Установив режим открытого террора в России, Николай I, желал выступать как жандарм и в Европе. В 1830 году освободительное восстание в Польше и Беларуси сорвало его планы подавления европейских революций, но в 1849 году император смог вмешаться в германские события и спасти Австрию от полного краха. Российские войска под командованием Паскевича подавили восстание в Венгрии, а Николай I путем грубого давления не позволил Германии объединиться с Пруссией.
Подавляя сопротивление местного населения в Чечне и Дагестане, Николай I продолжал оказывать давление на Турцию и Иран. В конце концов, так называемый «восточный вопрос» и погубил императора, но в 1826 году, когда Россия вновь напала на Иран, до этого было еще далеко. Поводом для новой войны было восстание, вспыхнувшее в Азербайджане. Разбив иранцев, войска Паскевича сразу же начали другую войну, на этот раз против Турции.
В 1827 году Англия, Россия и Франция подписали Лондонскую конвенцию о совместной борьбе за предоставление Греции автономии, после чего объединенная эскадра трех держава атаковала стоянку турецко-египетского флота в Наварине. Военно-морские силы Османской империи были почти полностью уничтожены, а возмущенный нападением султан объявил России священную войну. Весной следующего 1828 года русская армия Витгенштейна атаковала турок на Дунае, а в Закавказье Паскевич начал наступление на Карс. Боевые действия в Румынии развивались очень успешно, и в 1829 году Витгенштейн был заменен Дибичем. Новый командующий взял крепость Силистрию, перешел через Балканские горы и занял Адрианополь. Дорога на Стамбул была открыта. Чтобы предотвратить захват столицы, султан пошел на мирные переговоры, в ходе которых уступил России устье Дуная и восточное побережье Черного моря до Батума включительно.
На протяжении всех 40-х годов XIX века Россия вела секретные переговоры с Великобританией о разделе Османской империи. Когда в начале 1850 года начался спор о контроле над христианскими святынями в Иерусалиме, принадлежавшем тогда туркам, Николай I использовал это как повод для новой войны.
Но уже в 40-е годы, когда властно заявляет о себе "разночинец", имевший совершенно иную социальную генетику и психологию, разногласия начинают приобретать форму конфронтационной вражды. Наступает время не просто мировоззренческих дискуссий, но и личной неприязни, идейные расхождения оборачиваются взаимной непримиримостью. По словам исследователя, "все стало прочитываться через призму "друг или враг", "быть или не быть", "кто виноват" и "кого казнить". Людям консенсуса, согласия, гармонии и солидарности почти не оставалось места в рамках такой культуры". В истории русской общественной мысли применительно к эпохе 30-40-х годов принято выделять два главных мировоззренческих направления: славянофильское и западническое. Точнее же все-таки говорить о трех течениях, имея в виду, что в это время обозначилась и государственная доктрина, обычно определяемая как "теория официальной народности".
Родоначальниками и наиболее известными деятелями славянофильства являлись представители старинных дворянских фамилий: А. С. Хомяков (1804-1860), братья И. В. (1806-1856) и П. В. (1808-1856) Киреевские, братья И. С. (1823-1886) и К. С. (1817-1860) Аксаковы, Ю. Ф. Самарин (1819-1876). Сосредоточением славянофильства стала Москва, где в гостиных барских особняков велись оживленные споры о России, о ее историческом пути, о ее месте в мире.
Людям, искренне любившим Россию, не принимавшим ни в какой форме насильственные политические действия, было отнюдь не безразлично, что ждет страну в будущем. Размышления по этому поводу сформировали исторические и политические представления славянофилов. Их они распространяли в книгах и статьях. Издавали славянофилы и свои периодические издания. Наиболее известными являлись газеты "Москвитянин", "Русь", "Молва", "День" и журнал "Русская беседа". Время "цветения славянофильства" наступило в 40-50-е годы. В предыдущей период лишь осмысливались некоторые исходные социально-исторические понятия, формировалось то, что позже будет названо "концептуальным кругом представлений".
Исходная же точка начала диспута о России обозначена вполне точно: 1836 год. Именно в октябре того года в журнале "Телескоп" появился пространный философский трактат, облеченный в форму послания к даме. Письмо-трактат не имело подписи, и было датировано 1829 годом. Однако ни для кого не являлось секретом, что сие сочинение принадлежит перу известного московского "любомудра" Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1856). Публикация стала громкой сенсацией своего времени.
"Окиньте взглядом все прожитые нами века, все занимаемое нами пространство, - писал автор, - вы не найдете ни одного привлекательного воспоминания, ни одного почтенного памятника, который властно говорил бы вам о прошлом, который воссоздавал бы его пред нами живо и картинно. Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя. Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок". "Философическое письмо" содержало столь резкие и уничижительные пассажи касательно России, ее истории, ее настоящего и будущего, которые никогда не появлялись в печати. Кары властей последовали незамедлительно: журнал был закрыт, цензор уволен, а автор был заключен под домашний арест и, над ним была учреждена врачебно-психиатрическая опека.
Древняя, допетровская Русь им представлялась государством мирным и патриархальным, не знавшим социально-политической борьбы. Именно тогда существовало единение царя и народа, "земли", "земщины" и "власти". Резко отрицательно относились славянофилы к Петру I и его политике "европеизации". Они были убеждены, что в начале XVIII века совершилось насилие над страной, которой были навязаны чуждые порядки, нормы и обычаи. Тогда императорская власть противопоставила себя "земщине", государство встало над народом, а дворянство и интеллигенция оторвались от национальной почвы, начали усваивать заграничные вкусы и традиции, пренебрегать русским языком. Все это, как считали славянофилы, противоречило исконному "народному духу". По их мнению, Петр I расколол страну на два чуждых друг друга мира. Один - эта основная масса населения, русское крестьянство - «основание всего общественного здания страны". Другой, антирусский мир, олицетворяли государственные чиновники ("бюрократия"), дворянская аристократия и интеллигенция.
Славянофилы призывали к сближению с народом, к изучению его быта и культуры. Ими самими немало было сделано в этой области. Они собирали памятники культуры и языка, а затем издавали книги и сборники документов. Славянофилам Россия обязана первым сборником русских народных песен П. В. Киреевского и уникальным словарем "Словом живого великорусского языка" В. И. Даля. Они высказывались за отмену крепостного права сверху, за развитие торговли, промышленности, банковского дела, за строительство сети железных дорог. Но при этом государство должно твердо стоять на страже национальных интересов, поддерживать и поощрять лишь отечественных купцов и промышленников.
В оценках славянофилов было много верного, их деятельность была важной для понимания и формирования национального самосознания русского народа. Многие их взгляды разделяли русские государственные люди, начиная с самого императора Николая I. Однако славянофилы не стали союзниками царского правительства, не превратились в опору власти. Слишком многое их разделяло.
Во-первых, они резко отрицательно относились к реально существовавшей государственной системе, видя в ней засилье "бюрократического элемента", проводящего политику, "чуждую народу". Во-вторых, их критика Петра I и его реформ не отвечала официальным представлениям. Никто из наследников царя-реформатора, занимавших престол и в XVIII, и в XIX веке, никогда не ставил под сомнение важность петровской политики, хотя не всеми царями она, безусловно, одобрялась. Оценка эпохи Петра I не только принципиально развела славянофилов и западников, она стала для самих славянофилов непреодолимым барьером в их социоисторических размышлениях. Они не только не могли оправдать "империю", но и не сумели объяснить логику ее существования. Они страстно мечтали вернуться назад, в эпоху "самодержавно-земского строя", который был якобы близок к осуществлению в Московской Руси. Для них это был путь "домой". Однако было бы упрощением, как это нередко делается, считать, что славянофилы своим любованием прошлым, своими призывами "вернуться встарь" выступали как реакционеры. Они были слишком образованными и достаточно трезвомыслящими, чтобы не понимать, что вернуться в минувший уклад невозможно. Их историософская мысль, как и вообще русская историософия, была обеспокоена поиском социального идеала, который они и разглядели в стародавних временах. Поэтому они и призывали не просто повернуть вспять, а стать на дорогу, ведущую к идеалу.
Одновременно со славянофилами формировалось и другое общественное течение, представителей которого называли западниками. Наиболее известными фигурами здесь являлись писатели В. П. Боткин (1811-1869) и И. С. Тургенев (1818-1883), историки, профессора Московского университета Т. Н. Грановский (1813-1855), Б. Н. Чичерин (1828-1904), К. Д. Кавелин (1818-1885). Западники выступали и против "теории официальной народности", и против славянофилов. Они считали, что Россия должна идти тем же путем, что и западноевропейские страны, что изменения неизбежны, необходимы и чем быстрее в России "будет как в Европе", тем лучше. Их особенно восхищали порядки в Англии и Франции, общественное устройство которых они считали примером для России. Западники беспощадно критиковали порядки в своей стране, возмущались крепостным строем, самоуправством чиновников, отсталостью экономического устройства. Они ратовали за бурное развитие капитализма, за установление буржуазных свобод.