайно характерным для памятников приказной письменности является «обрастание» при¬вычного делового формуляра новыми элементами, что особенно заметно в подьяческой культуре XVI-XVII веков. СОРЯ, наряду с бить челом, отмечает такие сочетания: много (премного) челом бить, бить челом и плакаться, бить челом и являть, бить челом и извещать.
При этом авторы очень подробно расписывают лексические пласты, указывая и на те существенные перемены в языке, которые проявились в характере использования словесного орнамента в текстах неоднородных литературных и деловых традиций указанного периода.
В качестве приложений к СОРЯ даются «Дополнения из региональных исторических словарей» и «Метрология Московского государства XVI–XVII веков», в которой объясняются меры длины, веса, поверхности (площади), объема, а также приводится таблица с изображением денежной системы Московской Руси того времени с краткими комментариями и историческими справками.
Все обозначенные достоинства этого издания, тщательная подготовка самих текстов к печати и несомненная источниковедческая новизна позволяют говорить о значительном лексикографическом (и шире — историко-культурном) вкладе филологов-словарников СПбГУ, последователей и продолжателей дела Б. А. Ларина, в развитие отечественной словесности. Важно и то, что СОРЯ восполняет заметный пробел в исторических лексиконах, где, как правило, неравномерно представлены лексические пласты — как в терминологическом, так и во временном значениях. И здесь, пожалуй, самый прогрессивный пе¬риод развития древнерусского государства, время расцвета жанров и переплетения разных письменных традиций — остается подчас недостаточно освещенным в наших лексикографических изданиях. Так что и в этом отношении СОРЯ вносит существенный вклад как собрание новых и притом преимущественно «деловых» материалов. Причем, особо отметим, что авторы намеренно сделали акцент на исследовании памятников литературно-письменного языка на народной основе, приказных рукописей, посадской литературы в целом (изучено, по данным СОРЯ, около 180 источников). Именно такой отбор позволил проникнуть в лабораторию языкового «гравирования», отследить и представить редкие слова и показать их использование в конкретном контексте.
Важным этапом в лексикологическом исследовании языка нам представляется фундаментальный труд В. В. Виноградова «История слов», который как раз и стал во многом направляющим в работе по воссозданию семантической истории слов. Программные заметки ученого, «оглашенные» только несколько лет тому назад, звучат поразительно свежо и актуально и, думается, могут найти успешное примение и в изучении памятников деловой письменности (хотя набросок В. В. Виноградова относится к концу 1940-х годов). Приведем выдвинутые им положения:
«1. Исследование истории значений отдельных слов еще не образует исторической семантики, хотя и доставляет для этой научной дисциплины ценный материал.
2. Для того, чтобы история значений слов литературного языка стала существенной частью исторической семантики его, необходимо тесно связывать исследование семантической истории слов с историей литературного словообразования и шире — с историей морфологических изменений литературного языка (иллюстрация — семантическая история слов: мракобесие, царедворец, кругозор и др.).
3. Исследование истории значений отдельных слов русского литературного языка помогает глубже осознать лексико-семантические связи и взаимодействия литературного языка с русскими народно-областными говорами и другими славянскими языками. Разнообразие этих связей и взаимодействий ярко отражается в истории таких слов, как отщепенец, никчемный, завзятый, охрана и т. п.
4. Исследование семантической истории литературных слов создает базу для историко-идеологического словаря русского литературного языка. Изучение истории значений слова должно быть связано с историей тех семантических рядов, в которые вступает или с которыми сближается это слово в процессе своих смысловых изменений (ср. историю слов: передовой – отсталый с 40-х годов XIX в., новшество в XVII и XIX вв., пошлый с XVIII в. и т. д.).
5. В истории значений отдельных литературных слов отражается история стилей русского литературного языка. Поэтому исследование семантических изменений литературной лексики должно носить историко-стилистический характер (ср. семантическую историю слов — светоч, треволнение, мыслитель и др.).
6. Изучение семантической истории «заимствованных» слов, связанное с сравнительно-историческим исследованием судьбы их в других языках, в том числе и в родном для них языке, содействует открытию семантических своеобразий русского литературно-языкового процесса (ср. историю значений слов: фант, паллиатив, игнорировать и др.).
7. В семантической истории отдельных слов отражаются сложные процессы взаимодействия личности и коллектива в сфере духовного творчества (ср. историю слов и выражений: отсебятина, кисейная барышня и др.)» [Виноградов 1994а: 4].
В тезисах В. В. Виноградова мы обнаруживаем удачное применение оригинальной методики исследования слова не только как собственно грамматического явления, а шире — как объекта исторической семантики. Заслуживает внимания и тот факт, что часть примеров, вошедших в Словарь, была взята из сферы делового языка. Так, им даются историко-семантические этюды о кодексе, исправе и др. интересных в лексикологическом отношении словах.
В работе «Слово и значение как предмет историко-лексикологического исследования» ученый формулирует другую проблему — это вопрос «о единстве смысловой структуры развивающегося и меняющегося слова или иначе: вопрос о пределах тождества слова при многообразии его фонетико-морфологических и предметно-смысловых превращений» [Виноградов 1994б: 16]. Важным для грамотного осмысления семантической истории слова является также тезис об «исторической преемственности значений», об их внутренней связи, которая, по его мнению, в течение длительного периода времени «остается непоколебимой», своего рода константой, сохраняющей семантическое единство слова в разных контекстах [там же: 25]. Здесь, однако, возникают некоторые трудности, связанные с временным исчезновением слова как из речевого обихода, так и из словаря. В. В. Виноградов отмечает в связи с этим один показательный признак, свидетельствующий об активной роли среды: «Непрерывность исторического бытия слова во многих случаях трудно доказуема. Перерыв в употреблении слова еще не исключает его пассивного восприятия и понимания в памятниках письменности. Вместе с тем, выпадая из живого литературного лексикона, слово может сохранять свою активность в языке некоторых социальных групп, откуда снова проникает иногда в общелитературный словарь» [там же: 26].
Опираясь на взгляды В. В. Виноградова, считаем плодотворным и не потерявшим своей новизны рассмотрение «семантического объема» слова с точки зрения исторической изменяемости языковых единиц, а также специфики «литературных употреблений» слова. Оценивая развитие историко-лексикологических разысканий, надо заметить, что современными учеными признается необходимость комплексного подхода к исследованию «семантических превращений», источниками и фиксаторами которых как раз и являются памятники письменной культуры.