3. “Определение криминалистики как науки о расследовании и предупреждении преступлений неизбежно предполагает (и это наблюдается особенно в последнее время) отнесение к предмету криминалистики не только уголовно-процессуальных, но и уголовно-правовых и криминологических проблем”[117].
4. “Криминалистика учит не тому, как расследовать преступления, а тому, как их раскрывать. В этой своей роли, она обслуживает и уголовное судопроизводство и оперативно-розыскную деятельность органов государства, наделенных этой функцией”[118].
5. Раскрытие преступлений может осуществляться как оперативно-розыскным, так и процессуальным путем. “Криминалистика является наукой о раскрытии преступлений”[119].
Что касается первого из приведенных положений рассматриваемой концепции, то следует заметить, что оно далеко не ново. Обвинение в затушевывании границ между криминалистикой и уголовным процессом постоянно выдвигалось против всякого определения предмета криминалистики на всем протяжении истории вопроса. Поскольку мы уже достаточно подробно останавливались на этом, нет необходимости вновь опровергать это обвинение. Заметим лишь, что раскрытие преступления с равным правом можно считать процессуальной категорией, поскольку, как указывает сам И. Ф. Пантелеев, раскрытие может осуществляться в форме уголовно-процессуальной деятельности.
Отнесение к предмету криминалистики уголовно-правовых и криминологических проблем существует лишь в представлении И. Ф. Пантелеева. Ни одно из предложенных определений криминалистики не затрагивает проблем уголовного права. Что же касается проблематики предупреждения преступлений, то в литературе неоднократно подчеркивалось, что к предмету криминалистики относится разработка лишь узкого круга чисто криминалистических, преимущественно технических средств предупреждения преступлений. Ни о каком посягательстве на криминологию здесь не может быть и речи.
Неверным представляется и мнение о том, что криминалистика “обслуживает” оперативно-розыскную деятельность. Теория оперативно-розыскной деятельности использует данные криминалистики, как и данные других наук, например, экономического анализа, уголовной статистики и др., точно так же, как криминалистика, в свою очередь, использует данные теории оперативно-розыскной деятельности, судебной медицины или автотехники. Здесь нет “обслуживания”, а налицо обычный процесс использования одной наукой данных другой или других областей научного знания, обычный процесс взаимопроникновения наук. Если же говорить о практической деятельности, то ее всегда “обслуживают” многие науки, и криминалистика не является монополистом в “обслуживании” оперативно-розыскной, как, кстати, и уголовно- процессуальной деятельности.
И наконец, главное: является ли криминалистика наукой не о расследовании, а о раскрытии преступлений?[120]
Нам кажется, что этот вопрос лишен практического смысла. Если, по И. Ф. Пантелееву, раскрытие преступления возможно в форме уголовно-процессуальной деятельности, то криминалистику с равным успехом можно было бы называть наукой не о раскрытии, а о расследовании преступлений, ибо раскрытие в этом случае и осуществляется путем расследования. Если же раскрытие осуществляется в форме оперативно-розыскной деятельности, то здесь должна идти речь не о криминалистике, а о теории оперативно-розыскной деятельности, которая, по словам И. Ф. Пантелеева, “выделилась и оформилась в самостоятельную научную дисциплину”[121].
В том, что указанный вопрос лишен практического смысла и что с концепцией “новой криминалистики” ничего не вышло, нас убеждают дальнейшие рассуждения И. Ф. Пантелеева. Он указывает, что криминалистика изучает криминальную практику, следственную практику (организацию и планирование расследования, выдвижение следственных версий, применение тактических приемов следственных действий и т. п.), практику применения данных естественных, технических и общественных наук, в том числе экспертную практику, для раскрытия преступлений. А разрабатывает криминалистика на этой основе рекомендации о применении естественнонаучных методов и технических средств в раскрытии преступлений, общие тактические рекомендации об организации и планировании расследования, тактику следственных действий, методику расследования отдельных видов преступлений[122]. И состоит эта “новая криминалистика”, как оказывается, из “старых” частей: методологии, криминалистической техники, следственной тактики и методики расследования преступлений. Спрашивается, стоило ли провозглашать “науку о раскрытии преступлений”[123], если на деле она оказывается старой знакомой — “наукой о расследовании преступлений?”
Так, на поверку, обстоит дело с концепцией И. Ф. Пантелеева, которая фактически ничего нового в науку не вносит.
Размышляя над замечаниями рецензентов курса, комментариями, поправками и дополнениями к нашему определению, сделанными авторами опубликованных после его издания работ, мы пришли к мысли о необходимости уточнения предложенного нами определения предмета криминалистической науки. Эти уточнения должны были касаться отражаемого объекта и характеристики результатов отражения. Не скроем, что к этому нас побудило и упорное нежелание некоторых наших оппонентов принимать во внимание оговорку, сделанную нами по поводу закономерностей возникновения доказательств, в результате чего создалась возможность превратно толковать наши комментарии к определению. В итоге определение предмета криминалистики выглядело следующим образом:
Криминалистика — наука о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений.
Мы полагаем, что предпринятое уточнение определения предмета криминалистики снимает те возражения, которые, с нашей точки зрения, заслуживают внимания, а именно:
1. В предмет криминалистики включаются закономерности механизма преступления, то есть закономерности подготовки к его осуществлению, выбора и формирования способа совершения и сокрытия преступления и осуществления преступного замысла. Следует признать, что в этом плане наше определение в прежней редакции страдало неполнотой, хотя вопрос с преступлении как об отражаемом объекте и его элементах мы исследовали неоднократно, в том числе и при анализе процесса возникновения доказательств.
2. Взамен условно понимаемого термина “доказательства”, употребление которого в прежнем определении применительно к их возникновению следует признать действительно некорректным, а наши оговорки — не достигающими цели, вводится термин “информация” как совокупность сведений о механизме преступления и его участниках, содержащихся в отражении комплекса элементов события.
3. Указание на специальный, то есть криминалистический, характер средств и методов судебного исследования и предотвращения преступлений отграничивает эти средства и методы от средств и методов, составляющих предмет процессуальной науки.
Уточненное определение предмета криминалистики с приведенными комментариями фигурировало в доработанном варианте первого тома нашего Курса, затем было повторено и в последующих наших работах[124]. После их издания авторы ряда исследований выступили либо с коррективами и уточнениями этого определения, либо формулировали определение предмета криминалистики иначе.
Е. И. Зуев пришел к выводу, что “криминалистика — специальная юридическая наука о закономерностях возникновения информации, способствующей предупреждению, раскрытию и расследованию преступлений, ее собирания и использования с помощью разрабатываемых на основе познания этих закономерностей технических средств, тактических приемов и методических рекомендаций”[125]. В этом варианте определения исчезло указание на источник упоминаемой информации и ее характер. Сама информация определяется весьма расплывчато. В то же время говорится о некоем “использовании” средств, приемов и рекомендаций — но использовании для чего? Определение ответа на этот вопрос не содержит, и это естественно при такой неряшливой его грамматической, не говоря о прочем, конструкции.
В. Е. Корноухов на первый план в определении предмета поставил изучение объектов познания, а на второй — цель и результат этого познания. Определение предмета криминалистики в его интерпретации выглядит следующим образом: “Криминалистика — это наука, изучающая преступную деятельность и деятельность следователя (родовой объект) с целью познания закономерностей процессов отражения и познания и разработки на этой основе методов практической деятельности; стратегии и методики по расследованию преступлений, тактических приемов и их комбинаций по производству отдельных следственных действий; технико-криминалистических средств и технических приемов по обнаружению и фиксации следов преступления и методик по исследованию вещественных доказательств”[126].
Это определение вызывает ряд серьезных замечаний. Объектом криминалистики служит не вообще преступная деятельность и не вообще деятельность следователя (кстати, не только следователя), а лишь функциональная сторона этих видов деятельности. Поэтому в нашем определении речь идет о механизме преступления и деятельности по доказыванию. И естественно, в соответствии со всем сказанным ранее, на первом плане фигурируют именно закономерности этих видов деятельности. Нет необходимости в определении приводить перечень (к тому же далеко не полный и неточный) тех направлений практической деятельности, для которых разрабатываются на основе познания этих закономерностей средства и методы криминалистики. Наконец, — и это весьма существенно — закономерности, составляющие предмет криминалистики, не исчерпываются лишь закономерностями отражения и познания, они производны от закономерностей осуществления деятельности. Для рассматриваемой области действительности это опять-таки закономерности механизма преступления и доказывания.